Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми (лучшие книги без регистрации .txt) 📗

Я обратился к нему со следующими словами:

— Тот чужестранец, что приехал с купцом, не желает сиканам зла, поэтому я считаю его своим другом и прошу охранять, когда они с тирреном будут путешествовать по лесу. У себя на родине он человек весьма сведущий, но здесь его легко может укусить змея, когда он по нужде сойдет с тропинки.

Жрец кивнул, сказав: «Твоя кровь — моя кровь!» И теперь я знал, что невидимые глаза будут присматривать за Ксенодотом и сиканские юноши отведут от него любую опасность.

Сиканы ушли так же бесшумно, как и появились, а я все так же сидел на корточках возле тлеющих углей лагерного костра. В лесу становилось темно, вечер обещал быть холодным, по водной глади расходились круги от плещущейся рыбы. Где-то ворковали лесные голуби, и спустя некоторое время их стая пронеслась над моей головой, и я почувствовал движение воздуха от взмаха их крыльев.

Это был добрый знак, и теперь я знал, что все хорошо: Афродита хотела мне показать, что не оставила меня. Перед моим мысленным взором предстал мой сияющий крылатый гений, и мне почудилось, что Афродита где-то рядом. Сердце мое забилось, и я протянул руки, чтобы обнять ее, и ощутил легкое прикосновение чьих-то пальцев к своему левому плечу. Я понял: она не забыла меня, хотя и не могла сейчас предстать передо мной, ибо я не был к этому готов. Никогда в жизни не испытал я более восхитительных мгновений!

Неподалеку послышались чьи-то голоса: это возвращались из леса тиррен и его спутники; я поворошил дрова в костре и подложил сосновых веток, которые принесли сиканы, так как становилось все холоднее. Птицы Рожденной из пены громче всего воркуют именно по вечерам, потому что это самое подходящее время для объятий, любовных ласк и поцелуев. Меня охватила тоска по Арсиное, но еще больше мне захотелось поскорее отправиться в путь. Я слишком задержался в стране сиканов, размышляя над их мудростью и мудростью их лесов, а также над последними днями жизни Микона, весьма опечалившими меня.

Несмотря на шерстяной плащ, Ксенодот дрожал от холода и поэтому сразу же направился к костру, потирая закоченевшие руки. Тиррен же для начала проверил, на месте ли его железный котел, ибо, по мнению сиканов, это была ценнейшая вещь на свете. Они сделали бы его общим достоянием племени, а в минуту опасности раскалили бы добела над костром из древесного угля и из мягкого железа выковали бы себе мечи, копья и ножи. Но обычаи сиканов запрещали им брать чужое, так что котел в целости и сохранности стоял на своем месте. В общем, зря недоверчивый тиррен подходил к сиканам с мерками цивилизованного мира.

— Где ты, собственно, берешь соль и откуда едешь? — спросил я его, чтобы убить время, так как, не желая показаться навязчивым, предпочитал, чтобы Ксенодот начал разговор первым.

Тиррен пожал плечами и сказал:

— Я с севера, из-за моря, и сейчас возвращаюсь домой, отдавшись на волю южного ветра, чтобы не плыть вдоль побережья Италии и не платить налог всем греческим городам. Конечно, греки и сами добывают соль на Сицилии, но моя намного дешевле.

Я достал черного морского конька, которого прислал мне Ларс Альсир перед нашим отъездом из Гимеры, показал его тиррену и спросил:

— Ты знаешь, что это?

Он свистнул так, как будто бы вызывал ветер, поднял правую руку, дотронулся левой до лба и ответил:

— Как к тебе, сикану, попал этот священный предмет?

Потом он попросил разрешения взять его в руки, провел пальцем по отполированной до блеска поверхности и захотел купить его у меня.

— Нет-нет, — ответил я. — Ты же хорошо знаешь, что такие вещи не продаются. Так вот, именем этого морского конька я прошу рассказать мне, откуда ты и где берешь соль.

— Ты хочешь стать моим конкурентом? — спросил он.

Но подобная мысль тут же показалась ему смешной, и он улыбнулся, ибо никто и никогда не слышал о сиканах, плавающих по морю. Свои мелкие и неуклюжие лодки они делали из выжженных стволов деревьев.

— Соль я беру у устья великой реки тирренов, — сказал купец. — На нашей земле, земле этрусков, есть две больших реки, и эта течет на юге. Соль сушат на берегу моря, а выше по реке лежит основанный нами город Рим. Там-то и начинается соляная дорога, которая проходит через страну этрусков.

— Ты говоришь, город расположен у реки? — Мое любопытство усилилось, и я вспомнил о листике ивы, который упал передо мной в родник.

Тиррен нахмурился и сказал:

— Да-да, когда-то это был наш город, и мы построили через тамошнюю реку замечательный мост. Теперь Рим населяют другие народы, и двадцать лет назад из города выгнали последнего этрусского царя, род которого происходил из просвященных Тарквиний. [37] Множество людей с дурной репутацией и даже преступников бежит в Рим, чтобы найти там убежище. Нынешние обычаи горожан жестоки, их нравы суровы, но все знания о богах римляне получили в те времена, когда ими правили наши цари.

— Почему вы не вернете этот город себе? — спросил я.

Тиррен покачал головой.

— Ты плохо знаешь нашу страну. У нас каждый город сам выбирает, будет ли он находиться под властью тирана или станет управляться народом. Но в глубине страны по-прежнему правят лукумоны, а последний римский Тарквиний не принадлежал к этому роду. [38] Когда же выяснилось, что никто не горит желанием взять судьбу города в свои руки, власть захватил прославленный царь Ларс Порсенна. Он завоевал Рим, а потом отказался от него, потому что был сыт по горло постоянными заговорами, которые устраивали молодые люди, желающие убить его.

— Ты не любишь Рим, — уверенно сказал я.

— Я странствующий купец, я продаю соль, которую беру у римских купцов, владельцев соляных копей в устье реки, — ответил он. — Купец ничего не любит и ничего не ненавидит, главное, чтобы у него была прибыль. Но римляне — это не люди морского конька, а люди волчицы.

Волосы встали дыбом у меня на голове, когда мне вспомнился разорванный кошкой Арсинои волчонок.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

Он ответил:

— Существует предание, что Рим был основан двумя братьями-близнецами. Матерью их была одна из весталок, хранивших священный огонь в небольшом городке, который стоял в верховьях реки. Женщина сказала, что забеременела от бога войны, которого встретила, когда набирала воду из родника. Лукумон города приказал положить обоих грудных детей в корзину, сплетенную из ивы, и пустить вниз по разлившейся реке. Корзина плыла по течению до тех пор, пока не остановилась у подножия горы, где волчица затащила детей в пещеру и выкормила их своим молоком вместе с волчатами. Если так оно все и было, то очень вероятно, что какой-то бог и впрямь оплодотворил девицу, а потом захотел спасти своих потомков, но скорее всего отцом был какой-нибудь чужестранец. Когда мальчики подросли, один из братьев убил другого, однако оставшемуся в живых не повезло — его убили жители города, который основали братья.