В шесть тридцать по токийскому времени - Арбенов Эд. (первая книга TXT) 📗
— Это уже портрет, — развел досадливо руками Дерибас.
— Полковники были разные, — счел нужным рассеять опасения Дерибаса Западный. — На лбу не написано ни звание, ни происхождение.
— Тут ты ошибаешься, Семен! На лбу как раз все и написано, не словами, естественно. В революцию господ офицеров мы узнавали по физиономиям. Этакая надменность во взгляде, высокомерие, брезгливая складка у рта… Нет, я, кажется, и сейчас бы угадал по лицу да и по выправке царского полковника. И по голосу и по выговору. Слова они как-то иначе произносили, выпевали вроде. Школа, брат.
На губах Западного мелькнула ироническая улыбка.
— Не угадали бы! Выветрилось все, стерлось.
— Ну, выправка не стирается. Не позолота ведь. Внутри она, как пружина. Упругость, конечно, не та, верно, но дает себя знать все же… В общем, если полковник, так пусть будет полковником.
— Негде взять нам полковника, Терентий Дмитриевич, — вернул Дерибаса к реальности Западный. — Нет у нас тут царских офицеров такого калибра. А если б и был, так нам от его выправки и аристократического взгляда проку нет. Чекистская голова нужна. Чутье наше. И наша хватка. Не дать себя сбить с ног, а самому сбить противника…
— Ты что же, Семен, представляешь эту встречу как схватку? — посмотрел с настороженностью на своего заместителя Дерибас.
— Не иначе. Японцы нас проверяют. Мы подкинули им кучу ценнейшей информации, и они хотят установить ее достоверность. Прощупать этого Корреспондента и нас заодно.
Дерибас почесал свою скудноватенькую бородку. Западный заставил его взглянуть на предстоящую встречу с несколько иной стороны.
— Что ж, может, и проверка, но особого рода. Борис Владимирович, думаю, вне подозрений. Да и сам Корреспондент — тоже. Дело в информации.
Информации готовил Западный. Не один, конечно, с работником штаба Дальневосточной армии, и потому считал себя ответственным за то, что выдавалось японцам. Он старался придать ложным фактам видимость правдоподобия, чтобы липа, как он говорил, походила на полированный дуб, и в этой своей столярной работе весьма преуспел, достиг искусства краснодеревщика. Дезинформация проглатывалась японцами и, главное, хорошо переваривалась. Штаб Квантунской армии реагировал как надо на сообщения Большого Корреспондента: перебрасывались части, строились защитные полосы, перебазировались аэродромы. Самураи нервничали. Дезинформация приносила нужный эффект. И сейчас слова Дерибаса тронули Западного, вроде бы полномочный представитель усомнился в умении своего заместителя делать хорошо то, что ему поручено.
— Пересолили, выходит?
— Не досолили! Не почувствовали там, в Токио, соли. Они, знаешь, любят все острое. Приправу их к мясу пробовал? Нет? То-то… Я как-то по простоте глотнул соус — дух перехватило…
Смешинки, вспыхивавшие обычно в узковатых глазах Дерибаса, появились и сейчас. Они оживили лицо, усталое и, пожалуй, мрачноватое. Терентий Дмитриевич был озабочен, должно быть, сообщением о приезде офицера японского генерального штаба.
— За солью, значит, жалует? — констатировал Западный. — Взять бы этого офицерика и посолить ему куда следует…
— Ишь ты! Готовенького, идущего прямо в руки. Не говорю уже о том, что нечестно это — заманивать, а потом аркан на шею. Он просто не нужен нам.
— Офицер генерального штаба знает кое-что, — объяснил свою мысль Западный, хотя мысль была случайной и не требовала объяснения. Эмоции всего-навсего.
— Вряд ли он кое-что знает, — возразил Дерибас. — Во всяком случае, того, что нас интересует, у офицера нет. С багажом к нам не пожалуют. Не дураки. Да и возможность осечки учитывали. Предполагали, что в ГПУ окажется такой Семен Западный и захочет взять офицера генерального штаба голыми руками.
— Если не с багажом, так с чем же его тогда посылают? — продолжал кипятиться Западный. — Легкая прогулочка всего лишь. Не верю!
— И не надо верить… — Дерибас взял с подставки карандаш и стал выводить на листке бумаги какие-то линии. Неторопливо выводить, иногда останавливаясь и поглядывая, откинув назад голову, на результаты своих нехитрых усилий. — К нам он придет пустенький, а от нас уйдет с багажом.
— С солью, — подбросил точное словцо Западный.
— Вот-вот, именно с солью! — Дерибас повернулся к Западному и, прищурившись, лукаво добавил: — С солью, которой не хватало в твоих информациях… Пресный ты человек, Семен! И Поярков тоже пресный. Японские блюда у вас не получаются. А господа готовятся сытно пообедать…
— Поперек горла станет им этот обед! — зло бросил Западный.
— Кипятишься, Семен! Никак не приучу тебя держаться комнатной температуры.
— Терпения нет. Обнаглели. За неделю восемнадцать нарушений границы…
— Это уж у них характер такой: пока не ткнутся лбом в стену, не остановятся.
Карандаш по-прежнему двигался по бумаге, выводя то полукруги, то прямые линии, и был он неутомимым, этот карандаш, что-то у него там выходило. Дерибас все чаще и чаще откидывал седую голову и издали поглядывал на листок, вроде бы любовался. Глаза его светлели, улыбались.
— Ну, это уж дело Василия Константиновича, он мастер ставить каменные стены и разбивать о них лбы незваных гостей, — чиркая карандашом, продолжал между тем Дерибас. — От нас требуется соль, как ты сказал, только соль. Насыплем ее офицеру полную меру, не перебарщивая, однако, чтобы слишком не повредить здоровью. Главное, не испортить аппетит.
— Неплохо бы испортить, — сквозь зубы процедил Западный. — Может, избавились бы от дурной привычки обедать за чужой счет.
— Чего-чего а портить им аппетит не следует, — посуровел Дерибас. — Выбрось это из головы, Семен! Пусть хорошо пообедают. С удовольствием пообедают. А уж потом соль свое дело сделает…
— Так вы все-таки считаете, Терентий Дмитриевич, что офицер едет за солененьким?
— Уверен. Японцы, судя по последним событиям в Маньчжурии, да и на самих островах, готовятся к большой акции. «Молодых офицеров» они повесили, но не за то, что они торопились развязать новую войну на континенте, а за то, что преждевременно раскрыли планы японского командования, которое эту войну готовит. Плацдарм обеспечен. Железные и шоссейные дороги подведены к нашим границам и границам Монгольской Народной Республики. Аэродромы понатыканы на всей территории Северной Маньчжурии, взлетные полосы приспособлены для тяжелых бомбардировщиков дальнего радиуса действия. Ты говоришь, каждый день нарушение границы, терпения нет А они, между прочим, наше терпение испытывают. Тут уж не традиция, не характер, хотя и он сказывается, тут ожидание вспышки. Вдруг не стерпим, вдруг сорвемся? При таком накале искорки достаточно, чтобы загорелось пламя. Оно им сейчас вот как нужно, это пламя. Поддаться на провокацию, значит, открыть дорогу войне. Мы на это не пойдем. Ты же знаешь приказ, Семен, — гасить любую искру! Спокойствие и выдержка! Японцы расценивают нашу невозмутимость как проявление слабости. Правда, уверенности у них нет. Сомневаются. В генеральном штабе небось раздаются трезвые голоса, предостерегающие ретивых вояк. Вот и решили уточнить обстановку на левом берегу. То, что им передал Борис Владимирович, позволило увидеть детали. Собирать по деталям целое трудно, главное, канительно. Жди, когда поступит очередная информация, причем неизвестно, какой она будет, поможет ли заполнить пробелы в общей картине. Генштабу же необходима полная картина, и необходима немедленно. Способ один — взять инициативу в свои руки. Диктовать условия Большому Корреспонденту непосредственно из Токио, направлять его деятельность в нужном генштабу русле. Сунгариец для этого не годится. Он всего лишь посредник и, следовательно, не авторитетен для Корреспондента. К тому же содержание беседы, видимо, таково, что осуществить ее решения могут только работники штабов, которым известна военная обстановка. Посвящать третьего в тайну нелепо и рискованно. Третий исключается…
Западный с беспокойством глянул на сидевшего у окна Пояркова:
— Сунгариец, следовательно, им не нужен больше?
