Смерть в рассрочку - Сопельняк Борис Николаевич (книги без регистрации TXT) 📗

— Пакостно все это, — не выдержал Бриджес. — Ведь это же люди, а не разменная монета.

— Эдвард, вы слишком эмоциональны, — мягко заметил Иден, — и не хуже меня знаете, что с юридической точки зрения совершенно не правы. Представьте себе на минутку, что советское правительство предъявит какие-то права на наших пленных. Что вы тогда скажете?

— Человек должен сам решать, где ему жить, — твердо сказал Кадоган.

— Но не во время войны! — живо обернулся к нему Иден. — А теперь я вас позабавлю. На днях в нашем посольстве в Москве объявились два английских солдата, освобожденных Красной Армией из Освенцима. Оказывается, русские не придумали ничего лучшего, как развесить в польских городах плакаты на английском языке с адресом транзитного лагеря близ Одессы: добирайтесь, мол, сами… Многие так и поступали. А эта парочка решила пробираться в ближайшее английское представительство, которое, как вам известно, в Москве. И что вы думаете, без денег, без пищи, не зная ни слова по-русски, они добрались до Москвы и явились прямо в посольство! Там чуть с ума не сошли.

— Если по России свободно бродят англичане, могу себе представить, как там вольготно немцам, особенно из абвера, — грустно заметил Кадоган. — Надо что-то делать. Мы не имеем права бросать наших людей на произвол судьбы. Может быть, следует напомнить русским об их обязательствах?

— Молотову я уже писал, — вздохнул Иден. — Ничего вразумительного он не ответил.

— Тогда надо вводить в дело тяжелую артиллерию, — предложил Бриджес. — Тем более что наш главный бомбардир «питает полное доверие» к их главному бомбардиру.

— Решено, — поднялся Иден. — Обратимся к Черчиллю.

— Нет, Энтони, так дело не пойдет, — ворчливо говорит Черчилль, откладывая в сторону проект письма. — Уж очень вы слезливы. А порой и категоричны. Так нельзя. Вот здесь, — снова зашуршал он бумагой, — вот здесь вы пишите, что вернувшиеся домой англичане жалуются на плохую пищу в русских транзитных лагерях и ужасные жилищные условия. По каким стандартам? Я вас спрашиваю, Энтони, по каким стандартам вы это судите? Что значит «плохая» пища? И что за «ужасные» жилищные условия? По русским стандартам эти условия могут быть хорошими, по нашим — посредственными, а по американским — варварскими. Зачем вызывать огонь на себя, зачем подставляться?

Черчилль подошел к камину, буркнул что-то нечленораздельное по поводу холодной весны и вернулся к столу.

— Проблема меня беспокоит не меньше, чем вас. Согласен, что надо действовать, и действовать немедленно. Но… попросим-ка мы закинуть удочку Рузвельта. Пусть начнет он, а если понадобится, подключимся и мы.

Рассеянно перебирая лежащие на столе бумаги, Рузвельт диктует письмо.

— «Лично и секретно для Маршала Сталина от Президента Рузвельта.

Я располагаю достоверной информацией относительно трудностей, с которыми приходится сталкиваться при сборе, организации снабжения и вывоза бывших американских военнопленных и экипажей американских самолетов, сделавших вынужденную посадку к востоку от линии русского фронта».

Президент сделал паузу и обернулся к начальнику штаба.

— Как, Леги, располагаем мы такой информацией?

— Так точно, господин президент. Могу назвать номера и типы самолетов, имена командиров экипажей. Что касается пленных, то по этому поводу есть письмо Гарримана.

— Что он пишет?

— Письмо — не характерное для Гарримана. Мы знаем его как человека мужественного, но на этот раз он сплоховал: паникует и расписывается в собственном бессилии. А резюме такое, — достал он письмо. — «Советский Союз не выполняет своих обязательств и не дает возможности нашим представителям проникнуть туда, где находятся наши военнопленные, освобожденные в Польше».

— М-да, — досадливо крякнул Рузвельт. — Видимо, он давно не был в отпуске. Да за первые шесть слов Сталин может выслать его из Москвы! «Советский Союз не выполняет своих обязательств»… Надо же! Нет, это писал не дипломат, а сварливый квакер. Он, видимо, забыл, что Германия еще не капитулировала. Да и с Японией хлопот предстоит немало. Мы крайне заинтересованы в помощи России, а наш посол допускает непростительный выпад в адрес союзной державы, вызывая гнев и раздражение Сталина! Попросите Стеттиниуса, чтобы он указал Гарриману на эту ошибку! — жестко приказал Рузвельт. — А теперь вернемся к моему письму, — кивнул он стенографисту. — Пишите. «Крайне необходимо, чтобы были даны указания разрешить десяти американским самолетам с американскими экипажами совершить рейсы между Полтавой и теми пунктами в Польше, в которых могут находиться бывшие американские военнопленные и летчики, совершившие вынужденную посадку. Это разрешение испрашивается в целях снабжения дополнительным количеством одежды, медикаментов и продовольствия всех американских военнослужащих и для того, чтобы вывезти экипажи самолетов, совершивших вынужденную посадку, и освобожденных военнопленных, в особенности в целях отправки раненых и больных в американский госпиталь в Полтаве».

— Прекрасный ход! — не удержался Леги. — Речь должна идти не о Нью-Йорке, а именно о Полтаве! То есть мы доверяем наших парней вам, мистер Сталин. И единственное, о чем просим, разрешить им лечиться в американском госпитале. Опять же, на них не надо тратить русские лекарства и русскую одежду.

— Идем дальше, — победоносно улыбнулся Рузвельт. — «Я придаю этой просьбе величайшее значение не только из соображений гуманности, но и в силу глубокой заинтересованности американского народа в благополучии наших бывших военнопленных и экипажей потерпевших бедствие самолетов».

— Все? — поднял глаза стенографист.

— Нет-нет, не все… Далеко не все. Впереди — самое главное. Был у нас один разговор, в Ливадии. Думаю, сейчас самое время о нем напомнить. Пишите. «Во-вторых, что касается общего вопроса о военнопленных, находящихся еще у немцев, я считаю, что мы должны быстро предпринять что-либо. Количество этих военнопленных — русских, британских и американских — весьма велико. Ввиду того, что Вы не одобрили представленный нами план, что Вы предлагаете вместо него?» Вот теперь все, — устало откинулся на спинку кресла Рузвельт.

VIII

Начало марта ознаменовалось крупными победами русского оружия. Успешно завершена Висло-Одерская операция, в разгаре Кенигсбергская и Земландская, отлично складывались дела в Восточной Померании, Нижней и Верхней Силезии. Правда, впереди ждали серьезные испытания под Балатоном, но эти бои еще не начались. А пока — чуть ли не каждую ночь небо Москвы озарялось салютами в честь победоносных дивизий, освобождавших столицы и крупные города стран Восточной Европы.

Полюбовавшись фейерверком и задернув штору, Сталин идет к столу.

— Подумать только, — раскуривая трубку, говорит он, — в сорок первом на счету была каждая пушка, каждый снаряд, а сегодня мы можем только для салютов держать несколько сотен первоклассных орудий. Или на фронте без них не обойтись? А? Как вы считаете, товарищ Антонов?

— Никак нет, товарищ Сталин. Артиллерии на всех фронтах достаточно. И воюют «боги войны» прекрасно.

— Вот видите, — назидательно поднял трубку Сталин. — А ведь были маловеры, были люди, которые сомневались в мужестве, трудолюбии и, не боюсь этого слова, интеллекте советского человека. Были паникеры, были! И мы с ними еще поговорим, — бросил он взгляд в сторону Берии — тот тут же воинственно блеснул пенсне. — Уступают наши пушки, танки или самолеты немецким? Нет. А английским или американским? Тоже нет. А ведь создавалось все это в голой степи, порой под открытым небом. Нет, возможности советского народа еще не исчерпаны, далеко не исчерпаны! — убежденно закончил Сталин. — И он докажет это во время восстановления разрушенного войной хозяйства… Если, конечно, нам не будут мешать, — после паузы добавил он.