Пещера Лейхтвейса. Том второй - Редер В. (читать полную версию книги TXT) 📗
В саду послышались испуганные крики.
На веранде стоял рыжий Иост. Он только что встал с постели и был в том самом костюме, в котором накануне пьяный улегся спать. Его жесткие рыжие волосы и красная борода были спутаны и торчали копной. Спускаясь на веранду, он захватил с собой плеть, которой теперь грозно размахивал. Толпа нищих с ужасом отскочила, как будто земля разверзлась перед нею и она увидела самого дьявола. Но и Ганнеле испугалась не менее нищих; смертельно бледная, дрожа всем телом, она отступила.
— Я вас научу таскать провизию из моего дома и без моего позволения расхаживать по моим владениям, — орал рыжий Иост. — Будь у меня ружье, я не задумался бы перестрелять всех вас… проклятые лентяи, воры… если вы голодны, то жрите древесные листья или затягивайте плотней ремни на животе, чтоб замолчали ваши желудки… Прочь, негодяи, из моего сада!
В несколько прыжков рыжий Иост очутился среди толкавших друг друга бедняков и калек; плеть засвистала в воздухе, и удары посыпались на спины и протянутые руки несчастных.
Иост не успокоился, пока не выгнал всю толпу из сада; он ни на что не обращал внимания и наносил яростные удары по чему попало. Его не смущала кровь, брызгавшая из-под его плети и покрывшая лица и руки нищих.
— Ушли, как будто ветер смел их, — грубо смеялся теперь рыжий Иост. — Да, нужно иметь глаза, да глаза, чтоб знать, куда утекает добро, с таким трудом нажитое. Но я употреблю теперь другие средства и способы, чтобы положить конец расточительности и хищению моего добра. Э, да тут еще одна осталась — жена браконьера Больта… значит, не только нищие, но и преступники появляются в моем доме за моей спиной… на, получай, безрукая баба! Ха, ха, ха, ты-то уж теперь не закроешь своего лица от моих ударов.
Плеть свистнула в воздухе и опустилась прямо на лицо несчастной женщины, оставив на обеих щеках кровавые рубцы. Но вдова Больт перенесла без слез страшную боль. Ее черты перекосились, на губах выступила пена, а глаза, метавшие искры, впились в лицо рыжего Иоста.
— Убийца! — закричала она. — Трусливый убийца! Не хочешь ли ты и меня убить, как убил моего мужа?
— Молчи, старуха, и убирайся вон! — проревел Иост хриплым голосом, вздрогнув при последних словах безрукой. — Я накрыл твоего мужа в герцогском лесу и имел полное право пустить ему пулю в сердце, когда он отказался отдать мне свое оружие.
— Ты лжешь, рыжий Иост! — возразила несчастная женщина. — Мой муж в тот день даже не имел при себе ружья. Я скажу тебе, почему ты застрелил его.
— Ни слова, или я снова пущу в ход мою плеть.
— Бей, сколько хочешь, я не боюсь смерти. Смотри, я не дрожу и останусь в твоем саду, сколько захочу. Мой муж однажды подсмотрел, как ты продал лесному торговцу из Франкфурта-на-Майне целый воз дров, нарубленных из прекрасных деревьев, и уж, конечно, не снесенных бурей. Спрятавшись за кусты, он видел, как ты клал в карман деньги, которые, конечно, не попали в герцогскую кассу. Но ты заметил моего мужа, свидетеля твоего воровства, и с тех пор решил убрать его со своей дороги. За это ты и подстрелил его, хотя он шел лесом совершенно безоружный.
Иост Эндерлин изменился в лице. Несколько раз он поднимал плеть, но какая-то странная сила не давала ему нанести удара этой женщине во время ее страшных обвинений.
— Почему же ты не донесла на меня суду или не сообщила этого герцогу, если ты так уверена в моей виновности?
— Это не помогло бы мне, — возразила фрау Больт. — Я знаю, мы, бедняки, никогда не бываем правы ни перед судом, ни перед герцогом. Когда ты в лесу стрелял в моего мужа, там никого не было; муж мой умер и не может свидетельствовать против тебя, а без свидетелей и доказательств какой же может быть суд? Кроме того, — продолжала несчастная женщина, — когда я поздней задумала возбудить против тебя обвинение, меня остановила мысль, которая удерживает и теперь: твоя жена. Она настоящий ангел, и мы не поймем, какая непостижимая сила заставила ее соединиться с таким дьяволом, как ты; насколько ты отвратителен и порочен, настолько она добра и честна. По этой-то причине я и не решаюсь засадить тебя в смирительный дом.
При этих словах старуха спокойно прошла мимо Иоста и, не взглянув на него, медленно вышла из сада. Рыжий Иост, который за последние годы порядочно разжирел, с трудом нагнулся, чтоб поднять упавшую плеть. Сцена, разыгравшаяся между ним и женой мнимого браконьера, происходила близ беседки, густо обросшей плющом. Когда он нагнулся, то плющ вдруг задрожал и, если б Иост поднял в эту минуту голову, то кровь застыла бы в его жилах: он увидел бы, что жизнь его висела на волоске. Но тот, кто держал пистолет, должно быть, в последнюю минуту раздумал; дуло скрылось в плюще, и Иост остался невредим. Пока он разговаривал с вдовою Больт, Ганнеле подошла к мужу, решившись удержать его руку, если бы он вздумал привести в исполнение свою угрозу избить старуху. Обернувшись, Иост увидел перед собой жену, прелестная бледная головка которой выступала как из рамы перед обвитым плющом окном беседки.
— А теперь примемся за тебя, — заревел Иост, обращаясь к жене. — Слушай, что я тебе скажу, и запомни каждое мое слово, в следующий раз я не ограничусь словами. Я забуду, что ты моя жена и мать моего ребенка. Ты отведаешь этой плети, которой я угощу тебя точно так же, как сейчас угостил этих мерзавцев.
— Я нисколько не сомневаюсь в том, что ты способен избить собственную жену, но это мне не помешает отдавать бедным и больным все, что я сберегаю экономией в хозяйстве.
— Ты ничего не сберегаешь! — яростно закричал рыжий Иост. — Право удивительно, что эта нищая, не принесшая мне в приданое ни одного талера, которой я сам должен был купить чулки и башмаки к венцу, теперь без зазрения совести раздает мое имущество. Я знаю, почему ты так поступаешь, я вижу тебя насквозь. Хотя ты прикидываешься святошей, но я отлично понимаю, что ты хочешь разорить меня и довести до нищенской сумы. Этим ты думаешь отомстить мне за то, что я тебе сделал. Да, это совсем по-женски: делать вид, как будто все забыто для того, чтобы исподтишка нанести удар.
— Тебе нечего бояться моей мести, — ответила Ганнеле, пристально взглянув на Иоста, — хотя я имею полное основание сделать все, что ты сейчас приписывал мне. Да, было бы вполне справедливым если бы я испортила твою жизнь так же, как ты загубил мою. Но будь покоен. В тот день, когда я последовала за тобой к алтарю, я отказалась от всякой мести — я твоя жена и никогда этого не забуду.
— Ты моя жена! — воскликнул Иост Эндерлин, и щеки его залила густая краска. — Хорошая жена! Я должен вымаливать у тебя каждый поцелуй, каждую ласку или брать их силой! Да, я знаю, кто сидит у тебя в голове, к кому рвется твое сердце, хотя ты под венцом и клялась любить меня. Ты думаешь о негодяе, бродяге и разбойнике — Отто Резике, которого до сих пор еще любишь. При каждой ласке, которую я насильно вырываю у тебя, ты думаешь о нем. Каждый раз, когда я тебя целую, ты закрываешь глаза и воображаешь, что это он целует тебя. Хоть этой собаки давно уже нет здесь, все же тень его всегда стоит между нами и не дает мне пользоваться моим счастьем. Но я отгоню эту тень, — заскрежетал зубами рыжий Иост, — я изгоню самое воспоминание об этом разбойнике из твоего сердца, если бы даже для этого пришлось вырвать у тебя и самое сердце. Я твой муж, и ты должна меня любить.
— Ты не можешь принудить меня к этому, — решительно сказала Ганнеле, упрямо откинув голову. — Посредством преступления ты мог заставить меня стать твоей женой; эту загадку, которая всех так удивляет, никто никогда не разгадает, потому что я до последнего издыхания буду тщательно скрывать тайну своего позора, но любви, любви ты не можешь от меня ожидать — ненависть и отвращение, которые я питаю к тебе, ты не можешь обратить в любовь. А чтобы ты не имел никакого сомнения, заявляю тебе: да, мое сердце и сегодня принадлежит Отто Резике, как и принадлежало ему всегда. О нем думаю я в бессонные ночи, за него болит моя душа. Одна мысль, что ребенок принадлежит не ему, а тебе, приводит меня в содрогание.
