Пираты - Рис Селия (читаем книги .txt) 📗
Вот так мы с ней и расстались. А когда я снова ее увидела, Минерва щеголяла в парусиновых штанах и матросской куртке, звалась Юпитером Джонсом и считалась старым приятелем Винсента Кросби, якобы случайно встреченным последним в портовой таверне. Отправляясь в город, они часто проходили под моими окнами, приветственно махали и посылали мне воздушные поцелуи. Трудно было не залюбоваться этой парой. Оба одного роста, статные, великолепно сложенные, идущие вровень упругой походкой, ни на шаг не отставая друг от друга, с одинаково перевязанными сзади красными ленточками длинными волнистыми волосами и с золотыми сережками в ушах. На прогулку Минерва обычно надевала позаимствованный у Винсента и очень идущий ей синий камзол с золотыми пуговицами и алыми петлицами. Я с тоской смотрела вслед улыбающимся и о чем-то оживленно беседующим друзьям и горестно вздыхала.
Больше всего на свете мне хотелось выбежать из дому, догнать их и присоединиться к ним, но как раз этого мне делать не разрешалось. За мной следили и ревниво оберегали, как запертую в башне сказочную принцессу. Мне оставалось только скучать или глазеть из окна на одинокую и нескладную фигуру на носу шлюпа. При роспуске команды юнга предпочел остаться с Винсентом и теперь каждый день околачивался на палубе, провожая его взглядом и терпеливо дожидаясь возвращения с собачьей преданностью, удивляясь, почему Кросби выбрал себе в спутники не Чарли, а эту смазливую выскочку Минерву.
Наступила осень. Год близился к солнцевороту. Днем было по-прежнему жарко, и с реки тянуло вонью отбросов и гниющих водорослей, но по утрам берега затягивало промозглым туманом, а в пронизывающем до костей ветре явственно ощущалось ледяное дыхание надвигающейся зимы. Винсент, появившийся на свет и выросший в экваториальных широтах, больше других страдал от холода. Однажды мы с Брумом, заявившись с проверкой, нашли старшего помощника в его каюте и поразились случившейся с ним перемене. Его сильно знобило, а кожа приобрела какой-то синюшно-сизый оттенок. Винсент лежал на койке, закутавшись в толстый шерстяной плащ и натянув сверху еще два одеяла. Выяснилось, что накануне он полночи проторчал на палубе, где его, видимо, и продуло. Минерва чувствовала себя немногим лучше. Им было трудно приспособиться к умеренному климату здешних мест, и они мечтали поскорее вернуться в тропики и снова заняться корсарским промыслом. Последнее время оба все чаще заговаривали об этом, и я начала всерьез опасаться, что они просто-напросто дезертируют, если Брум в ближайшее время не покончит со всеми делами, удерживающими нас в Нью-Йорке.
— Когда-нибудь ты тоже станешь водить корабли, мой молодой друг. И будешь одним из лучших, в чем я не сомневаюсь, — с чувством произнес Адам, отечески похлопав Кросби по плечу, после того как придирчивый осмотр корабля не выявил никаких существенных недостатков. — Все у тебя, как надо: порядок на борту блюдешь не хуже меня, в драке первый, стреляешь лучше всех, за одним исключением, — покосился он на Минерву, — и капитана своего ни разу не подводил, и доверие всегда оправдывал. Спасибо тебе за все.
Перехватив устремленный на Минерву взгляд Винсента и мимолетный обмен улыбками между ними, я невольно засомневалась, не поторопился ли Адам со столь лестной оценкой достоинств своего первого помощника? Если в ближайшее время Брум не наберет новую команду и не назначит дату выхода в море, в один прекрасный день он может испытать большое разочарование, не досчитавшись одного шлюпа и кое-кого из присутствующих.
Капитан и так здорово рисковал — «забирал слишком круто к ветру», по выражению Пеллинга, — затягивая наше пребывание в Нью-Йорке на такой длительный период, да еще под чужой личиной. С каждым днем вероятность разоблачения возрастала, и он сам это хорошо понимал, но задуманное им предприятие связывало ему руки и вынуждало задерживаться на неопределенный срок. Дело в том, что на местной верфи по заказу и проекту Брума строили новый корабль — двухмачтовую шхуну, обещавшую стать настоящей «пенительницей морей». Работы затягивались, хотя он ежедневно бывал на стапелях и лично присматривал за постройкой. Остаток свободного времени Адам проводил в таверне на Уолл-стрит, попивая ромовый пунш, потягивая трубочку, набитую отменным голландским табаком, который выращивали на Лонг-Айленде, встречаясь там с разными людьми и проворачивая с ними кое-какие делишки, в часть которых решил посвятить и нас.
Предвидя в ближайшем будущем быстрое расширение городских границ, наш капитан через подставных лиц приобрел несколько крупных земельных участков на острове Манхэттен в районе Нью-Гарлема и рекомендовал нам последовать его примеру. Я кое-что смыслила в торговле сахаром, но ничего не понимала в земельных спекуляциях и отказалась. Кросби, Минерва и доктор тоже не захотели рисковать своими капиталами. Тогда Брум посоветовал вложить их под проценты в банк, принадлежащий одному голландцу, Фредрику Брандту, которому, по его словам, можно было доверять.
— Не зарывать же их, в самом деле, в песок, как капитан Кидд! Сейчас совсем другие времена. И с собой такие большие деньги таскать смысла нет. Либо ворам достанутся, либо пойдут вместе с тобой на дно морское.
Я поговорила с Минервой, и мы решили положить обе наши доли на один счет — на тот случай, если кому-то из нас не повезет. Дольше всех колебался Грэхем. Не ставя под сомнение разумность самого шага, он опасался оставлять деньги в Америке, так как собирался вернуться в Англию и заняться частной практикой где-нибудь в Бате, Лондоне или Эдинбурге. Будучи дочерью солидного негоцианта, я неплохо разбиралась в финансах и современной банковской системе, в отличие от нашего всеми уважаемого доктора, имевшего о них весьма смутное представление. Я разъяснила ему, что существует простейшая схема, по которой можно получить деньги со своего вклада не только в том банке, куда ты их отнес, но также в любом из его отделений или вообще в другом, представив заемное письмо или банковский вексель на предъявителя. Покойный отец часто ею пользовался, да и меня она всегда восхищала. Зачем возить с собой тяжелые мешки с золотом, когда в наш век небывалого развития торговли и коммерческих связей вполне достаточно иметь при себе клочок бумаги, по которому тебе выдадут всю сумму сполна?
К мистеру Брандту мы отправились втроем. Желая произвести на него впечатление и дать понять, что все мы люди состоятельные, Брум приказал мне нарядиться во все самое лучшее, чтобы выглядеть настоящей леди, мотивируя свое требование тем, что это придаст ему уверенности. За лето и осень я заметно прибавила в росте, немного пополнела и с трудом влезала в имевшиеся у меня платья. Визит к банкиру оказался подходящим предлогом, чтобы обновить гардероб. И я отправилась за покупками. К сожалению, одна. Минерва приболела, так что мне не с кем было посоветоваться, но я и сама справилась, хотя для этого пришлось обойти добрую половину нью-йоркских заведений, торгующих женской одеждой. Наградой за труды стало для меня откровенное восхищение, написанное на разбойничьей физиономии нашего доблестного предводителя, когда я предстала перед ним вся в шелках, кружевах, оборках, золотом шитье и потрясающей новой шляпке, украшенной страусиными перьями.
— Картинка, ей богу, картинка! — воскликнул он, обретя наконец дар речи. — Чудо как хороша! А если еще эти висюльки нацепишь, — протянул он мне рубиновые серьги, — перед тобой ни один король не устоит, не то что какой-то банкир!
Мне очень не хотелось их надевать, но я не подала виду и подчинилась скрепя сердце.
Голландец принял нас в своих апартаментах на Уолл-стрит. Высокий, худощавый, элегантный, как лорд, в безукоризненном строгом светло-сером костюме и высоких черных сапогах, сияющих матовым блеском, он опирался на покрытую вычурной резьбой трость и при нашем появлении не двинулся с места, только важно наклонил голову под свеженапудренным париком.
— Внешность часто бывает обманчивой, — незаметно шепнул на ухо доктор, но я его намек проигнорировала, потому что мне мистер Брандт сразу пришелся по душе.
