В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя) - Обручев Владимир Афанасьевич

В Чугучаке консул с большим интересом выслушал мое описание Долины бесов, Хамийской пустыни и пещер Тысячи будд. Он помог составить мне список привезенных оттуда рукописей, заглавия которых пришлось аккуратно копировать, чтобы специалисты-языковеды могли определить их содержание и выяснить, стоит ли их высылать в Академию наук, заслуживают ли они оценки, которую пришлось им дать на основании стоимости путешествия и товаров, которые я отдал за них старшему ламе. Этот список я составлял при помощи Очира целый месяц. Несколько первых выписок на разных языках консул отправил в Петербург и получил оттуда известие, что рукописи тщательно изучаются на предмет определения их научной ценности. Консул отправлял их понемногу небольшими казенными посылками во избежание потери на простой почте [69].

Весной я получил извещение, которое меня очень огорчило. Мне сообщали, что все прибыло, рассмотрено, но часть рукописей оказалась подделанной, а остальные не представляют какой-либо исторической ценности. Просто-напросто хлам привезли мы с Лобсыном из Дунь-хуана. Обманули нас ламы кругом.

ПУТЕШЕСТВИЕ К ОЗЕРУ ЛОБ-НОР И В ПУСТЫНЮ ТАКЛА-МАКАН

Неудача нашей экспедиции к храмам Тысячи будд близ Дунь-хуана не отбила у меня охоты к поискам разного рода кладов, находимых в развалинах древних городов и в библиотеках буддийских монастырей. Консул разъяснил мне, что в старые времена, когда морской путь из Западной Европы в Китай был еще очень мало известен и считался очень далеким, трудным и даже опасным, главный путь из Южной Европы в Китай был сухопутный и пролегал по Малой Азии и Персии, откуда караваны через Бухару, Самарканд и Фергану переваливали в пределы Китая, в Джиты-шар, населенный такими же тюркскими племенами, как и Туркестан и Иран. Караваны шли через Яркенд, Кашгар, Нию и Керию вдоль северного подножия громадной горной цепи Куэн-луня; за оазисами в низовьях реки Черчен-дарьи пролегал самый трудный участок пути до г. Сачжеу, где уже начиналось китайское население, большие и малые города и сообщение было не трудное.

Этот путь назывался большой шелковой дорогой, потому что по нему шли все караваны, которые везли из Китая шелк, особенно ценимый в Византии и Италии, а также чай и другие китайские товары на запад, а обратно доставляли европейские товары, имевшие спрос в Китае. По этому пути прошел в XIII веке в качестве итальянского посла в Китай купец Марко Поло, проживший несколько лет в Китае и составивший первое описание этой шелковой дороги, хорошо известное всем востоковедам. Об этом путешественнике я уже упоминал в описании нашего путешествия в мертвый город Хара-хото, где Марко Поло побывал. Пещеры и монастыри с тысячей будд находились именно на этой шелковой дороге и в том месте, где кончался самый трудный и безлюдный участок ее и начинались китайские города. Но западнее Сачжеу в Джиты-шаре в городах таранчей также находились развалины с буддийскими кумирнями, потому что на тот же шелковый путь выходили путешественники из глубины Индии через Белуджистан и Афганистан в Фергану или же по более короткой, но трудной дороге через верховья реки Инда и горы на восточной окраине Памира. И всего более по этому пути буддийские монахи и проповедники пробирались из Индии в Центральную Азию, проникая до Кобдо, Улясутая и Урги и даже дальше в Южное Забайкалье к монголо-бурятам, распространяя и здесь религию Будды.

— Вот почему в городах вдоль этой шелковой дороги также можно было находить развалины буддийских храмов и остатки индийской культуры, — сказал мне консул и прибавил: — Если вы, Фома Капитонович, еще не устали от ваших приключений — сходите в Джиты-шар, побывайте на южной окраине, по которой пролегает шелковая дорога, и разузнайте, нет ли и там интересных развалин. И туда, пожалуй, будет не дальше, чем в Сачжеу и, конечно, ближе, чем в Хара-хото.

Он развернул передо мной карту Внутренней Азии и, рассмотрев ее, мы сразу же пришли к выводу, что нужно ехать от Урумчи прямо на юг и юго-запад через Карашар и Курля к нижнему Тариму и вниз по нему до реки Черчена и вверх по последнему до Керии и Нии.

— Вот по этим двум рекам, текущим с высот Куэн-луня на север, в прежние времена населенные пункты тянулись дальше на север, чем в настоящее время, — пояснил мне консул. — Пески Такла-макан подвигаются на юг, засыпают оазисы и заставляют людей уходить. В этих засыпанных оазисах, наверно, найдутся оставленные храмы и дома, а в них клады для вас, — прибавил он, смеясь.

Этот разговор происходил в конце весны, после того как мы получили из Петербурга неблагоприятный отзыв из Академии о вещах и рукописях, вывезенных нами из Сачжеу. А дней 10 спустя в мою лавку зашел таранча, повидимому, купец, возвращавшийся из Москвы. Он осматривал мой товар, интересовался его ценами и между прочим сообщил, что в города Джиты-шара московская мануфактура завозится через Фергану и Ош, а не через Кульджу или Урумчи, а цены только немного дороже, чем в моей лавке.

Это замечание позволило мне сделать вывод, что возить свой товар туда, пожалуй, не стоит. Я, конечно, спросил его, что же можно продать там из мануфактуры с некоторой выгодой.

— Я бы посоветовал вам, — сказал он, — завезти в Черчен, Нию, Керию хорошую китайскую мануфактуру, особенно шелк ярких расцветок для женских нарядов, а также чесучу [70]. Эти товары туда редко попадают, и спрос на них всегда есть.

— Да ведь Черчен, Ния, Керия — это знаменитая шелковая дорога старого времени! — удивился я.

— Именно старого времени, когда шелка шли из Китая по этой дороге вдоль Куэн-луня в Ташкент, Бухару и дальше в Европу через Персию и Турцию, — сказал купец. — Но теперь по этой дороге ничего не везут. Шелка из Китая в Европу давно везут уже гораздо более легким и дешевым путем по морям. По старой дороге все станции давно заброшены, и там большие безводные переходы. К нам китайский товар привозят теперь кружным путем через Хами, Турфан, Курля, Карашар, а в Керию и Черчен он попадает через Кашгар и Яркенд.

Эти сведения были для меня интересны, и я рассказал о них консулу, который подтвердил их правдоподобность и спросил, где же я буду закупать китайский шелк, неужели в Чугучаке.

— Конечно, нет! — заявил я. Мы собираемся итти в Китайский Туркестан через город Урумчи. Там и придется покупать, китайский товар. Оттуда мы прямо повезем его через Карашар и по долине нижнего Тарима в Черчен, Нию и Керию.

— А нельзя ли найти этот товар в Токсуне или Турфане? — предложил консул. — Из Токсуна идет большая дорога в Карашар и на Тарим, и китайский товар там должен быть дешевле, чем в Урумчи. Я запрошу об этом нашего агента в Урумчи. Но все-таки я бы посоветовал вам не делать весь расчет на китайский товар. Возможно, что вы на нем в Черчене, Керие и Ние ничего не заработаете. Лучше повезти из Чугучака отборный русский товар тех расцветок, которые особенно в ходу в Джиты-шаре, и занять им половину вьюков, а вторую половину оставить для китайского, который закупите в Урумчи или Турфане, смотря по тому, что узнаем от агента.

Этот совет я, конечно, признал самым благоразумным. Но в общем я решил не загружать товарами весь свой караван и не затрачивать много времени на его продажу, чтобы оставалось время и на раскопки, которые могли дать более интересные вещи. Кроме того, не следовало утомлять верблюдов сразу полной нагрузкой, а беречь их силы для вывоза выкопанных ценностей.

Лобсын вполне одобрил эти соображения, и во второй половине лета мы начали организовывать караван, закупили хороший русский товар: галантерею, крючки, пуговицы, хорошие нитки и другую мелочь и мануфактуру, имеющую особый спрос у мусульманских женщин. От консула я получил справку, что китайский шелк можно закупить и в Токсуне или Турфане дешевле, чем в Урумчи, куда завозят очень мало шелков тех цветов и сортов, которые в большом ходу в мусульманских городах. Из Токсуна такой товар везут прямо через Карашар в Кашгар. Поэтому из Чугучака половина наших верблюдов могла итти без груза, а остальные везли неполную нагрузку, так что ежедневно можно было чередовать их.