Год у американских полярников - Зотиков Игорь Алексеевич (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
На работе у себя я нашёл все почти неизменившимся, как будто и не уезжал. Прежде всего старался завершить срочные дела: отчёт, первые, самые неотложные статьи о результатах исследований.
Мы с Гау написали статью о намерзании под языком ледника Кеттлиц, и она должна была быть прочитана этим августом на юбилейном симпозиуме Института низких температур в городе Саппоро, в Японии. Поэтому я начал готовиться к поездке в Японию в качестве научного туриста. Пришло лето, и я взял остаток своего отпуска, уехал к отцу в домик, который он когда-то купил в деревне на берегу Истринского водохранилища. Я ходил с младшим сыном по лугам, на целые дни уезжал на лодке на рыбалку. Рыба не клевала, но мне она и не была нужна. Я смотрел на волны, на облака, на небо, на синие дали из зубчатых лесов. И был счастлив. Но вот во время моего очередного визита в Москву мне сказали, что вопрос с поездкой в Японию окончательно решён, ехать надо уже скоро. И тут я вдруг подумал, что статью может прочитать один Гау, и отказался от поездки и продолжал наслаждаться такой простой, неторопливой жизнью.
А потом началась обычная трудовая научная деятельность: обработка результатов наблюдений на зимовке, разработки, связанные с термическим бурением ледников, попытки использования различных новых физических подходов к исследованию ледников.
Были и экспедиции, но это были не длительные и не далёкие поездки на ледники Кавказа, Памира, Полярного Урала. Удалось поработать и на дрейфующей станции «Северный полюс-19». Могло показаться со стороны, что Антарктида для меня отходит на второй план. Но это только казалось. Голова моя по-прежнему была полна ею.
Я защитил докторскую диссертацию по Антарктиде и написал книгу о тепловом режиме ледников Антарктиды, ряд статей об этом. И когда вдруг получил предложение от руководства американской антарктической научной программы принять участие в специальном широком, многолетнем, комплексном «Проекте исследования шельфового ледника Росса», я был готов к этому.
Так начался для меня новый период, связанный с поездками в Антарктиду, теперь уже в центральную часть самого большого плавающего ледника Земли — шельфового ледника Росса. В то время внимание многих учёных обратилось к шельфовым ледникам, ведь они занимали очень большую часть береговой линии Антарктиды.
Что происходит в их толще? Существует ли жизнь в тьме морей под такими ледниками? Идёт ли там таяние у нижней поверхности или скованные льдом моря замерзают у границы ледников со льдом? Каков характер процессов в условиях подледниковых внутренних морей, отделённых от открытой воды иногда расстояниями до 500 километров? Действительно ли именно здесь образуются переохлаждённые придонные воды, оказывающие существенное влияние на жизнь всего Мирового океана? Правда ли, что шельфовые ледники в течение последних десятков тысяч лет то исчезали совсем, что приводило к сбросам льда с ледяной шапки Антарктиды в моря и «всемирным потопам», то быстро нарастали и становились такими толстыми, что вытесняли под собой моря и ложились на дно? Эти и многие другие вопросы стояли перед исследователями, и некоторые из них носили не только теоретический, но и прикладной характер.
Дело в том, что увеличивающееся за счёт хозяйственной деятельности человека количество углекислого газа в атмосфере Земли, по мнению многих учёных, должно привести к повышению её температуры. Через 50 — 100 лет она поднимется на 2 — 3 градуса в экваториальных широтах и на 10 — 15 градусов — в полярных областях. Как подействует этот эффект на шельфовые ледники? Ведь если они начнут таять, станут тоньше, всплывут в тех местах, где упирались в дно, и, расколовшись, уйдут в море, это откроет ранее запруженные пути стока льда из центральных областей Антарктиды. А оценки показывают, что если это произойдёт лишь на шельфовом леднике Росса, то и тогда уровень Мирового океана поднимется на 4 — 5 метров. Море затопит такие центры цивилизации, как Венеция, Бостон, Ленинград, сотни других портов и густонаселённых прибрежных областей разных стран. Произойдёт ли это — ответ мог быть найден на шельфовом леднике Росса, в исследовании которого я и принимал участие.
Я ещё не знал тогда, что мне и моим помощникам Вите Загороднову и Юре Райковскому, тоже сотрудникам Института географии АН СССР, очень повезёт. Нам удастся первыми обнаружить под ледником тёплое течение, пробурить 400 с лишним метров толщи этого ледника, «проткнув» его насквозь, извлечь по всей толщине этого ледника драгоценный ледяной керн, достать кусочек таинственного дна ледника, показать, что под ледником идёт намерзание, что предполагаемое в ближайшие 50 — 100 лет разрушение ледника, по-видимому, не произойдёт, а значит, и уровень Мирового океана не поднимется.
Совместно с коллегами из США и других стран я изучал полученные на леднике Росса данные. Эта работа велась во многих научных учреждениях США: в университете штата Мейн, в городе Бангоре, в местах, которые живописал Рокуэлл Кент, в Полярном институте в городе Колумбус, столице штата Огайо, в Институте высокогорных и альпийских исследований университета штата Колорадо, в быстро растущем научном центре «Дикого Запада» городе Болдер и расположенных рядом лабораториях национальной администрации океанологии и атмосферы, в университете штата Небраска, «кукурузного штата» Америки, в котором почему-то размещался штаб «Проекта ледника Росса», и в университете штата Нью-Йорк в городе Буффало, на берегу знаменитого озера Эри и всего в получасе езды на машине от ещё более знаменитого Ниагарского водопада (там размещался холодильник, в котором хранились мои образцы льда, полученные на Ледяном континенте). А главным, «постоянным» местом моего пребывания в США был городок Лебанон, откуда я осуществлял свои «набеги» на загадочную для меня Америку в странствиях за новыми сведениями по проблемам Антарктиды, читая лекции о Ледяном континенте.
И вот теперь, когда у меня за плечами уже не две, а шесть антарктических экспедиций, мне, сидящему сейчас за своим рабочим столом, кажется, что я ещё и не уезжал никуда, а только готовлюсь к своей первой экспедиции, не зная, с чего начать, чему отдать предпочтение в изучении. Ведь так много ещё не изученного! Можно было бы заняться исследованием теплообмена у нижней поверхности айсбергов и всем сложным комплексом вопросов, связанных с буксировкой их из Антарктики к берегам горячих пустынь, где они будут использоваться для орошения. Возникает множество проблем: исследование тепло— и массообмена айсбергов при буксировке, изучение способов быстрого их превращения в воду после доставки, выяснение того, как изменится местный и глобальный климат и водный баланс Земли, если такие мероприятия будут крупномасштабными и длительными.
Особо обсуждается возможность захоронения радиоактивных отходов атомной промышленности в леднике Антарктиды. Несколько лет назад эта проблема была поставлена американскими исследователями в связи с ростом опасности радиоактивного заражения при хранении этих отходов на других материках. В Антарктиде контейнеры с такими отходами рано или поздно протаяли бы путь до ложа. Обнаруженное таяние льда у нижней поверхности Антарктиды показало, что такое захоронение опасно, так как талая вода под ледником Антарктиды имеет сток в океан. Кроме того, оно противоречит Договору об Антарктике. Однако вопрос о влиянии тепла таких отходов на режим Антарктиды должен быть изучен более фундаментально. Он переплетается с более общим вопросом: могут ли тепловые или иные вызванные человеком воздействия привести к катастрофическим подвижкам ледникового покрова Антарктиды и связанным с ними подъёмам уровня Мирового океана?
А может быть, надо посвятить себя глубокому бурению в Центральной Антарктиде, всему комплексу грядущих исследований её подлёдного ложа? Ведь скважина на станции Восток уже достигла сейчас двух тысяч метров, а на Комсомольской — восьмисот. По всей вероятности, в Центральной Антарктиде можно будет получить скважину во льду глубиной в три с лишним километра, то есть до дна ледника, до таинственных подледниковых озёр.
