Ловец орлов - Шульц Джеймс Уиллард (серия книг .TXT) 📗
Я не спускал глаз с тропы. Наконец, показались отставшие животные — старые бизоны-самцы, облезлые, с тупыми рогами; шли они медленно, один из них прихрамывал. За ним, на расстоянии сотни шагов, гуськом следовали семь волков; бежали они с высунутыми языками и были с ног до головы покрыты пылью.
Когда они пробегали у подножия скалистой стены, я тихонько завыл по-волчьи. Они остановились и насторожили уши, не понимая, откуда доносится вой. Тогда я прицелился в вожака и спустил курок. Бум! Волк упал и забился в пыли. Остальные повернули назад и через секунду скрылись из виду. Вслед за ними умчались и бизоны. Когда я спустился в овраг, волк был уже мертв. Осторожно содрал я с него шкуру и поспешил домой, чтобы отдать шкуру Красным Крыльям, который обещал набить ее травой.
На следующий день старик снова отправился со мной к ловушке. Долго работали мы, покрывая яму крышей из веток и травы; в одном конце ее мы оставили дыру, в которую я должен был пролезть и затем заложить ее палками. В сущности работал один старик, а я только помогал ему, подавая ивовые палки и принося охапки травы. С любопытством следил я, как заботливо строит он крышу, по нескольку раз перекладывая палки с одного места на другое. Когда он положил последнюю охапку травы, трудно было разглядеть, где кончается настил, а где начинается лужайка.
Старик приказал мне спуститься в яму и осмотреть крышу снизу. Каково было мое удивление, когда я убедился, что настил над моей головой редкий, как сетка, и в широкие просветы видно небо! Раздосадованный, вылез я из ямы.
— Я думал, что крыша плотная, а она оказывается сквозная, как паутина! — воскликнул я. — Нужно ее переделать. Если я спрячусь в этой ловушке, орел, конечно, меня увидит и улетит!
Старик засмеялся.
— Я знал, что ты это скажешь, — проговорил он. — Подойди к самому краю ловушки и посмотри вниз.
С этими словами он просунул в дыру свое белое кожаное одеяло, и хотя я смотрел во все глаза, но не видел ничего, кроме травы, покрывавшей настил.
— Что же это значит? — воскликнул я. — Я ничего не понимаю. Почему все просветы и дыры исчезают, если смотришь на крышу сверху?
Старик снова расхохотался.
— Просветы остались, но ни ты, ни орел их не увидите, потому что наверху светло, а в яме полутьма. Если же ты смотришь на крышу снизу, свет просачивается во все отверстия, и можно разглядеть каждую палку, каждый пучок травы. Не забудь, что орел ночью и даже в сумерках ничего не видит; любит он солнце и яркий дневной свет. А теперь принеси мне одеяло и поедем домой.
Снова я полез в ловушку, взял одеяло и, подняв голову, увидел старика, который стоял у самого края ямы.
— Ты меня видишь? — крикнул я.
— Нет, конечно, не вижу! — ответил он.
Я выкарабкался из ямы. Теперь я был уверен, что орел меня не увидит. И все-таки я не понимал, почему снизу настил кажется сквозным, а сверху просветов не видно. Всю дорогу я об этом думал.
Когда готова была яма и набито чучело волка, я должен был в течение четырех дней петь священные песни, какие поют все ловцы орлов перед тем, как спуститься в ловушку. Этих песен я не знал, но Красные Крылья научил меня их петь, а затем вместе со мной отправился в лес, где я принес в жертву Солнцу пару красивых мокасинов.
На четвертый день вечером старик приказал поставить «вигвам для потения». Вместе со мной потел он сам, а также и другие жрецы Солнца; все мы пели священные песни, а Красные Крылья снял покровы с Трубки Грома.
На следующее утро я проснулся на рассвете и оседлал двух лошадей — для себя и для Красных Крыльев, который вызвался меня проводить. Поджидая его, я, как приказал мне старик, отдал распоряжения матери и бабушке.
— Женщины, я иду ловить орлов, — сказал я им. — Пока я не вернусь, вы не должны прикасаться ни к шилу, ни к игле, ни к шиповнику. Ничего острого и колючего не берите в руки, если не хотите, чтобы орел вонзил в меня свои острые когти. И думайте обо мне все время.
Когда я умолк, мать заплакала, кивнула головой и ни слова не могла выговорить, а бабушка громко сказала:
— Ступай и будь спокоен: мы тебя не ослушаемся. А когда спустишься в ловушку, моли богов, чтобы они наделили тебя мудростью, которой тебе не хватает. Если ты вернешься отмеченный черной смертью, случится это не по нашей вине.
— О, какой у тебя злой язык! — воскликнула мать. — Жестокая ты женщина.
— Не жестокая, а мудрая. Я желаю ему добра, — сердито проворчала старуха.
Меня окликнул Красные Крылья. Он уже вскочил на лошадь и положил себе на колени чучело волка. Мы выехали из долины и к восходу солнца были на вершине горы. К востоку от нас парили в синеве четыре орла. Старик сказал, что это добрый знак, а четыре — священное число. Набитому травой волку он надрезал шкуру на боку и засунул туда большой кусок бизоньей печенки, а затем положил чучело на настил. Когда я спустился в ловушку, он старательно прикрыл палками и травой дыру, в которую я пролез, и, дав мне последний совет, удалился, ведя на поводу мою лошадь. Он обещал мне вернуться к вечеру.
Оставшись один, я лег на спину и стал смотреть в просветы на синее небо. Как был я счастлив! Как хотелось мне, чтобы Одинокий Человек и другие жрецы племени кайна видели меня сейчас! Они говорили, что лишь по прошествии многих зим могу я стать ловцом орлов, а я добился своего за одно лето, да и лето еще не прошло! Я постился и закалил свое тело, в битве с врагами я доказал, что могу побороть страх, я прошел через все испытания и с помощью доброго старика стал ловцом орлов.
Высоко над горой парили четыре орла. Я мурлыкал песню Древнего Волка, и весело было у меня на душе.
Когда солнце стояло на небе, у меня шевельнулись опасения, что, пожалуй, ни один орел не спустится к чучелу волка. Я старался себя успокоить, припоминая слышанные мною рассказы ловцов. Случалось, что они по нескольку дней проводили в ловушке, поджидая птицу. Но меня это не утешило; мне хотелось сегодня же поймать орла. Я чувствовал, что не могу с пустыми руками вернуться в лагерь. Потом я представил себе, как спускается орел к набитому травой волку; я высматривал дыру, в которую удобно было бы просунуть руки, чтобы схватить его. Но что, если я его не удержу? Что, если ударит он меня клювом или вонзит в мою руку когти? Ловля орлов казалась мне легким делом, и только теперь увидел я, как это трудно и опасно. А как мучительно было ждать! Я понял, почему так мало у нас ловцов: они не могли вынести ни напряженного ожидания в яме, ни страшных мыслей о когтях и клюве орла. Смело шли они в бой и не боялись смерти, но птица внушала им страх. «Быть может и я не выдержу испытания, — мелькнуло у меня в голове. — Быть может Красные Крылья ошибается, считая, что меня ждет победа».
Было после полудня, когда взглянув на небо, я увидел орла, летящего к горе. Я боялся, что он не опустится на чучело волка. Мне очень хотелось встать, но я вспомнил наставления Красных Крыльев, который советовал лежать неподвижно, пока орел не начнет клевать печень.
Казалось мне, прошло много времени, и я решил, что орел насытился мясом бизона или антилопы, убитой нашими охотниками, и волк его не привлекает, я не знал, что делать, чтобы заманить его к ловушке. Вдруг раздался громкий шум: рассекая воздух, орел падал с высоты. Шум замер; я не видел птицы и подумал, что она спустилась на равнину. Но я ошибся. Показалась черная тень, и через секунду-другую орел вступил на настил и вспрыгнул на чучело волка.
Теперь я видел его ясно: он высоко держал голову, осматриваясь по сторонам. Потом он склонил голову набок и посмотрел вниз, на печенку, которая торчала из разреза. Он вонзил в нее клюв, оторвал кусок и проглотил его; еще раз осмотрелся он по сторонам и тогда только стал жадно клевать печень. По-видимому, он был очень голоден. Я знал, что мешкать не следует. Волновался я не меньше, чем при стычке с врагом моим ассинибуаном. Стараясь не шуметь, я встал и, сгорбившись, стоял как раз под орлом. Он повернулся ко мне хвостом.