Приключения в Красном море. Книга 1 (Тайны красного моря. Морские приключения) - Монфрейд Анри де (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
В данный момент появление парусника, благодаря которому уцелела часть моего склада, кажется мне ниспосланным свыше. Вскоре я узнаю, что оно также привело к роковым последствиям. Судьбе было угодно, чтобы патроны остались на моем острове и стали причиной надвигающейся катастрофы.
Бедный Абди перепуган до смерти. Он показывает мне тайник, откуда были извлечены ящики. Ему пришлось уничтожать следы произведенного беспорядка в одиночку, выравнивая песок. Уезжая, Джамма забрал весь запас пресной воды, из-за чего Абди был вынужден отправиться в Джибути. Именно оттуда он и привез жену Даоле — еще один элемент злого рока.
Опасаясь возвращения сомалийских пиратов, которые вполне могут попытаться выкрасть остаток патронов, мы меняем места расположения тайников. Переноска семидесяти восьми ящиков на другой конец острова изматывает нас. На беду, я позабыл о присутствии на острове чужой женщины, которой ничего не стоит узнать, где находятся эти новые склады.
Закончив работу, я решаю плыть в Джибути, чтобы узнать новости о войне. Жена Даоле просит взять ее с собой: она хочет забрать там оставленные ею вещи. Впрочем, эта женщина еще довольно хороша собой и способна скрасить одинокую жизнь на этом заброшенном острове.
В Джибути меня ожидают плохие известия: война складывается не в нашу пользу.
Англичане сетуют на то, что все арабы вооружены ружьями системы грае. В их продаже они справедливо обвиняют Джибути. Губернатора привлекают к ответу за пособничество контрабандистам, как если бы министерство колоний пребывало в неведении относительно характера торговли, в течение десяти лет способствовавшей обогащению Французского Берега Сомали.
Разыгранная комедия имеет целью убедить всех в том, что Джибути никогда не торговал оружием. «Интеллидженс сервис», вероятно, весьма невысокого мнения об этой наивной уловке.
Однако внушительное количество ружей системы грае, поступающих в Аравию, представляет собой нарушение закона. Нужно найти виновного. Я появляюсь как нельзя кстати.
Все произошло весьма банальным образом. Даоле, которому заплатили, донес на меня. Его жена — а она была с ним в сговоре — сообщила обо мне, и ему оставалось лишь привести таможенный патруль в мое отсутствие.
Меня сразу же арестовали и бросили в камеру.
Я не собираюсь рассказывать здесь о всех подлостях, к которым были причастны прокурор Республики и следователь. Это составит сюжет второго тома моих мемуаров, где я поведаю о том, что должен был бы унести с собой в могилу, как того хотели бы многие.
Однако сейчас я остановлюсь на злоупотреблениях, на которые пока еще смотрят сквозь пальцы в наших далеких колониях и которые должны стать достоянием гласности в назидание тем, кто лелеет мечты о порабощении чужих территорий.
Обвиняемый не имеет права прибегать к услугам адвоката и знакомиться с материалами, которые собирает против него следствие, так как закон от 1897 года не ратифицирован в Джибути.
Я находился в полной зависимости от следователя.
Являясь подчиненным должностным лицом, он вряд ли может рассчитывать на повышение, если не пользуется благосклонностью главы колонии.
Наконец — и это, вероятно, самое серьезное обстоятельство — следователь, который может объявить виновным кого угодно (причем ему даже не нужно предъявлять доказательства), меняет свою одежду на судейскую мантию и становится председателем суда, чтобы вынести приговор тому, чье дело он расследовал.
Понятно, насколько безгранична тираническая власть губернатора, если учесть, что в его полном подчинении находится чиновник, облеченный такими полномочиями.
После трех месяцев заключения в темной камере, без свежего воздуха, где я принужден был обходиться без одежды, несмотря на тучи москитов, чтобы не умереть от духоты, царящей в самой жаркой стране мира, против меня были выдвинуты обвинения, в результате которых я лишался средств к существованию.
Из одного и того же дела сделали два: первое — гражданское — предполагало арест моего судна, патронов и уплату штрафа, равного их стоимости. По другому — уголовному — я приговаривался к шестимесячному тюремному заключению. Воспользовавшись моим угнетенным состоянием, прокурор Лонг любезно осведомился у меня, не хочу ли я отправиться на фронт. Меня помилуют, добавил он, избавив от необходимости досиживать в тюрьме оставшиеся три месяца, при условии, что я письменно откажусь от апелляции. Я мог погибнуть. И тогда, если бы кто-то пожелал вернуться к этому делу после моей смерти, правительство было бы защищено моим письменным заявлением.
Находясь на грани изнеможения, подавленный сверх всякой меры, я был готов подписать какой угодно документ, лишь бы поскорее уехать отсюда. Пароход отправлялся на другой деть, и мне разрешили сесть на него.
И тогда произошел случай, который подвел черту под этим делом и никогда не изгладится из моей памяти.
Все мое имущество было арестовано и продано в счет штрафа. Мне оставили лишь несколько личных вещей. Однако прокурор Лонг полагал, что мне удалось утаить кое-какие сбережения и что я захвачу их с собой. И он придумал такую ловушку.
Ночью, накануне моего отъезда, была предпринята попытка ограбления Индокитайского банка. Обстоятельства этого ограбления весьма загадочны, так как охранник ничего не слышал. В зале, где был взломан сейф, нашли полотняную шляпу, похожую на мою. Шляпы подобного, весьма распространенного фасона продавались на площади, к тому же моя шляпа была у меня на голове.
Я сидел на баке судна, отплывавшего во Францию, рядом со своим чемоданом, затерявшись в толпе мобилизованных туземцев. С грустью я смотрел, возможно в последний раз, на бескрайний горизонт моря, и меня овевал морской ветер, теперь уже оскверненный зловонными запахами отхожего места и трюмов.
Вдруг появился комиссар полиции Вернье, получивший приказ прокурора обыскать и задержать меня, если он найдет деньги. Этот человек был явно смущен той ролью, которую заставили его играть. Выслушав от него историю со шляпой, я понял всю мерзость этой последней попытки меня опорочить.
К счастью, я почти ничего не сумел спасти от разорения, и у меня остался только один чек на двести франков, подаренный моим другом Шабо, почтовым служащим.
Переживая последнее нанесенное мне оскорбление, я плыл к берегам Франции вместе со многими другими людьми. Я испытывал такую горечь, что мне казалось, будто нам предстоит защищать не родину, а положение и привилегии людей, которых я оставлял там, в Джибути.
Но я знал: я вернусь туда однажды, дав клятву доказать своим врагам, что не смирился с этим поражением.
МОРСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Разочарование
Уже прошло шесть дней, как пароход покинул Джибути.
Небо затянуто облаками, моросит дождь, и Средиземное море имеет зеленоватый оттенок. Дует пронизывающий сырой и холодный ветер.
По мере нашего продвижения на север солнце умирает.
Мальгашцы, среди которых я нахожусь, затихают, словно больные животные, забившись в укромные уголки. Каково же придется этим беднягам в снегу и в наполненных грязью траншеях?
В их глазах ностальгия по оставленной ими простой жизни. Однако, пытаясь превозмочь эту тяжелую тоску, наполняющую их души, в то время как дни становятся все короче и солнце отступает куда-то вдаль, они распевают песни.
Они поют хором глухими голосами, с отсутствующим и остановившимся взглядом, как у людей, пребывающих в гипнотическом состоянии, словно бы устремивших взор внутрь себя, ибо вещи, воскрешаемые ими в памяти, находятся в них самих: деревня с соломенными хижинами, вся зебристая от прозрачных теней, отбрасываемых кокосовыми пальмами; зеленеющее в ясной прохладе родников рисовое поле; светлая ночь, наполненная оглушительным кваканьем лягушек, которое вдруг смолкает, как бы открывая перед путником дорогу тишины.
