В старой Африке - Быстролетов Дмитрий Александрович (книга бесплатный формат .txt) 📗
Зной усилился. Иногда возникал южный ветерок и обжигал, но не лицо, как это бывает на юге Европы, а горло и легкие. Безлюдье. Пустота. Отсутствие условий для жизни властно господствовало в гнетущем пейзаже: теперь глаз воспринимал все живое с особой радостью, как привет и подарок.
У Гая под сиденьем находилась корзина. В ней — пресный сыр, сгущенное несладкое молоко, томатный сок и шоколад.
Сначала он держал наготове фотоаппарат и делал снимки пустыни. Но что снимать? Справа и слева, впереди и позади — всюду плоский и ровный каменистый грунт, скучный, как запыленный старый стол. Привалы однообразны. В хорошо обжитых французами оазисах умеренное любопытство взрослых и восторг детворы. На фоне халатов приятно выделялись синие комбинезоны и белые костюмы французов. Сдача и прием почты. Невкусная еда. Испорченный жарой отдых. И снова раскаленная ширь, бескрайняя пустота, серая, оранжевая и желтая, почти белая и почти черная. Да, черная! В Сахаре путник видит все стадии разрушения каменных пород, причем щебень сверху покрыт темным налетом, который называется здесь загаром пустыни. Безлюдное пространство всегда безотрадно, но ничего не может быть ужаснее плоской равнины покрытой насколько хватает глаз черным раскаленным щебнем! Машина шла по этим поджаренным и обугленным камням и оставляла за собой светло-серый след. Медленно менялись безжизненные тона, медленно проплывали мертвые скалы, камни и песок, но всегда неотступно бежала за машиной пыль.
Пыль, пыль, пыль, пыль… Гай угрюмо молчал.
Знойные дни и прохладные ночи менялись законной чередой. Белая машина, ставшая уже серой, неутомимо бежала вперед. Несмолкаемый грохот. Зловонный чад. Жарко. Пусто. Скучно.
Длительное автомобильное путешествие утомляет всегда и везде, а трястись на грузовике по Сахаре — занятие и вовсе не легкое. Плечом Гай упирался в железную подставку для рамы, на которой над головами путников был натянут тент. На опоре болтался градусник, показывавший сорок четыре градуса. Сначала Гай развлекался тем, что считал, сколько раз при особенно резких толчках он ударялся головой о горячее железо, но, быстро насчитав первую тысячу, бросил это занятие и нашел себе другое — воспоминания. Что же привело его к этой горячей железной опоре с болтающимся термометром?
Р-р-р-р…
Машина резко затормозила. В тяжелом воздухе повисли клубы синего дыма. Пассажиры недовольно подняли головы.
— Гастон, взгляни-ка вон туда!
Грязным пальцем Бонелли указал вперед. Усач молча посмотрел бычьим взглядом. Потом изрек:
— Они.
— В чем дело? Мотор испортился? — заволновались пассажиры.
Бонелли не спеша встал, вышел из машины, вынул из кобуры большой пистолет и ввел пулю в ствол. Осмотрев оружие, он, очевидно для пробы, выстрелил в землю. В мертвом безмолвии пустыни выстрел прозвучал неприятно. Затем он, держа оружие наготове, приступил к отправлению маленькой естественной надобности. Между тем Гастон, порывшись под сиденьем, извлек из его недр пулемет, насадил на турель, заложил обойму и навел на цель. «Это охранник, а не штурман!»
Пассажиры совершенно растерялись.
Облачко пыли приближалось — уже можно было различить темные фигурки всадников на верблюдах.
Усач встал, снял пробковый шлем, широкими движениям и вытер огромным пестрым платком пот — сначала с лица, потом с лысины, наконец, с багровой шеи. Надев шлем и подкрутив усы, он повернулся к безмолвным и бледным пассажирам:
— Господа пассажиры! Извольте залезть под скамьи. К нам приближаются туареги!
Так началось для ванЭгмонда знакомство с настоящей Африкой.
Ошалев от жары, он не заметил, что ровная до сих пор местность постепенно стала волнистой: каменистые холмы гряда за грядой тянулись поперек пути. Отряд туарегов остался в лощине, а трое двигались навстречу путникам, то скрываясь, то показываясь вновь, каждый раз все ближе и отчетливее.
Чего им надо?
А вот сейчас увидим. — Бонелли спокойно оперся локтем кузов автомобиля, держа пистолет наготове.
— Что советуете приготовить — фотоаппарат или браунинг?
— То и другое, мсье.
Вдруг совсем близко, шагах в двухстах, всадники вынырнули из-за камней и остановились: три яркие фигуры, точно вырезанные из цветной бумаги и наклеенные на бледно-лиловое пламенное небо.
— Какая красота! — невольно вырвалось у ванЭгмонда. Непринужденно и легко, как будто паря в воздухе, сидели на верблюдах две тонкие гибкие фигуры, укутанные в белые широкие халаты. На высоких копьях, пониже блестящих наконечников, трепетали бело-красные флажки. Лица были закрыты черно-синим покрывалом, через узкую прорезь светились воспаленные красные глаза. Иссиня-черные волосы заплетены во множество косичек, приподняты и пропущены сквозь чалму. Они развеваются над головой, как пучок живых змей.
Впереди воинов красовался их главарь. Верблюд светло-дымчатой масти, изогнув шею, дико косился на машину; бело-красная полосатая попона доходила почти до земли. Этот всадник был одет богаче. Поверх белой одежды широкими складками свободно драпировался черно-синий халат, на него была надета узкая пестрая туника, опоясанная бело-красной лентой, шитой блестками и золотом; длинные концы этого пояса были повязаны крест-накрест через грудь и спину. Правой рукой всадник придерживал пугливое животное, левой — властно опирался на длинный прямой меч. Из-за спины виднелся большой желтый щит из шкуры какого-то животного с узорным кованым рисунком в виде креста. Лицо его было закрыто сначала белой, а поверх черной блестящей материей — лишь в узкую щель виднелась полоска темной кожи да два сверкающих глаза, красных от жары пустыни. Как и у воинов, над головой главаря развевался высокий султан синих змеек. Ничего мусульманского не было в фигурах всадников, это были скорее крестоносцы, прискакавшие из средневековья прямо к автомашине Общества транссахарского сообщения.
— Живописная тройка! — негромко и восхищенно прошептал один из пассажиров.
— Да, лихие наездники, настоящие дети пустыни, — подтвердил Бонелли. — Впереди феодал, по-здешнему — имаджег, а остальные — его вассалы, имгады. У одного из свиты у седла барабан — это тобол, знак власти этого сахарского барона.
— А цвет халатов имеет значение?
— Да. Некрашеная ткань дешевле, и ее носят простые воины и рабы, крашеная — дороже и всегда указывает на более высокое положение. У нашего барона сверху надета еще пестрая туника — ясно, что вдобавок ко всему он еще и щеголь. Впрочем, они здесь все щеголи, это их национальная слабость. Красные и белые полосы — его родовые цвета, что-то вроде дворянского герба. Словом, вы передвинулись назад почти на тысячу лет! Занятно, а?
— Чем же они живут в пустыне?
— Разбоем. Чего не смогут отнять — украдут, а если и украсть нельзя — тогда начинают торговать помаленьку. Народ верный данному слову и по-своему очень честный, но зевать с ними нельзя. Сейчас мы увидим, зачем они тут. И действительно, главарь тронул поводья, и все трое стали спускаться с холма к машине. Вот они уже совсем близко…
Усач, сидевший в машине, прицелился и щелкнул затвором пулемета. Гай услышал смех — это ехавший впереди вождь засмеялся и натянул поводья. Камни брызнули из-под звонких копыт. Африканец поднял обе руки вверх, повернул их ладонями к европейцам и широко развел пальцы. Оба воина повторили это движение. Рукава их легких одежд упали до плеч, в пылающей синеве неба четко рисовались тонкие, точно обугленные, руки. Бонелли и Гастон в свою очередь подняли руки и развели пальцы.
— Господа, сделайте то же самое.
Пассажиры торопливо повиновались. Минута прошла в напряженном молчании — обе стороны словно оценивали друг друга.
— Мирные, — сказал Гай.
— Еще бы, — усмехнулся Бонелли, — видят Гастона и его игрушку. А попадись мы им без оружия, небось не показали бы нам ладошки.
Главарь сделал знак рукой, и воины спешились, отстегнули от седел корзины, расстелили коврик и высыпали на него из корзин пеструю мелочь — сандалии из розового и зеленого сафьяна, изделия из черепаховой кости, цветные коробочки и кинжалы в ярких оправах. Когда товар был разложен, воины присели около ковра, а главарь стал рядом.
