Женская война - Дюма Александр (полные книги txt) 📗

– Да, – отвечал герцог де Ларошфуко.

– А вы, Лене?

– Ваше высочество, – отвечал Лене, – я, по счастью, не принц, не герцог, не офицер и не присяжный. Стало быть, я имею право молчать и молчу.

Тут принцесса встала и пригласила собрание отвечать энергичным поступком на королевский вызов. Едва кончила она речь, как окно опять растворили, и в залу во второй раз ворвался гул тысячи голосов народа. На улице кричали:

– Да здравствует принцесса!

– Мщение за Ришона!

– Смерть эпернонистам!

– Смерть приверженцам Мазарини!

Виконтесса схватила Лене за руку.

– Лене, – сказала она, – я умираю!

– Виконтесса де Канб, – сказал он громко, – просит у вашего высочества позволения удалиться.

– Нет, нет! – вскричала Клара. – Я хочу...

– Ваше место не здесь, – отвечал ей Лене вполголоса. – Вы ничего не можете сделать для него. Я сообщу вам все, и всеми силами постарайтесь спасти его.

– Виконтесса де Канб может уйти, – сказала принцесса. – Те из дам, которые не желают присутствовать на этом заседании, тоже могут оставить нас. Мы хотим видеть здесь только мужчин.

Ни одна из дам не поднялась: прекрасная половина человеческого рода, сотворенная для того, чтобы пленять, всегда стремилась исполнять обязанности той половины, которая создана повелевать. Дамы находили случай быть на несколько минут мужчинами. Виконтесса де Канб вышла, ее поддерживал Лене. На лестнице она встретила Помпея, которого послала узнать новости.

– Что же? – спросила она.

– Он арестован.

– Лене, – сказала Клара, – я надеюсь только на Бога, а полагаюсь на вас.

В отчаянии она воротилась в свою комнату.

– Какие вопросы предлагать тому, кого представят нам? – спросила принцесса, когда Лене возвратился на свое место и сел возле докладчика.

– Дело очень просто, – отвечал герцог де Ларошфуко. – У нас около трехсот пленных, в том числе десять или двенадцать офицеров. Спросим только их имена и какие должности занимали они в королевской армии. Первый, который назовет себя комендантом крепости, – звание, соответствующее месту бедного моего Ришона, – тот и виноват...

– Бесполезно терять время на расспросы двенадцати офицеров, – возразила принцесса. – У докладчика есть подробный реестр, найдите в нем арестантов, равных погибшему Ришону по чину.

– Таких только два, – отвечал докладчик, – один комендант Сен-Жоржа, другой – комендант Брона.

– Так у нас таких два, – сказала принцесса. – Видите, сама судьба покровительствует нам. Задержали ли их, Лабюссьер?

– Как же, ваше высочество! – отвечал капитан телохранителей. – Оба сидят в крепости и ждут приказания явиться на суд!

– Позвать их! – сказала принцесса.

– Которого представить? – спросил Лабюссьер.

– Обоих, – отвечала принцесса, – только начнем с важнейшего, с коменданта Сен-Жоржа.

XX

Страшное молчание, нарушенное только шагами выходившего капитана телохранителей, последовало за этим приказанием, которое должно было повести возмущение принцев по новому пути, более опасному. Одно это приказание ставило принцессу и ее советников, ее армию и город Бордо вне закона, заставляло всех жителей отвечать за интересы и за страсти нескольких людей.

В зале все молчали и едва дышали, глаза всех были обращены на дверь, в которую войдет арестант. Принцесса, желая как можно лучше разыгрывать роль президента, перелистывала реестры, герцог де Ларошфуко погрузился в раздумье, а герцог Бульонский разговаривал с маркизою де Турвиль о своей подагре, которою он очень страдал.

Лене подошел к принцессе и пытался в последний раз остановить ее. Не потому, чтобы он надеялся на успех, но потому, что принадлежал к числу честных людей, которые считают первейшею обязанностью исполнение долга.

– Подумайте, ваше высочество, – сказал он, – на один ход вы ставите будущность вашего семейства.

– В этом нет ничего особенного, – отвечала она, – ведь я уверена, что выиграю.

– Герцог, – сказал Лене, оборачиваясь к Ларошфуко, – вы, человек, столь высоко стоящий над обыкновенными умами и человеческими страстями, вы, верно, посоветуете нам придерживаться умеренности?

– Милостивый государь, – отвечал лицемерный герцог, – я именно об этом теперь совещаюсь с моим разумом.

– Посоветуйтесь об этом с вашей совестью, – сказал Лене, – это будет гораздо лучше.

В эту минуту послышался глухой шум. Это запирали ворота. Шум этот раздался в сердце каждого: он предвещал появление одного из арестантов. Скоро на лестнице раздались шаги, алебарды застучали по камням, дверь отворилась... и вошел Каноль.

Никогда не казался он таким красивым и таким ловким. На лице его, совершенно ясном, отражались еще радость и беспечность. Он шел вперед легко и без принуждения, как шел бы в гостиной генерал-адвоката Лави или президента Лалана, и почтительно поклонился принцессе с герцогом.

Даже сама принцесса изумилась, заметив его спокойствие, она несколько минут смотрела на молодого человека. Наконец сказала:

– Подойдите!

Каноль повиновался и поклонился во второй раз.

– Кто вы?

– Барон Луи де Каноль, ваше высочество.

– Какой чин имели вы в королевской армии?

– Я служил подполковником.

– Вы были комендантом в Сен-Жорже?

– Да, ваше высочество.

– Вы говорите правду?

– Да.

– Записали вы вопросы и ответы, господин докладчик?

Докладчик вместо ответа поклонился.

– Так подпишите, – сказала принцесса Канолю.

Каноль взял перо, вовсе не понимая, зачем его заставляют подписывать, но повиновался из уважения к особе, которая говорит с ним.

Он, подписывая, улыбнулся.

– Хорошо, милостивый государь, – сказала принцесса, – теперь вы можете уйти.

Каноль опять поклонился своим благородным судьям и ушел, по-прежнему непринужденно и ловко, не показав ни любопытства, ни удивления.

Едва вышел он за дверь и дверь затворилась за ним, принцесса встала.

– Что теперь? – спросила она.

– Теперь надобно отбирать голоса, – сказал герцог де Ларошфуко очень спокойно.

– Отбирать голоса! – повторил герцог Бульонский.

Потом повернулся к присяжным и прибавил:

– Не угодно ли вам, господа, сказать ваше мнение?

– После вашей светлости, – отвечал один из жителей Бордо.

– Нет! Нет! – закричал громкий голос.

В голосе этом было столько твердости, что все присутствовавшие изумились.

– Что это значит? – спросила принцесса, стараясь узнать лицо того, кто вздумал говорить.

Неизвестный встал, чтобы все могли видеть его, и громко продолжал:

– Это значит, что я, Андрей Лави, королевский адвокат, советник парламента, требую именем короля, и особенно именем человечества, безопасности пленникам, находившимся у нас в Бордо на честном слове. Поэтому, принимая в соображение...

– Ого, господин адвокат, – перебила принцесса, нахмурив брови, – нельзя ли при мне обойтись без приказных выражений, потому что я их не понимаю. Мы производим дело уголовное, а не мелочный и щепетильный процесс. Все члены судилища поймут эту разницу, надеюсь.

– Да, да, – закричали хором присяжные и офицеры, – надобно отбирать голоса.

– Я сказал и повторяю, – продолжал Лави, нимало не смущаясь от выговора принцессы, – что требую безопасности для пленных, сдавшихся на честное слово. Это не приказные выражения, а основания народного права.

– А я прибавлю, – сказал Лене, – что бедного Ришона выслушали прежде, чем казнили, а потому справедливо было бы и нам выслушать обвиненных.

– А я, – сказал д’Эспанье, предводитель жителей Бордо во время атаки Сен-Жоржа, – я объявляю, что, если вы помилуете обвиненных, город взбунтуется.

Громкий ропот на улице подтверждал слова его.

– Поспешим, – сказала принцесса. – К чему присуждаем мы обвиненного?

– Скажите, обвиненных, – закричало несколько голосов, – ведь их двое!

– Разве одного вам мало? – спросил Лене, с презрением улыбаясь такому кровожадному требованию.