Жаркое лето 1762-го - Булыга Сергей Алексеевич (прочитать книгу TXT, FB2) 📗

— Так, может, его там и нет! — рассерженно сказал Неплюев. — Может, она пустая!

— Натурально, может, — сказал Никита Иванович очень задумчиво.

— Нет, — сказал Волконский, — не пустая! Потому что это еще надо было бы сообразить, чтобы такое устроить — отправить пустую. А кому там соображать?! Гришке, что ли?! — И он опять повернулся к курьеру и, облизнув губы, опять почти ласково спросил: — Так пустая она была или нет? Что майор про это говорил?

— Майор про это ничего не говорил, — сказал курьер опять испуганно. — Майор думал, что они поехали на Шлиссельбург. И когда они только поехали, он велел Кешке бежать за ней и посмотреть. Кешка побежал, потом скоро вернулся и сказал, что они повернули на Сарское. И ох тут господин майор разгневался! Велел ему срочно коня! Колупаев, закричал, не колупайся! И сел, и поскакал.

Волконский, выслушав курьера, помолчал, подумал, а потом сказал так:

— А может, они вкруговую поедут. Сперва как будто на Сарское взяли, а после р-раз! — и повернули куда надо. Может такое быть?

— Может, — сказал курьер. — Господин майор так и сказал. И велел его ждать.

— Где? — строго спросил Никита Иванович.

— Здесь. У вас, — сказал курьер. — Он сказал, что сам сюда прибудет. Но сперва сам все точно узнает.

— А! — только и сказал Никита Иванович. И даже приложил пальцы к вискам. После встрепенулся и спросил: — А про первого курьера он что говорил?

— Какого первого? — спросил курьер.

Никита Иванович молчал. И его гости тоже. Все они теперь смотрели на Ивана. Тогда и курьер на него посмотрел, проморгался и еще раз посмотрел… А потом только пожал плечами.

— Хорошо, голубчик, хорошо, — сказал Никита Иванович без всякой радости. — Благодарю тебя. Сходи пока, перекуси чего-нибудь. У Варсонофия. А после тебя позовут. Ступай, ступай!

Курьер ушел. Эти, за столом, еще немного помолчали, потом первым встал Иван Иванович Неплюев и сказал, что посидели они очень славно, он здесь всем очень доволен, но у него дела, потому что государыня может вернуться в любую минуту. А что ей тогда скажет, сказал он, если он сам ничего не знает? И я тоже ничего не знаю, сказал следом за ним Волконский и тоже встал. Тогда, правда, без слов, встал и фельдмаршал Разумовский. Ну и Никита Иванович встал, он же там был за хозяина, и сказал, а как же банк, он же не сорван, кому он. А ты, Никита, ничего пока не трогай, ответил на это Неплюев, мы, я думаю, скоро сюда вернемся и доиграем. Пусть карты лежат, строго сказал Неплюев. Или, может, он еще строже спросил, кто-нибудь хочет предложить что-нибудь другое? Но с ним все дружно согласились, и тогда они начали прощаться, после Никита Иванович провожал их до лестницы, после он вернулся, посмотрел на Ивана — а Иван стоял, где и стоял, пень пнем — и сказал примерно вот что. Что он, мол, не советует Ивану никуда из его дома отлучаться, потому что его история наделала немало шуму, а зачем еще и это? Или разве у меня вам будет неуютно, продолжал Никита Иванович очень любезным голосом, да и это будет неприлично, если вы уедете, а вернется господин майор и не застанет вас здесь. Разве это будет хорошо? Нет, сказал Иван, нехорошо. Потому что вдруг я куда побегу и вдруг кому что скажу! Э, строго сказал Никита Иванович, нельзя таким шутить, да и разве я давал для этого повод? Да если бы я вас только хоть в чем-нибудь заподозрил, так разве бы я не нашел на вас управы?! Но мне не управа нужна, а верные люди, голубчик, вот что! А вам нужно отдохнуть, а то вон вы какой бледный. Степан вас сейчас проводит. Степан!

Пришел Степан, очень важный лакей, наверное, дворецкий, Никита Иванович сперва представил ему Ивана, назвав его своим другом, а после велел проводить его в левую гостиную. Степан важно кивнул, и они вышли и пошли. И это опять была лестница вверх, тоже в коврах и в позолоте, но это уже не веселило. Почему-то!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

«Говори, что хочешь»

Также и в левой гостиной, когда они туда пришли, Ивану веселей не стало. Это была, конечно, богатая гостиная, настоящая вельможная, мебель там была французская, с кручеными и позолоченными ножками, на полу персидские ковры, на стенах голландские, скорей всего, картины. И так далее. Иван остановился посреди гостиной и начал осматриваться. Степан сказал:

— Располагайтесь, сударь. Если чего будет нужно, звоните, — после довольно низко поклонился и ушел.

Одному Ивану сразу стало легче. Он стал ходить по гостиной и близко все, что его интересовало, рассматривать, а то даже и брать в руки. Хорошо живут, думал Иван, он бы с таким житьем ни во что бы не влезал, ни в какие интриги, потому что а зачем интриговать, когда и так все есть? Это уже с жиру называется. И вот с такими мыслями Иван подошел к окну, осторожно отодвинул гардину и посмотрел на волю. Внизу был парк, а дальше, за Фонтанкой, начинался настоящий город, крыши, много черепицы, и там дальше где-то был Новый Зимний дворец. Но Иван его высматривать не стал, а повернулся направо и стал смотреть туда, хоть он точно знал, что Анютиного дома он отсюда не увидит. А хотелось! Подумав так, Иван полез за пазуху, нащупал там новый немецкий портмонет, еще хрустящий, а в нем колечко. Колечко было золотое, тоненькое, с маленьким камушком красного цвета. Красный — это страсть, Анюта как увидит, сразу засмущается. И закраснеет. Значит, тоже страсть! Подумав так, Иван стал дышать чаще и глубже. И все смотреть в окно, смотреть! Правда, он теперь все чаще смотрел вниз, на землю. А после даже стал прикидывать, какая там высота и сколько нужно скатертей или гардин, чтобы спуститься. Получалось, что не так и много и что охраны в парке тоже почти нет, сверху это было видно хорошо. И окно свободно открывалось, Иван его даже открыл, сразу пахнуло свежестью и волей, дышать стало легко и пьяно.

Но все это дурь, вдруг подумал Иван и отошел от окна. А после даже сел в кресло и положил руку на стол, к колокольчику. Однако не звонил пока, не звал Степана, а только думал о том, что если он сбежит, то его, конечно, не поймают, потому что некому, но зато потом все будут думать, что он шпион, конфидент. Потому что а чего было бежать? И потому что если не шпион, то подожди Семена, тебе же скрывать нечего. Да и бежать теперь куда? Ни к царице теперь, ни к царю, теперь и там и там Сибирь, а к Анюте — тогда им вместе туда же. Вот и получается, думал Иван, что господин обер-гофмейстер Панин — это его последняя надежда. Ну и еще Семен. Вот поэтому и надо подождать, а не пороть горячку. И Иван ждал.

Правда, делать это было очень скучно. Иван опять встал и принялся расхаживать по комнате, рассматривать картины, на которых по большей части были изображены голландские деревни, мельницы, голландцы и голландки, домашняя живность, особенно часто коровы, все очень жирные, просто на диво. Но все равно, думал Иван, в Великих Лапах лучше, даже несмотря на Хвацкого, вот только как теперь туда попасть? Да еще вместе с Анютой! А еще очень хотелось есть, Иван даже уже подошел к колокольчику.

Но позвонить не успел — вошел Степан и пригласил, как он это назвал, перекусить. Перекус был в соседней комнате, в левой, как ее называли, столовой. Стол там был достаточно большой, но перекусывал Иван один. Перекус был знатный: восемь блюд, из них три мясных, очень сытных, и еще курица с грибами, Степан сказал, что это трюфели, и еще здоровущие раки гомары, и вина, тощие и сладкие, и просто белая анисовка, и еще черный бальзам. От бальзама Иван отказался, а остального отведал.

После перекуса, вернувшись к себе, Иван увидел на софе шлафрок (это такой халат, как у Румянцева), мягкие домашние туфли с загнутыми турецкими носами и колпак с помпончиком. Ни до чего этого Иван, конечно, даже не дотронулся, а только расстегнул две верхних пуговицы в своем форменном камзоле, сел в кресло, взял газету, а это была немецкая, старая, он ее еще в штабе читал, но все равно, чтобы совсем не скучать, начал просматривать. И вскоре даже не то что заснул, но как будто немножко вздремнул. Так прошло еще несколько времени, а Семен по-прежнему не появлялся. Иван очнулся и смотрел в окно, там уже был поздний вечер, а Семена все не было и не было. Иван то и дело вспоминал того человека, одетого мастеровым, который прятался в засаде на Шлиссельбургском тракте и ждал, когда мимо него повезут арестованного государя. Вот зачем он там сидел! Но не повезли мимо него. Повезли в другое место. И как теперь быть? Вдруг, думают они, Иван не так прост, как это им кажется, вдруг Иван знает, куда повезли государя, которого они отбить хотели. А зачем отбить? Они же сами все это затеяли — чтобы его свергнуть, это же, как дядя говорил, даже коню понятно. А вот непонятно ничего! И как он это, и зачем он в это влип?! Ат, дурь какая, думал Иван очень гневно. И еще вспоминал про Анюту. И щупал портмонет за пазухой. В портмонете лежало колечко. Время шло, Иван скучал все сильней и сильней. И все чаще подходил к окну, и все смотрел, смотрел на парк, как будто он там что-то видел.