Женская война - Дюма Александр (полные книги txt) 📗

Когда виконтесса проходила по зале, где очень шумели, она встретила маркизу де Турвиль, которая вела герцога де Ларошфуко и жарко с ним спорила.

– Ах, маркиза, – сказала она, – позвольте спросить одно слово: чем решили дело?

– Мой план принят! – отвечала маркиза с торжеством.

– А в чем он состоит? Я ведь не знаю его.

– В мщении, милая моя, в мщении!

– Извините, маркиза, но я не столько знаю военную науку, сколько вы. Что понимаете вы под мщением в военном смысле?

– Это очень просто.

– Однако же, что такое?

– Они повесили офицера из армии принцев, не так ли?

– Что же?

– Так отыщем в Бордо офицера из королевской армии и повесим его.

– Боже мой! – вскричала испуганная Клара. – Что такое говорите вы, маркиза?

– Герцог, – продолжала старая маркиза, не замечая трепета Клары, – кажется, уже арестовали того офицера, который был комендантом в Сен-Жорже?

– Да, – отвечал герцог.

– Барон де Каноль арестован? – вскричала Клара.

– Да, виконтесса, – хладнокровно отвечал герцог, – Каноль арестован или скоро будет арестован. Приказание отдано при мне, и я видел, как отправились люди, которым поручено арестовать его.

– Стало быть, знали, где он находился? – спросила Клара с последнею надеждою.

– Он был на даче хозяина нашего, президента Лалана, где играл в кольца.

Клара вскрикнула, маркиза де Турвиль в удивлении обернулась, герцог взглянул на виконтессу с едва приметною улыбкою.

– Барон де Каноль арестован! – повторила Клара. – Но что же он сделал? Какая связь между ним и страшным происшествием, которое огорчило всех нас?

– Какая связь? Разве он не такой же комендант, как Ришон?

Клара хотела возражать, но сердце ее так сжалось, что слова замерли на ее губах. Однако же, схватив герцога за руку и с трепетом взглянув на него, она могла прошептать кое-как:

– Все это только говорится... Хотят показать, будто будут мстить. Кажется, ничего нельзя сделать человеку, сдавшемуся на честное слово.

– Ришон тоже сдался на честное слово.

– Герцог, умоляю вас.

– Избавьте меня от просьб, виконтесса, они бесполезны. Я ничего не могу изменить в этом деле, один совет может решить...

Клара выпустила руку герцога де Ларошфуко и побежала прямо в кабинет принцессы. Лене, бледный и встревоженный, скорыми шагами прохаживался по комнате, принцесса Конде разговаривала с герцогом Бульонским.

Виконтесса де Канб подошла к принцессе, легкая и бледная как тень.

– Ваше высочество, – сказала она, – умоляю, прошу вас. Позвольте переговорить с вами.

– Ах, это ты, моя милая. Теперь мне некогда, – отвечала принцесса, – но после совета я вся к твоим услугам.

– Ваше высочество, мне непременно нужно переговорить с вами прежде совета.

Принцесса выслушала бы ее, если бы противоположная дверь не растворилась и не вошел герцог де Ларошфуко.

Он сказал:

– Совет собрался и нетерпеливо ждет ваше высочество.

– Ты видишь сама, – сказала принцесса Кларе, – мне невозможно выслушать тебя в эту минуту. Но пойдем в совет, и, когда он кончится, мы выйдем вместе и переговорим.

Нельзя было настаивать. Ослепленная страшною быстротою, с которою события пошли вперед, бедная виконтесса лишилась способности мыслить. Она старалась читать во всех глазах, объясняла каждый жест, но ничего не видала. Ум ее не показывал ей, в чем дело, ее энергия не могла вырвать ее из этого страшного сна.

Принцесса пошла к зале. Клара бессознательно пошла за нею, не замечая, что Лене взял ее холодную руку, которую виконтесса опустила, как мертвая.

Вошли в залу совета.

Было часов восемь вечера.

Зала казалась чрезвычайно мрачною, потому что была темна, и окна прикрыты занавесками. Между двумя дверьми, против двух окон, в которые пробивались последние лучи заходившего солнца, поставили возвышение, а на нем приготовили два кресла, одно для принцессы Конде, другое для герцога Энгиенского. От каждого кресла шел ряд табуретов, предназначенных для дам, составлявших собственный совет ее высочества. Прочие судьи должны были сидеть на скамьях. Герцог Бульонский стоял, опершись на кресло принцессы, герцог де Ларошфуко стоял, опершись на кресло герцога Энгиенского.

Лене сел против докладчика, возле него стояла Клара, смущенная и в отчаянии.

Двери растворились, вошли шесть офицеров, шесть городских чиновников и шесть присяжных.

Они поместились на скамьях.

Две жирандоли с шестью свечами освещали огромную залу. Они стояли на столе перед принцессою и освещали главную группу, остальные члены суда сидели в темноте.

За стенами дома кричала буйная толпа. Докладчик начал перекличку. Каждый вставал по очереди и отвечал, что присутствует.

Потом он докладывал дело и рассказал о взятии Вера, о нарушении честного слова, данного маршалом де ла Мельере, о позорной смерти Ришона.

В эту минуту офицер, нарочно поставленный у окна, раскрыл его, и тотчас послышались голоса...

Они кричали:

– Мщение! Мщение за храброго Ришона! Смерть приверженцам Мазарини!

Так звали в то время роялистов.

– Слышите, – сказал герцог де Ларошфуко, – слышите, чего требует великий голос народа! Часа через два или народ презрит нашу власть и сам свершит правосудие, или мщение наше придет слишком поздно. Так надобно судить скорее, господа!

Принцесса встала.

– А зачем судить? Зачем произносить приговор? – сказала она. – Вы сейчас слышали приговор, его произнесли жители Бордо.

– Совершенная правда, – прибавила маркиза де Турвиль. – Положение наше очень просто: надобно произвести наказание тем же, и только! Такие дела должны совершаться по вдохновению и палачами.

Лене не мог слушать далее. Он вскочил с места и стал посреди кружка.

– Ни слова более, маркиза, умоляю вас! – вскричал он. – Страшно подумать, если мнение ваше будет принято! Вы забываете, что даже королевская партия, наказывая по-своему, то есть гнусным образом, сохранила по крайней мере уважение к юридическим формам и наложила казнь – справедливую или нет, это другое дело – по приговору судей. Неужели вы думаете, что мы имеем право делать то, на что не решилась даже королева?

– О, – возразила маркиза, – мне стоит только высказать какое-нибудь мнение, господин Лене тотчас говорит противное. По несчастью, в настоящем случае мнение мое совершенно согласно с мнением ее высочества.

– Да, по несчастью... – сказал Лене.

– Лене! – вскричала принцесса.

– Ах, ваше высочество, не пренебрегайте, по крайней мере, формами. Вы всегда успеете казнить его.

– Господин Лене совершенно прав, – сказал герцог де Ларошфуко с притворством. – Смерть человека – дело нешуточное, особенно при подобных обстоятельствах, и мы не можем возложить ответственность за нее на одну голову, даже на голову принцессы.

Потом, наклонившись к уху принцессы, так что одни приближенные могли слышать его, прибавил:

– Ваше высочество, отберите мнение от всех, но для произнесения приговора оставьте только тех, в ком вы уверены. Таким образом, мщение не уйдет от нас.

– Позвольте, позвольте, – сказал герцог Бульонский, опираясь на палку и поднимая ногу, измученную подагрою. – Вы говорите, что надобно избавить принцессу от ответственности. Я не отказываюсь от нее, но хочу, чтобы другие разделяли ее со мною. Я очень желаю продолжения войны, но с условием, что буду находиться между принцессой и народом. Черт возьми! Я вовсе не хочу быть один. Я лишился моих Седанских владений за шутку такого рода. Тогда у меня были и город и голова. Кардинал Ришелье отнял у меня город, теперь у меня остается только голова, и я не хочу, чтобы кардинал Мазарини отнял и ее. Поэтому я требую, чтобы асессорами в суде были почетнейшие граждане Бордо.

– Смешивать подписки таких людей с нашими! – прошептала принцесса. – Как можно!

– Так надобно, – отвечал герцог, которого заговор Сен-Марса заставил быть осторожным на всю жизнь.

– Вы согласны, господа?