Кеес Адмирал Тюльпанов - Сергиенко Константин Константинович (онлайн книга без TXT) 📗
Чувствую, Лиса проняло. Даже дымить перестал. Бросил на землю огарок и вцепился руками в рыжие патлы. Задумался, закручинился.
– Что, – говорю, – может, не веришь?
– Не поверил бы, – отвечает, – вот те крест и святая троица. Только половину этой истории я сам знаю. Но с другого конца.
Я уж думал, Лис пустится врать, и приготовился дать ему по шее. Только он говорит:
– Верь не верь, адмирал, а твой Слимброк – он же брат Герциано и есть мой незабвенный папаша, дай ты, господи окочуриться ему пораньше…
Не стану уж рассказывать, до чего я удивился. Даже язык у меня повернулся не сразу.
– Помнишь, – говорит Лис, – как он гаркнул: «Мартин, ты здесь…» Я ведь и есть Мартин. Он меня носом и селезенкой – чем хочешь чует и очень желает вернуть под свое крыло а может, вообще прикончить.
– За что?
– Много про него знаю.
– Он что, перед кем-нибудь виноват?
Лис закатил глаза:
– «Виноват»! Пресвятая дева! Да плевать им на вину, боженька что хочешь отпустит!..
– Ой, Лис, потише!
– Ну, адмирал, попали мы с тобой в историю, – говорит Лис.
– Да ты про что, Лис?
– Не представляешь ты, брат, с кем связался. И снова хватается за рыжие патлы.
– С кем бы ни связался, – говорю, – а Эле и Караколя надо выручать.
– Ещё чего! – закричал Лис. – «Выручать»! Да нас там просто прикончат! Подумай о Голландии, адмирал. Кто будет водить корабли?
Я спросил у Лиса, почему он так боится отца.
– Ох, адмирал, не спрашивай, хоть и обещал рассказать. Просто язык немеет. Видишь ли, они меня затащили в свою банду, два года учили, а я сбежал. Всё про них знаю.
– А чему учили?
– Фи! Ты и представить не можешь. Каторга! Например, дисциплина. – Лис вскочил и отбарабанил: – Обязуюсь подчиняться безмолвно и любому приказу! Послушен, как труп, который вертят как угодно! Как палка, покорная любому движению! Как восковой шар, повторяющий любую форму! Как маленькое распятие в руке повелевающего!
И пошёл, и пошёл тараторить… Никогда такого не слышал, а вам не пересказываю, потому что всё узнаете дальше. Потерпите немного.
Под конец Лис сложил на груди ладони, опустил глаза в землю и смирненько так сказал:
– Мы странствующие рыцари Христа. И всех мы вас закопаем в землю или перевешаем вверх ногами… Господи, на то твоя воля. Аминь.
У меня даже холодок по спине пробежал. Примерно такое же говорил Слимброк Железному Зубу.
– Самое неприятное, – говорит Лис, – что ты попал в передрягу, которая у них называется «Испанская ночь». Попомни мои слова, но рано или поздно такой ночкой снесут голову твоему Молчаливому. Они уже тысячи укокошили. А разных там королей, императоров – целую дюжину! Принц для них – раз плюнуть.
Я вскочил и сказал:
– Спасём принца!
Лис только было открыл рот, чтобы ответить, как заскрипел и стал опускаться подъемный мост. Слышно было, как за стеной тяжело топали лошади, пищал ворот. Всполошились куры, индюки, хозяйки стали поднимать корзины с зеленью, строили в ряд тележки.
Мост опустился, отворились ворота, вышел бородатый человек с алебардой и закричал:
– Прра-пускаю! Возы на базар прра-пускаю! Пошлина серебром, а с женщины – медью!
На конце алебарды болтается деревянный башмак. Туда и положено сыпать пошлину. Но это, конечно, тому, у кого есть, а нам с Лисом до алебардщика нет дела.
Мы прошмыгнули в город за первой повозкой и шли с ней до базара. А мне нужен принц Вильгельм Оранский по прозвищу Молчаливый. В каблуке для него свинцовая трубочка.
По деревянному настилу вдоль канала шла женщина – видно, из хорошей семьи. В белом чепце и коричневом платье. Решил спросить у неё. Женщины всегда добрее. Сделаешь такое лицо, ещё по голове погладят, а может, дадут лепёшку.
Вот я и забежал вперед, вежливо так приподнимаю шляпу и говорю:
– Фреле, не скажете…
Только не досказал, потому что поперхнулся. Передо мной стояла Эглантина, как будто по небу из Лейдена прилетела. Та самая Эглантина Бейс, которой мы сочинили мадригал с Караколем, но ничего из того не вышло.
ДОМ НА ВЕРВЕРС ДЕЙК
Конечно, я удивился. Как она выбралась? Мы разыграли целую комедию и то чуть не попались, а она уже тут, идёт себе по улице.
Но Эглантина объяснила, что в самый туман, когда своих ног не увидишь, она прошла посты вместе с прыгуном по имени Рыжая Пташка. Спешила к дяде, который вроде бы заболел, но сейчас его нет. Вместе с Молчаливым он в Роттердаме Я, в общем-то, обрадовался встрече и всё рассказал, даже про письмо. Меня ведь предупредили, что, если не будет принца записку можно отдать и Бейсу, дяде Эглантины.
– Они со дня на день приедут, – сказала Эглантина. – А сейчас пойдёмте ко мне… Кеес, ты Караколя не видел? Куда-то он пропал, искала его по всему Лейдену.
Я поперхнулся и побоялся сказать про Караколя. А Лис стал громко напевать какую-то песню. Вообще он сразу напыжился и стал важным. Наверное, не хотел ударить лицом в грязь перед Эглантиной.
Толком не объясню, как прошёл день. Всё точно в тумане. Эглантина привела нас к себе домой, кормила вкусными штуками, даже пирожками-олеболлен, которых не удалось поесть в Лейдене. Смотрел я какие-то картинки, отвечал на вопросы и помню, что никак не соглашался лечь спать. А потом, как добрался до подушки, вроде бы на карусели поехал, и сразу всё пропало…
Снилось мне разное, но один сон хорошо запомнил. Как будто разбила мать тарелочку из дельфтского фаянса, которая висела у нас на стене. Взяла одну половинку и ушла. А я кричу: «Мама, мама!» А мама ушла в темноту. Поднял я вторую половинку и тоже пошёл в темноту. А потом стало светлее. Смотрю – прямо передо мной рай. Боженька стоит и всех пропускает. Меня задержал, а я показал ему половину тарелки. Вынул боженька вторую, приложил к моей, увидел, что сходится, и пропустил. Прошёл я ворота, а там опять темнота, Я снова кричу: «Мама, мама!»
Тут Лис меня разбудил.
– Чего ты, – говорит, – кричишь, спать не даешь. А за окном уже утро. Проспали мы чуть ли не сутки. Я подошёл к окну.
Рядом с домом блестит вода – какой-то большой канал. А напротив высокая церковь с густыми деревьями. Небо чуть-чуть желтоватое, весь воздух поэтому как густое молоко.
Почему-то мне стало жалко себя. Вспомнил маму, отца, и захотелось плакать. Так иногда после сна бывает. Лис объяснил потом, что ночью кровь остывает, и сердце делается слабым, как у девочки.
Эглантииа кормила нас бараниной с бобами и показала из окна длинный сероватый дом. Оказалось, это монастырь святой Агаты, и там живёт принц Оранский по прозвищу Молчаливый. Окно его кабинета смотрело через канал в нашу сторону. Как только оно распахнется, значит, принц уже в Дельфте и можно нести письмо.
Потом Эглантина ушла, а мы решили погулять по городу. На белой стене в кухне висело много тарелочек, а одна просто лежала в углу на скамейке, разбитая, точно такая, какую я видел во сне. Снова у меня в груди что-то пискнуло. Взял я один осколок и положил в карман.
Дельфт показался мне похожим на Хаарлем, где жил дядя Гейберт, – такой же чистый и маленький. Каналы здесь прямее, чем наши, а гавань побольше. Много всяких кораблей под разноцветными флагами. Лис всё высматривал, нет ли у моряков трухи для продления жизни, но купить-то её всё равно было не на что.
Подкатил к одному бородатому в шляпе по самые уши.
– Эй, – говорит, – любезный, нет ли у тебя кой-чего чудного из заморской страны, от чего дыхалка горит?
Бородатый даже не посмотрел, вылезает из лодки на берег, сопит.
– Спрашиваю: корешок такой не привозил, который в нос бьёт и глаз мутит?
Бородатый только пихнул Лиса и бормотнул:
– Брысь! Кишки на деревьях развешу.
Я отскочил, как мячик. Лис – за мной.
– Чего ты? – говорит.
А я отвечаю:
– Да это Железный Зуб.
Дали мы стрекача. В переулке отдышались, пошли спокойнее.
– Слушай, – говорит Лис, – он же тебя в лицо не знает. Видел-то ночью, да вымазанного сажей.
