Генерал Раевский - Корольченко Анатолий Филиппович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Это была спокойная, сдержанная женщина, любившая проводить время в беседах и чтении и никак не разделявшая интересов мужа, особенно в воинских делах. Она его не понимала, как, впрочем, не понимал её и он, и потому оба питали друг к другу более чем прохладные чувства.
Она знала всё или почти всё о Нелидовой и смирилась с участью жены, разделявшей с фрейлиной любовь мужа.
В тот вечер Павел ещё дважды удостаивал вниманием Анну, пройдя с ней в танце по огромному беломраморному залу. И она в тот же день стала признанной царицей бала.
День у Павла начинался рано, в пять часов. К этому времени Кутайсов уже ожидал его, разложив на зеркальном столике всё необходимое для цирюльного священнодействия.
— Начнём, — сказал Павел привычное, усаживаясь в кресло.
— Как спали, ваше величество? У вас прекрасный вид.
Повязав на шею накрахмаленную простыню, царедворец старательно размешал в фарфоровой посудинке мыльный порошок, ловко навёл остроту бритвы на широком ремне.
— Не горячо-с? — спросил он, намыливая клиенту широкий подбородок.
— Нет, — буркнул в ответ тот.
Кутайсов замолчал.
Сколько за тридцать лет прошло через его руки всяких голов и подбородков! Сколько чинов он обслужил за это время!
А всё началось с неожиданного случая, произошедшего с ним в Бендерах. Приехав мальчишкой с Кавказа к родственникам-туркам, он оказался в числе пленных у русских, штурмом взявших город.
— А ты кто такой? — спросил его русский генерал.
— Из крепости.
— Сколько ж тебе лет, вояка?
— Двенадцать.
— Геть к матери!
— А она далеко, в Кутаиси.
— Ну убирайся вон! Недосуг с тобой возиться.
Генерал был строгим.
— А я хочу остаться у вас. Буду брадобреем. Отец меня этому научил.
— Брадобреи нам надобны, — смилостивился генерал. — Остриги-ка солдат роты, а то заросли совсем. Посмотрим, какой ты мастер.
И мальчонку-турка оставили в полку, дав ему фамилию Кутайсов, поскольку родом он из Кутаиси.
Начав с солдат, ловкий малый стриг и брил поручиков и майоров, полковников и генералов, даже фельдмаршалов, а потом попал во дворец. С восшествием Павла на престол он из придворного цирюльника стал обер-гардеробмейстером, что соответствовало званию главного дворцового камердинера.
Нахрапистому турку этого показалось мало, и однажды за утренней процедурой он намекнул, что совсем бы нелишне одарить его орденом.
— Все имеют, а я — нет.
— Что? — сдёрнул с себя простыню Павел. — Во-он!
Он приказал изгнать наглеца со двора. Поняв, что дал промашку, турок упал на колени пред Марией Фёдоровной и Нелидовой. Взмолился, чтоб простили его за недомыслие и опрометчивость. Женщинам с трудом удалось уговорить государя...
— Что выведал о Лопухине? — спросил его Павел, глядясь в зеркало.
Кутайсов, придерживая кончик носа клиента, поднёс к его лицу бритву.
— Лопухин в Москве человек известный, уважаемый. А вот жена... Она у него вторая, доводится дочерям мачехой... Штучка, вертихвостка, напропалую крутит с полковником Уваровым.
— Графом?
— Совершенно верно, графом Уваровым.
— А что же Лопухин? Неужто не знает?
— Как не знает, ежели о том известно всему московскому свету... Осторожно, государь! — Высунув кончик языка, брадобрей старательно скрёб лезвием бритвы широкий, с ямочкой подбородок. Эта ямочка требовала осторожности. — Вот здесь ещё волосок...
Павел выждал.
— Так говорил ли ты с самим Лопухиным? Упомянул ли насчёт переезда в Петербург?
— Как вам сказать? Разговор был, но не обстоятельный, так, на ходу.
Турок хитрил. С Лопухиным он говорил с глазу на глаз, без свидетелей. Он спросил тогда сенатора, известно ли ему о чувствах, какие питает император к его дочери.
— Нет, Иван Павлович, о том понятия не имею, — прикинулся простаком Лопухин. — Разве государь имеет виды на Анну?
— Именно так, Пётр Васильевич. Вы можете стать обладателем богатства, осчастливить дочь и себя тоже. И я готов вам помочь в этом.
Лопухин понял, к чему клонит царедворец, и, конечно же, ответил согласием.
— Предстоит ваш переезд в Петербург, Пётр Васильевич. Так желает государь. Вам будет предложена должность. Какая? Сказать не могу. Но я при случае замолвлю о вас доброе слово. А вы, Пётр Васильевич, когда станете в силе, припомните моё старание.
Союз с Лопухиным был Кутайсову необходим потому, что у него возник замысел сосватать младшую дочь Лопухина Екатерину за своего сына. Получится заманчивая, почти родственная близость: Анна Лопухина — любовница императора, а её сестра — жена сына Кутайсова.
Улучив момент, когда цирюльник отвёл от лица бритву, Павел сказал:
— Я уполномочиваю вас, Иван Павлович, на серьёзный разговор с Лопухиным. Вы должны убедить его в необходимости переезда семьи в столицу. Он ни в чём не будет иметь отказа. Это для меня очень важно.
— Лопухин, конечно, будет польщён предложением, но вот его жена... Она не захочет терять ухажёра.
— Графа Уварова? Так я распоряжусь перевести и его.
— А найдётся ли в столице достойное место для Лопухина?
Павел дёрнулся в кресле и отстранил от лица руку с бритвой.
— Что-о? Торговлю он вздумал со мной устраивать? Или, может быть, это ваше измышление?
— Нет, государь, нет! Он так не говорил. Просто мне казалось, что он так подумал.
— Предупреди, что, если ответит отказом, увезу Анну и без его согласия. — Павел перешёл на привычное для себя обращение. — Повстречай и так передай!
— Всё сделаю, ваше величество, — поторопился заверить его в своей преданности Кутайсов и дунул изо всех сил одеколоном из пульверизатора.
Павел зажмурил глаза, задохнулся, хотел что-то сказать, но на лицо упала салфетка.
— Пожалуйте-с... Вы в самом лучшем виде, мой государь.
Императрица Мария Фёдоровна узнала о готовящемся переезде семьи Лопухиных в Петербург от Кутайсова. Раздосадованная, она написала Анне резкое письмо с требованием не предпринимать такого шага, пугала последствиями.
Письмо, однако ж, до Анны не дошло — перехватили и через Кутайсова передали Павлу. Тот пришёл в бешенство.
— Никто не смеет перечить мне в делах, даже личных! Ни вы, — он поглядел испепеляющим взглядом на императрицу, — ни вы, фрейлина Нелидова. Позвольте мне самому управлять своими чувствами. Я догадываюсь, по чьей указке была подослана давеча ко мне в постель Юрьева. Это ваши дела, ваши! С помощью этой госпожи вы хотели погасить мою любовь к Лопухиной. Но ваши усилия тщетны. Я по ней скучаю.
— А вы, ваше величество, нам наскучили, — бросила Нелидова дерзостно на правах отторгнутой любовницы.
Не удостоив женщин ответа, Павел вышел.
Весь день он пребывал в дурном расположении духа: никак не мог прийти в себя после разговора с Марией Фёдоровной и Нелидовой.
— Как она позволяет себе разговаривать со мной? — изливал он желчь на недавнюю любовницу. — Этого я ей не прощу. Вернёмся в Петербург — и надобно отправить её со двора.
Поздним вечером он вышел подышать воздухом вместе с Кутайсовым. И тут они увидели, как из покоев императрицы вышел сенатор Нелединский. Человек скромных правил, стихотворец, он пользовался уважением. Кутайсов же его ненавидел, возможно, за то, что Павел был с ним обходителен.
— О чём вели беседу, Юрий Александрович, в такой поздний час? — спросил Павел, взглянув на часы.
— Об искусстве. Её величество столь в этом пытлива, что не заметили, как пролетело время, — ответил тот, отвесив поклон.
— Спасибо, Юрий Александрович, за душевную щедрость, — поблагодарил Павел.
— Не верьте ему, государь, — сказал Кутайсов, когда сенатор удалился. — Этот прохвост врёт. Он шпион, следит за вами и передаёт всё императрице.
— Он? Нелединский? Не может того быть!
