Блуждающий огонь. Два адмирала - Купер Джеймс Фенимор (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Глава XXXI
Они пришли взять погребенного короля, который покоился в этом древнем храме; так как он должен был быть вооружен в день битвы, чтобы освободить Испанию с нами. — Трубы тогда играли марш, и, когда солнце было на половине пути, мавры были уже только пылью на равнине Тулузы.
Нам остается теперь только дать короткий очерк об участи наших главнейших героев и тех немногих происшествий, которые более тесно связаны с нашим рассказом. С восходом солнца флаг усопшего контр-адмирала был спущен с бизань-мачты «Цезаря», и этим самым возвещено было флоту о невозвратной потере его любимого начальника. Вместе с этим флагом был спущен и флаг вице-адмирала, и через минуту снова появился на фок-мачте «Плантагенета». Но беленький, небольшой вымпел, как знак достоинства почившего, более уже никогда не развевался в честь его. К полудню им был покрыт гроб, поставленный на квартердеке корабля, согласно желанию покойного; и не раз этим вымпелом какой-нибудь старый моряк утирал слезу, катившуюся по его загорелому лицу.
На другой день после смерти одного из наших героев, пополудни, ветер повернул к западу, и все суда подняли свои якоря и пошли к Плимуту. Изувеченные суда были уже в состоянии к тому времени нести большую или меньшую парусность, и посторонний зритель, увидев эту, печально выглядевшую эскадру, огибающую мыс Старт, подумал бы, что это разбитый флот возвращается в гавань. Единственными знаками победы служили развевавшиеся под белыми флагами призов гюйсы; даже и тогда, когда все суда сэра Джервеза снова бросили якоря, его победители моряки имели унылый, печальный вид. Между тем тело покойника вынесли на берег с соблюдением обычных правил, и процессия воинов, следовавшая за ним, отличалась торжественностью, которая далеко превосходила одно только наружное соблюдение церемонии. Многие из капитанов, особенно Гринли, с удивлением взирали на действия Блюуатера во время сражения; но он скоро своим поступком совершенно изгладил это впечатление и оставил в их памяти только блестящую храбрость и удивительное искусство в управлении кораблями, которые одни только в состоянии были возвратить удачу уже почти потерянного дня. Те же, которые несколько долее призадумывались над странным поступком Блюуатера, приписывали его тайному приказанию сэра Джервеза.
Излишне было бы останавливаться на дальнейших движениях эскадры сэра Джервеза после прибытия ее в Плимут. Корабли были тщательно отремонтированы, призы приняты в службу, и все они в надлежащее время опять вышли в море, готовые с новыми силами встретить неприятеля своего отечества. Сэр Джервез оставался на «Плантагенете» до последней возможности, но через три года после описанных нами событий этот старый корабль пошел на лом. Гринли дожил до контр-адмиральского чина и умер от желтой лихорадки на Барбадосских островах. «Цезарь», под командой Стоуэла во время зимнего крейсирования по Балтийскому морю, пошел ко дну, и все, что на нем было, погибло. «Перун» участвовал еще во многих битвах, и капитан его Фолей умер в преклонном возрасте в чине контр-адмирала. «Карнатик» долго еще оставался под командой Паркера, пока последний не получил права поднять на бизань-мачте своего судна синий флаг: скоро затем оба они, как уже слишком устаревшие для службы, отправились на покой. Сэр Джервез в третий раз отказался от звания пэра. Сам Георг II намекнул ему однажды, — это было после вновь одержанной победы, — на это обстоятельство, присовокупляя, что славная победа над французами, которую мы описали, не была еще должным образом вознаграждена. Тогда старый моряк открыл тайну своего упорного отречения от предлагаемой ему чести. «Государь, — отвечал он на замечание короля, — я полон чувства благодарности за милости вашего величества, но при всем том никогда не могу согласиться принять звание, которое будет казаться мне скрепленным кровью моего лучшего друга». Ответ этот хорошо помнили и никогда более не предлагали сэру Джервезу звания пэра.
Вичерли остался в Вичекомбе, чтобы присутствовать при погребении своего дяди; подкрепляемый влиянием и знанием дела сэра Реджинальда, он, вопреки всем интригам Тома, занимал на этих похоронах первое место. Дело же о наследстве повели таким образом, что оно причиняло мало беспокойств молодому баронету. Том, видя, что его незаконное происхождение всем известно, и убедясь в безнадежности борьбы с таким противником, каким был сэр Реджинальд, знавший как нельзя лучше и все факты и все относящиеся к ним законы, добровольно отступил с поля сражения. С этой минуты о статьях завещания не было больше и помину. Наконец бедный Том получил свои двадцать тысяч фунтов и ту незначительную часть движимого имения, которую покойный сэр Вичерли имел право назначить кому угодно; но нашему искателю баронетства недолго суждено было наслаждаться своим наследством. В ту же осень он жестоко простудился и через несколько недель умер от злой лихорадки. Он не оставил завещания, и его имущество должно было отойти в государственную казну; но в великодушную признательность за долголетнюю службу его отца оно было укреплено за двумя его братьями, которые имели еще какое-нибудь право на кровь Вичекомбов. Таким образом, сбереженные судьей деньги были распределены с соблюдением законов правосудия.
Вичерли также присутствовал вместе с сэром Джервезом на похоронах адмирала Блюуатера, как один из офицеров, горько оплакивающих этого превосходного человека. Погребение с большой торжественностью происходило в Вестминстерском аббатстве. Экипажи тех особ королевской фамилии, которых не удерживал придворный этикет, также появились в процессии; некоторые из членов той самой фамилии, которую почивший считал «незваным гостем», даже присутствовали инкогнито на этой последней, в честь его совершавшейся церемонии.
Доказательство прав Милдред, как дочери полковника Блюуатера и Агнес Гедуортс, не встретило больших затруднений. Лорд Блюуатер был скоро удовлетворен; он был совершенно равнодушен к деньгам своего родственника, на которые не имел никаких видов, а потому между обеими сторонами царствовало совершенное согласие. Гораздо более затруднений встретили в герцогине Гламорганской, которая была так сильно предана понятиям высшей аристократии, что не могла с особенным удовольствием смотреть на племянницу, воспитанную как дочь штурмана. Она делала множество возражений, хотя и сознавалась, что ей известно было расположение ее сестры Агнес к Джону Блюуатеру. Второй сын ее, Джоффрей, более чем все другие, устранил ее сомнения, и когда сэр Джервез Окес лично явился к ней, чтобы упросить ее рассмотреть собранные доказательства, она не могла долее уклоняться. Как скоро ее доброе сердце уступило просьбе, она должна была признать справедливость доказательств и покориться здравомыслию. Вичерли был неутомим, собирая все документы, чтобы доказать права своей супруги, и по предложению вице-адмирала или, лучше сказать, адмирала белого флага, в которые сэр Джервез был произведен, он согласился сопутствовать ему к герцогине с тем, однако, чтобы ему позволено было тогда только явиться в дом ее, когда адмирал удостоверится, что присутствие его, мужа Милдред, не будет неприятно герцогине.
— Если моя племянница только наполовину такой привлекательной наружности, как мой племянник, сэр Джервез, — заметила герцогиня, когда молодой виргинец был ей представлен, — то это новое родство будет нам весьма приятно. Я теперь нетерпеливо желаю видеть свою племянницу. Сэр Вичерли Вичекомб заставляет меня ожидать найти в его супруге более чем обыкновенную женщину.
После этого короткого визита к тетке Милдред Вичерли возвратился в Вичекомб, где и нашел уже свою молодую супругу с матерью. Доттон же предпочел остаться в своей сигнальной станции, ибо в нем нашлось еще столько деликатности, чтобы рассудить, что ему, может быть, будут не совсем рады в замке.
Когда Вичерли провел несколько недель в счастливом домашнем быту, он вспомнил, что ему необходимо съездить в Гламорган, чтобы познакомить свою жену с ее близкими родственниками. Миссис Доттон также участвовала в этой поездке. Сказать, что герцогиня встретила Милдред без всякой неприязни, значило бы рисовать ее слишком en beau. Но с первого взгляда на достойную любви племянницу чувства ее одержали верх над всеми ложными опасениями. Сходство Милдред с сестрой герцогини было так поразительно, что эта последняя вскрикнула от удивления и, заливаясь слезами, обняла трепещущую молодую женщину и прижала к своему сердцу с истинным восторгом, пренебрегшим всеми условностями общества. Встреча эта была началом тесной дружбы, продолжавшейся, однако, весьма недолго, ибо герцогиня умерла ровно через два года.
