Базалетский бой - Антоновская Анна Арнольдовна (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
Сегодня Цагала особенно придирчиво проверял меткость своих пятидесяти дружинников: ведь сам Моурави – шутка ли! – сам Моурави будет оценивать.
Внезапно возмущенный крик Цагала, сдобренный безжалостными насмешками девушек, огласил воздух: рослый, приятный парень, не опуская лука, уныло смотрел, как выпущенная самим Цагала дикая утка, даже не раненая, улетала прочь.
Мсахури рассвирепел:
– Ты что, ишачья твоя рука, откуда пришел? С Дигомского поля или из своего буйволятника?
– Батоно, мой ангел неспокойно сегодня на плече сидит, крылом руку толкнул.
– Теперь на ангела сваливаешь! Ангел на левом плече сидит! Это твою собачью руку черт толкнул хвостом!
– Не может, батоно, черт близко подойти, раз анг…
– Э-э, парень, – засмеялся худощавый старик, – наверно, забыл: ангелу тоже кушать надо – хоть и святой, как раз в полдень на небо улетает.
– Тогда моя ишачья и собачья рука ни при чем! – вскрикнул под общий смех парень. – Черт сильнее меня!
– Ни при чем? – разъярился Цагала. – По-твоему, Великий Моурави на поле битвы чертей собирается разгонять, чтобы не мешали тебе стрелы в недруга пускать?
Общий хохот так устыдил дружинника, что он искусал себе усы. Вперед выскочила гибкая девушка, гневно отбросив назад тяжелые косы. Глаза ее полыхали возмущением, ибо только вчера она необдуманно пообещала этому «увальню» выйти за него замуж.
– Батоно Цагала, разреши мне пронзить цель! – Не дожидаясь ответа, она выхватила у парня лук и наложила стрелу.
– Берегись! Не попадешь – велю твоей матери полкосы тебе отрезать!
Девушки испуганно зашумели:
– Оставь, Кетеван, почему рискуешь?
Но Кетеван, упрямо сжав пунцовые губы, твердо натягивала тетиву.
– Мой ангел уже победил, – насмехалась она, – а черт меня боится больше креста. Ночью поцеловать хотел, а я его таким подзатыльником угостила, что рога сшибла, он до утра их на земле искал, пока в собственном хвосте не запутался!
– Э-э, Кетеван, – подал голос худенький старик, – может, твой черт без хвоста ходит? Иначе почему без рогов остался? Может, это козел, тоже бородку имеет?
Под смех и двусмысленные намеки о неудачном ухаживании некоего стрелка Цагала взял из клетки птицу и, по принятому сигналу, подкинул ее. Птица, блеснув на солнце сине-сизыми перьями, взвилась вверх. Кетеван мгновенно метнула вслед ей стрелу. Птица перевернулась, на миг как бы застыла в воздухе и плашмя упала на землю.
На площади кричали, рукоплескали, особенно девушки, кинувшиеся целовать Кетеван.
Цагала, сдвинув на затылок круглую шапчонку, поправил у пояса кинжал.
– Спасибо, дорогая, не осрамила нас! – захлебывалась бойкая Тамара. – Батоно Цагала, непременно Моурави ее ловкость покажи!
– Придется! – хохотал подошедший Мамука, начальник другой полсотни. – Придется, раз дружинники целятся в птицу, а попадают себе… скажем, в спину.
Цагала порывисто обернулся и окинул Мамука насмешливым взглядом:
– А у тебя все попадают в спину или, может, кто-нибудь целился в тебя, а попал в свинью?
Раскатистый смех повис над площадью. Но Мамука хладнокровно ответил:
– В свинью не знаю, а только пятьдесят цесарок сейчас отнесли женщинам, чтобы на шампурах зажарили. Как следует угостим Моурави ловкостью моих дружинников. Пусть Моурави видит: Дигоми не всем глаза на затылок вывернуло.
– На затылок? – вдруг взревел задетый неудачник и, выхватив у Мамука лук, устремил стрелу в пролетающего воробья. Миг – и воробей кубарем пошел вниз и замер у ног победителя. Он снова метнул стрелу – и второй воробей свалился на землю.
Радостный крик сорока девяти дружинников, товарищей ухажера, огласил площадь. Подруги Кетеван неистово рукоплескали. Но Цагала не мог успокоиться и выкрикнул:
– Дорогой Мамука, напрасно твои пятьдесят дружинников в цесарок стрелы пускали, лучше бы в медведей – виднее!
– И тоже на шампурах хорошо жарятся! – хохотал пожилой кузнец.
Но и у Мамука немало было сторонников, ибо его пятьдесят дружинников тоже родились в Ламази.
И пошло такое веселье, что другие полусотники, бросив упражнения, прибежали посмотреть, не приехали ли Мухран-батони раньше, чем обещали.
Угадав, что пора натянуть вожжи, сухощавый старик посоветовал закончить веселый разговор и пойти всем к нему распить тунги вина, а потом как следует отдохнуть, ибо завтра перед гостями от большой радости дружинники сумеют стрелять только в мух.
Под общий смех и шутки все отправились к сухощавому старику. И всю дорогу Цагала и Мамука похлопывали друг друга по плечу, и каждый великодушно заверял, что желает победу неустрашимому другу.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Ласковое теплое утро поднялось над отдохнувшей землей, золотя камни, разбросанные вокруг родника. Чирикнула красноголовая птичка, подскочив к прозрачной воде. Легкий ветерок донес с гор запах сочных трав и свежесть с вершин, заваленных снегом.
Замок пробудился мгновенно, словно облачко, похожее на серебряную трубу, проиграло сигнал. Засуетились прислужники, зазвенели подносы. Конюхи распахнули конюшни, кони насторожились и вдруг весело заржали, нетерпеливо пофыркивая, словно поняли, что предстоит прогулка, и готовы были сами подтащить к месту седловки дорогие праздничные седла. И сразу, вырываясь из душных псарен, беспокойно, тревожно залаяли собаки. Оглашая двор задорными возгласами, молодые князья первыми вскочили на бьющих бабками коней. Прыгая и на все лады визжа и всхлипывая, выражая восторг и просьбу взять их с собою, собаки всех мастей и пород плотно обступили дружески взирающих на них коней.
В Ламази выехали всей фамилией, даже пожилая княгиня, жена Вахтанга, даже младшая дочь Мирвана.
Изменяя себе, Дато любовался не красавицами княжнами, а двенадцатью внуками старой княгини; младшему едва исполнилось десять лет, но сидел он в седле, как опытный джигит. Все они окружили обожаемого Кайхосро, словно составляя его свиту. Впереди скакали старшие, чуть отступя – молодежь, за которой, восторженно взвизгивая, мчались любимцы псы: мохнатые, гладкие, приземистые, высокие, черные, серые, белые, коричневые, пятнистые, блистая на солнце вылощенной, приглаженной и расчесанной шерстью.
Долго по долинам и ущельям разносились раскатистый смех, пылкие выкрики, удалые песни.
И снова подумал Саакадзе: «В этом веселье полное презрение к врагам».
Сворачивая то вправо, то влево, кавалькада въезжала в цветущие деревни, наполненные пряным ароматом инжира. Из хижин выходили женщины с подносами, нагруженными прохладным виноградом, горячими хачапури и матовыми охлажденными кувшинами с терпким домашним вином. И здесь никто не устрашался врагов: все мужья и сыновья состояли в дружинах, охраняющих владения Самухрано. Только самые юные остались для охраны деревень, только самые старые пасли на сочных пастбищах многотысячные отары овец, рогатый скот и табуны жеребят. И еще долго вслед отъезжающим слышались сердечные пожелания.
Кайхосро, вспомнив, что еще вчера обещал подробно рассказать об «обмене любезностями с царем Теймуразом», поравнялся с Саакадзе. То улыбался, то хмурился Георгий, слушая о домогательствах Метехи.
Потерпев неудачу с Моурави, Чолокашвили, по повелению царя, отправил гонцом в Мухрани молодого князя Андроникашвили с тремя телохранителями, а князя Оманишвили с двумя телохранителями – к Ксанскому Эристави.
«Разобщить во что бы то ни стало святую троицу!» – беспрестанно повторял Теймураз. Он так радовался удачному сравнению, что кричал об этом на весь Метехи.
Послание начиналось с витиеватых пожеланий витязям славной фамилии. Потом переходило к упрекам:
«Уже все князья Верхней, Средней и Нижней Картли представились царю царей Теймуразу, победителю персидских войск, но почему-то медлят Мухран-батони! Разве их не ждет почет при дворе царя Кахети-Картли? Не время разве всем князьям объединиться у трона Багратиони, которые всегда защищали княжеские привилегии?»
