Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
На балконе появляется что-то. Маршал Бирон сейчас же осаживает лошадь, егожуть берет. Значит, предчувствие не обмануло его. Эта фигура, там, набалкончике, не вышла из дома, — слишком уж внезапно она появилась. Что же,значит, она сидела на полу? Такая высокая особа, как мадам Екатерина? Биронвидит ее совершенно ясно, винные пары никогда не затуманивают ему зрение. Ведьон отлично знает старую королеву, знает это крупное, массивное лицо под вдовьимчепцом. И голос ее слышит — его отличишь среди всех. Агриппа недаром в течениечетырех лет изучал эти добродушно-зловещие интонации, он превосходно копируетих.
— Ах ты, мерзавец! — кричит он в степь одинокому всаднику. — Мерзавец, стойтам, где ты есть! Что это за безобразие? Пьянствуешь да латинские стихи по всейстране рассылаешь? И за это ты надеешься прикарманить несколько городов иограбить королевство? Король Наваррский — мой дорогой зятек, и я не сталаждать, пока ты притащишь его ко мне. Лучше, думаю, сама приеду да помирюсь сним: ведь нет ничего легче, если я привезу с собой красивых баб! Что это еще заистория была на мельнице? Где ты тогда пропадал? Вместо того чтобы его поймать,валялся пьяный в шинке?
Маршал выслушал эту странную речь до конца. Когда голос умолк, он уже всепонял, выхватил пистолет и спустил курок. Но поддельная мадам Екатерина успелаблагополучно скрыться, и только в стене наверху чернела дыра. Бирон пришпорилбыло свою клячу, но в эту минуту из-за дома выехал еще один всадник, оказалось,что это губернатор, или так называемый король — молодчик, который не прочьпоиздеваться над заслуженными маршалами. Взгляд у старика становится прямо-такижелезным. Стиснув зубы, он, не сознавая, что делает, поднимает пистолет. —Хорошо, что в нем уже нет пуль! — вызывающе кричит Генрих. — Вы бы так моглиперестрелять весь королевский дом. Я вынужден буду сообщить королеве, что выцелились в нее, господин де Бирон.
Но тот слов не находит от ярости. Наконец он рычит: — Вы подсунули мнечучело — отвислые щеки, толстый нос из воска, а нутро набили тряпками! Но будьтам даже настоящая мадам Екатерина, клянусь богом, я не пожалел бы об этомвыстреле.
— Ну и герой! — подзадоривает его Генрих. — Да передо мной бог Марссобственной персоной!
— А все-таки города будут моими! — продолжает рычать маршал Бирон. — Всяпровинция будет моей. Король Наварры или Франции — мне все едино, виселиц навсех хватит! — Может быть, он и правда крепко сидит в седле и уверенно смотритв будущее; но все-таки он теряет и власть над собой и ясность мысли.
— Негодяй, ты выдал себя! — говорит над его головой знакомый жирный голос:на балкончике опять стоит мадам Екатерина и тычет в его сторону пальцем. Биронвдруг содрогается с головы до пят, рывком повертывает лошадь, мчится прочь. Нотут отовсюду выскакивают вооруженные люди, преграждают ему путь, задерживаютего и не дают приблизиться немногочисленной свите. Начавшуюся рукопашнуюостанавливает приказ губернатора: — Оставьте, пусть удирает! Теперь мы знаем,что это за птица!
Бирон отбыл. Агриппа, наряженный старой вдовой, начинает приплясывать набалкончике, внизу ее аплодируют, неведомо откуда набежавший народ тоже пляшет.Завтра по всей стране будут рассказывать эту историю, и вся страна будетхохотать, как и мы.
Смех — это тоже оружие. Бирон пока спрячется — на более или менеепродолжительное время, а при дворе станет известно то, что нужно, но не больше:насчет балкончика мы умолчим.
Оз, или Человечность
Очередной приступ болезни лишил маршала возможности посылать курьеров вПариж. Его рвало желчью после того унижения, которому он подвергся на глазах увсей провинции и всего королевства, и ему чудилось, что даже до его постелидокатывается насмешливый хохот. Хотя Генрих и умолчал об этом в своихдонесениях, но при дворе было отлично известно, что маршал Бирон стрелял визображение королевы-матери. И король Франции, которого Бирон вознамерилсяповесить, сначала решил вызвать его в Париж и судить в парламенте. Однако мадамЕкатерина убедила своего сына, что если два его врага грызутся, то не надо иммешать. Поэтому против наместника губернатора ничего и не предприняли, аГенриху только наговорили красивых слов.
Все же, пока сбитый с толку Бирон болел, Генриху удалось отплатить ему замногие злодеяния. Губернатору пришлось, увы, допустить даже самые жестокиепроявления мести — до того были разъярены его солдаты, видя зверства врагов. Ноон сам и его люди представлялись не менее свирепыми тем городам, которыепочему-либо сдались наместнику. И с той и с другой стороны достаточно былопустого слуха, чтобы тот, кого этот слух чернил, подвергся свирепой расправе, аона, в свою очередь, вызывала еще более суровые кары. Люди становились тем, зачто их принимали, и, все больше ожесточаясь, старались превзойти друг друга вбесчеловечности.
Однажды, когда Генрих ехал из Монтобана в Лектур, ему донесли, что по путина него готовится нападение из засады; он тут же отправил господ де Рони и деМейя с двадцатью пятью всадниками, чтобы они очистили опасный горный проход.Когда это было сделано, триста врагов засели в большой церкви с толстымистенами; пришлось вести глубокий подкоп, и на эту понадобилось двое суток.Когда осажденные сдались, король Наваррский решил было шестерых из нихповесить, а остальных отпустить. Однако оказалось, что в данном случаемилосердным быть нельзя, ибо вдруг стало известно, что это те самые католики,которые вели себя гнусно в городе Монтобане. Они не только изнасиловали шестьмолодых протестанток, но несколько извергов «начинили тела несчастных порохом»,подожгли, и шесть прекрасных и благочестивых девушек были взорваны и растерзанына куски. Поэтому означенных триста пленных безжалостно уничтожили.
Во время этой бойни Генрих поспешил уехать, он прямо бежал. Его охватывалоотчаяние, так как о нем шла дурная слава и он вынужден был марать свое имятолько потому, что наместник ни перед чем не останавливался. Бирон же пребывалв уверенности, что города из одного страха не откроют свои ворота перед еговрагом. Справедливость губернатора и строгая дисциплинированность его войска, окоторых вначале шла молва, должны были, по замыслу Бирона, перейти вжестокость; да, он избрал наилучший путь для того, чтобы имя Генриха сталостоль же ненавистным, как и его. Генрих это понял и, убегая во времяуничтожения трехсот пленных, решил отныне поступать иначе, чем его вынуждалзаместитель.
Оз принадлежал к числу тех непокорных городков, которые и слышать не хотелини о каком подчинении и упорно не впускали губернатора. В сущности, противилисьтолько старшины да некоторые горожане, у которых было побольше земли и накоторых работала беднота. Простой люд был на стороне короля Наваррского, ведьон заходил в хижины бедняков и любил их дочерей. За это любили и его. Ибедняки, наверное, открыли бы перед ним городские ворота, но не могли из-загарнизона, который подчинялся богатым. Сопротивление бедняков вызывало средибогатых недоверие друг к другу. Каждый заранее обеспечивал себе лазейку наслучай сдачи города. Так, аптекарь говорил своему соседу-седельщику: — Посекрету, сосед! Ты знаешь, кто поставляет королю Наваррскому сладости? Егоаптекарь в Нераке, некий Лалан; а ведь это я продал ему рецепт.
— Сосед, — отвечал седельщик, — в точности так же обстоит дело и с кожанымфутляром для королевского кубка. Футляр надо было починить, но никто не долженбыл знать об этом, ибо в кубок, который не находится под запором, легко можноподложить отраву. И вот придворные короля принесли этот футляр мне, — докончилседельщик уже шепотом.
Вместе с тем один намотал себе на ус секрет другого, который тот неосторожновыболтал, — на случай, если маршал Бирон успеет заявиться до того, как прибудеткороль Наваррский; тогда каждый, кроме него самого, будет сурово наказан.Какой-то женщине привиделся во сне ангел, он возвестил ей о прибытии маршала,и она орала об этом на весь рынок. Поэтому ее муж оказался бы в особенноопасном положении, если бы губернатор прибыл раньше. Муж был возчиком и однаждыпринял в уплату от деревенского трактирщика вексель господина д’Обинье. Ибо вэтом трактире когда-то закусывал король Наваррский; на самый крайний случайвексель мог послужить возчику защитой.
