Жребий викинга - Сушинский Богдан Иванович (версия книг .txt) 📗
— Все вокруг только и говорят, что о гибели моей империи, — вальяжно развел руками василевс. — Кто и когда сумел убедить их в этом?
— Вот мы и попытаемся разочаровать их, — молвил Гаральд.
А тем временем Мария вновь приподняла голову, давая возможность норманну внимательнее рассмотреть ее лицо — смугловатое, с разлетом черных бровей и выразительными, четко очерченными губами. Конечно же, по красоте своей Мария вряд ли могла сравниться со златокудрой Елизаветой. Но русская дева пока еще совсем юная и находится далеко отсюда. А главное, она слишком холодна, чтобы можно было рассчитывать, что когда-нибудь глаза и душа ее станут добрее к нему. Вряд ли он когда-либо окончательно забудет о существовании княжны, но Мария — вот она. Повелительница, конечно, предупреждала о подозрительности монарха, но не могла же «венценосная» племянница его оказаться на этой встрече с императором без ее согласия. Тогда кто же из них испытывает его на прочность: Зоя, император или, может быть, оба сразу, каждый по-своему, исходя из своих интересов?
— Поэтому, — продолжил император, — нам следует увеличить число норманнских наемников еще на тысячу, сформировать два легиона наемников из других стран и народов и все это воинство подчинить вам, конунг Гаральд. Вам же будет подчинена и значительная часть императорского флота. Причем вы должны быть готовы к тому, что придется совершать походы не только в Сирию и Месопотамию, но и в Болгарию, настроенную выйти из-под протекции Константинополя, а также на Сицилию и на юг Италии, которые давно захвачены войсками сарацинского эмира Абдаллаха, [92] уже сейчас присвоившего себе титул амирафля [93], ну и, конечно же, в Египет.
— То есть вы намерены сформировать отдельную наемную армию, которая регулярно совершала бы походы в те края, в которых ущемляются интересы империи? Мне приходилось встречаться со знатными наемниками из Италии. Так вот, они мечтают о том, чтобы византийцы освободили земли Римской империи от сарацинов и прочих варваров, и даже согласны на то, чтобы центром возрожденной империи стал Константинополь, только бы он сумел вновь освятить золотое пламя их стяга.
— Это правда, — подтвердила повелительница. — Римляне все чаще вспоминают сейчас о своей орифламе, [94] возрождение славы которой связывают с мощью Византии. Вернее, связывали до недавнего времени.
Императрица сидела между императором и принцем, в то время как «венценосная» Мария была усажена ею по левую руку от василевса, но как бы чуть в сторонке, чтобы девушка постоянно могла видеть Гаральда, ни к каким уловкам при этом не прибегая.
— Так, может быть, нужно сразу же направлять свои легионы в Сицилию и на юг Апеннинского полуострова? — как бы про себя проговорил император.
— А там, пополнив ряды местными добровольцами, двинуть легионы и местное ополчение на Рим? — озорно улыбнулась Зоя. — Чтобы войти в него триумфатором?
— По твоей милости я превращусь в завоевателя, а то и в разрушителя Рима.
— В триумфатора. Во всяком случае, мне хочется, чтобы ты вошел в историю этого мира в роли победителя Рима.
— Вечно ты провоцируешь меня на какие-то разрушения.
— Ты забыл, из какого я рода, Михаил. Так вот, напомню тебе: я — из рода Македонских.
— Тогда позволь напомнить, что ни по крови, ни по славе к роду Александра Македонского твой род никакого отношения не имеет.
— Кто в этом станет разбираться?
— Не забывайте, что при вашем споре присутствует принц норвежский, — с мягкой чувственной улыбкой напомнила им обоим Мария. — Вы ведь пригласили его не для того, чтобы выяснять свои родословные.
Гаральд впервые услышал голос Марии, который поразил его своей непривычной для огрубевшего уха викинга бархатностью. Впрочем, удивило его в эти минуты не столько звучание голоса, сколько то, с какой покровительственностью в тоне она осмелилась вмешаться в семейную стычку императорской четы. Другое дело, что повелительница повела себя так, словно племянница мужа даже рта не открывала.
— Династия Македонских, мой василевс; династия Македонских, — повторила по складам, — и этим все сказано! И потом, разве речь идет обо мне?
— Понимаю, о династии Македонских, — с какой-то горькой иронией в голосе произнес Михаил.
— О славе императора и величии империи — вот о чем нам следует теперь думать. Даже если тебе и не удастся войти в Вечный город, сам тот факт, что осмелился выступить против него, уже обессмертит твое имя.
— Пока что предпочитаю увековечивать его деяниями во имя Византийской империи.
— А что вы скажете по этому поводу, великий полководец норманнов? — обратилась повелительница к Гаральду.
— Я готов идти в поход туда, куда мне укажет император. Если он решит, что моим воинам следует штурмовать Рим, я поведу их на Рим.
— Вот он, — провозгласила повелительница, — ответ истинного полководца, первого стратега империи!
— Первого стратега? — сурово взглянул на нее император.
— Да, первого стратега, — тряхнула седеющими кудрями императрица.
— А как быть с Зенонием?
— Вручи ему венок из увядшего лавра и отправь на покой. Думаю, он и сам понимает, что слишком зажирел на военной службе и самое время уступить свой пост кому-то из молодых и удачливых. Конунг Гаральд Суровый хоть сейчас готов принять от своего императора жезл первого стратега. Может, тогда мы наконец-то ощутим, что в стране есть армия, есть полководец, есть человек, способный защитить и трон, и земли наши.
— Вы оказались неплохим начальником прибрежной стражи, — едва слышно проговорил Михаил, когда супруга укротила свое красноречие. — Возможно, со временем вы действительно станете одним из лучших полководцев империи. Но к беседе о жезле стратега мы вернемся как-нибудь попозже, не раньше того времени, когда вы завершите поход на Сицилию.
— Скорее всего, я буду озабочен тем, как вернуть норвежским викингам их трон и захваченные датчанами земли.
Гаральд чувствовал себя неловко от того, что вопросы, касающиеся его положения в империи, эти двое решили обсуждать в его присутствии. Но в то же время он отдавал должное Зое, она вела себя, как подобает правительнице великой державы, действуя жестко и решительно. Хотя и знала, что стратега Зенония и ближайших его соратников император всегда воспринимал как опору своего трона. Вот и сейчас, вместо ответа, василевс лишь странновато улыбнулся и, еще несколько минут проведя в каком-то загадочно-отрешенном состоянии, поднялся.
— Оставайтесь с гостем, — повелел женщинам. — Поразите его «Храмом родников» и своей обходительностью.
— Мы найдем, чем поразить его воображение, — двусмысленно заверила его правительница.
20
Когда император выходил из-за стола, Зоя несколько мгновений поколебалась, не зная, как вести себя, но затем кивнула Марии в сторону норманна: дескать, бери под свою опеку.
— У нас мало времени, — взволнованно зачастила Мария. — Как вы считаете, повелительница специально оставила нас вдвоем, чтобы мы могли поговорить?
— Наверное, она обязана проводить своего царственного супруга. Этого требует этикет.
— Она умышленно оставила нас вдвоем, — решительно молвила Мария. — И нечего в этом сомневаться. Однако говорить должны вы, а я — молчать и скромничать.
Мария была невысокого роста, едва достигала груди норманна, а когда он приблизился, вообще стала казаться девчушкой. С Елизаветой все было наоборот: она была не по возрасту рослой, а когда начинала говорить, Гаральд попросту забывал, что перед ним не одна из тех взрослых, порой явно перезревших женщин, которые в последнее время окружали его, а совсем еще девчушка, ребенок.
— Что вы хотите услышать от меня, «венценосная» Мария?
— Не здесь, в этой комнате нас подслушивают, — причем это «нас подслушивают» она произнесла слишком громко, почти вызывающе. — Перейдем в «Храм родников», идите за мной.
92
Известно, что Сицилия находилась под властью арабов (сарацинов) с 827 по 1061 год, а затем оказалась в руках норманнов. Однако до окончательного изгнания арабов Византия несколько раз, причем с переменным успехом, предпринимала походы на Сицилию. Как явствует из старинных хроник и норманнских саг, в двух походах принимал участие норвежский принц Гаральд Суровый.
93
Амирафль — почетный титул, который использовался в те времена арабами Северной Африки. Из одного из древнеарабских наречий переводится как «победитель» или «непобедимый».
94
Подданные Римской империи именовали свое алое знамя «орифламой», то есть «золотым пламенем». По одной из версий, оно было получено императором Карлом Великим из рук папы римского Льва III и почиталось как священное.