Смерть в рассрочку - Сопельняк Борис Николаевич (книги без регистрации TXT) 📗
Подойдя к столу, Сталин заглянул в какие-то бумаги, недовольно пожевал усы и через мгновенье из добродушного собеседника превратился в строгого, наводящего на всех страх вождя.
— Товарищ Берия, это по вашей части! Что это за возня с пленными? Куда вы их деваете? Мне докладывают, что союзники крайне озабочены судьбой освобожденных ими пленных. От них, мол, ни слуху ни духу, хотя наши люди обещали им писать, в том числе и о том, как их встретили на Родине. Какое к ним отношение, работают они, учатся или воюют? Почему об этом не знают союзники?
Уловив едва скрытый намек, Берия мгновенно сориентировался и покаянно опустил голову.
— Виноват, товарищ Сталин. Один во всем виноват. Не проконтролировал. Готов нести ответственность. У нас полные мешки писем от бывших военнопленных, — вдохновенно врал он. — Но как их переслать? В Лондон или Вашингтон почтовые самолеты не летают, снаряжать пароход — целая история. И все же мы исправим эту непростительную ошибку, завтра же исправим! Если не возражает Вячеслав Михайлович, — обернулся он к Молотову, — мы перешлем их в посольства. А как доставить письма в столицы, англичане и американцы сообразят сами.
— Ну, вот видите, — подыграл ему Сталин, — есть же выход. Думать надо, товарищ Берия, думать, а не ждать нахлобучки.
Берия снова виновато опустил голову.
— И что они пишут? — поинтересовался Сталин. — Довольны ли оказанным на Родине приемом?
— Не знаю, товарищ Сталин, — развел руками Берия. — Это же письма, через конверт их не прочтешь. Но, судя по личным беседам, довольны. Даже очень довольны! Хотя есть и недовольные… Но в этом виноват лично я.
— Да? — остановился около него Сталин. — Опять вы?
— Не доглядел, товарищ Сталин. Проявил излишнюю мягкотелость. Дело в том, что многие пленные выражают недовольство работой моих подчиненных.
— Вот как? Они слишком строги?
— Наоборот, товарищ Сталин. Искренние патриоты, случайно попавшие в плен, высказывают недовольство работой органов внутренних дел, которые до сих пор не воздали должное перебежчикам, полицаям, «власовцам» и прочей швали.
— Эт-о недоработка, — нахмурился Сталин. — Серьезная недоработка.
— Исправим, товарищ Сталин, — прижал к груди руки Берия. — Завтра же исправим.
— Сегодня! — прихлопнул по столу Сталин. — А завтра… Завтра несколько писем должно быть опубликовано в «Правде»: хороших, патриотичных писем. И парочку гневных, с критикой благодушно настроенных работников органов внутренних дел.
— Будет сделано, товарищ Сталин. А в отношении моих людей… Если я правильно понял, придется идти на жертвы? И о наказании сообщить в печати?
— Это ваши проблемы, — отвернулся Сталин. — Решайте их в соответствии с требованием времени и… вашей партийной совестью.
Берия все понял и удрученно опустил голову: терять своих людей он не любил.
А Сталин сел за стол, не поднимая глаз бросил: «Все свободны» — и углубился в бумаги. Потом вдруг взглянул вслед уходящим и едва слышно сказал:
— Товарищ Молотов, задержитесь.
Спина Молотова надломилась. Плечи съежились. Будто споткнувшись, он остановился и, волоча ноги, побрел обратно.
— Я написал письмо, — начал Сталин, — президенту Рузвельту. В ответ на его послание от четвертого марта. Президента беспокоит судьба американских пленных, освобожденных советскими войсками. Пишет он и о летчиках, совершивших вынужденную посадку на нашей территории. Что будем делать? Разрешим американцам вывозить этих людей на своих самолетах или отправим их в Одессу?
Молотов хорошо знал, что предлагая те или иные варианты решения какой-либо проблемы, свою точку зрения Сталин высказывает последней, поэтому тут же подхватил.
— А из Одессы на пароходе, как это делают англичане? Такой вариант предпочтительнее. Не будет хлопот с аэродромами, заправкой, размещением экипажей… Да и вообще, зачем им летать над нашей территорией? Под Одессой довольно благоустроенный лагерь, насколько мне известно, в ближайшее время туда будет доставлено 1200 американцев, а затем еще сотни три — так что пусть набираются сил и ждут парохода.
— Наши точки зрения совпадают, — с чуть заметной усмешкой прищурился Сталин. — Решение, я думаю, правильное. Но в этот лагерь надо направить хороших врачей, артистов, организовать приличное питание. И побольше водки! Пусть веселятся. Они наши гости. Вернутся домой, будет что рассказать. А если кто-то захочет сказать доброе слово в наших газетах, мы возражать не будем.
— Разумеется, — кивнул Молотов. — Я об этом позабочусь.
— А я заверю президента, что с нашей стороны будет сделано все возможное для создания благоприятных условий освобожденным из плена американцам. Надо сделать так, чтобы он от американцев узнал, что незачем гонять сюда самолеты, и русские сами справятся со всеми проблемами, которые касаются оказавшихся на нашей территории союзников.
— Как только все будет готово, я организую посещение этого лагеря сотрудниками американского посольства.
— Вот-вот, — подошел вплотную Сталин. — Постарайтесь, товарищ Молотов. Постарайтесь сделать так, чтобы депеши посла Гарримана не носили панического характера.
Неподалеку от Одессы, на берегу лимана сооружается огромная «Потемкинская деревня». Спешно строятся просторные деревянные бараки, разделенные на уютные кубрики. Расчищается площадка для игры в волейбол и баскетбол, на зеленой, поляне ставятся футбольные ворота.
Здесь же — просторная столовая, чуть поодаль — клуб с кинозалом и библиотекой.
Водолазы тщательно обследуют дно: нет ли мин, битого стекла, гвоздей и другого опасного мусора.
Докрашиваются стены, домываются окна, доглаживаются занавески.
А от объекта к объекту чуть ли не бегом носится группа военных и гражданских лиц во главе с низкорослым, упитанным генералом. Судя по почтительным, а порой откровенно заискивающим манерам постоянно отстающей от него свиты ясно, что он здесь не просто командир, а строгий и грозный начальник.
— Кровати ни к черту! — неожиданно тонким голосом закричал генерал и грохнулся на матрац. Пружины жалобно заныли и с прощальным скрежетом превратились в бесформенно скрученную проволоку. — Ну что? По себе выбирал, да?! — почти по-бабьи завизжал он на тощего, зеленовато-желтого полковника. — А ну-ка ляг! Ляг, я тебе говорю! — еще звонче завизжал он.
С обреченным лицом приговоренного полковник упал на кровать. Пружины даже не скрипнули.
— Ясное дело, по себе! — хохотнул генерал. — Американцы — не тебе чета. Они росли на тушенке и шоколаде. Слушай, а почему ты такой тощий? — издевательски-проникновенно спросил он. — Всю войну по тылам, жратвы от пуза, а ты… Или по бабам бегаешь? Все силы на них?
— Язвенник я, — виновато улыбнулся полковник. — Так что не в коня корм.
— Эх ты, кляча водовозная, — снисходительно похлопал он полковника по узкой спине. — Ладно, я тебя вылечу, я знаю, как… Банку меда на литр спирта — и по столовой ложке сто раз в день. Не поправишься за два месяца, отправлю в Магадан, будешь служить там.
— Я поправлюсь, — презирая себя, заискивающе улыбнулся полковник. И вдруг, набравшись духу, совсем другим тоном добавил: — Или сдохну!
— Ну-ну, это ты брось! Живи! Но койки замени. Сегодня же. Сетки достань панцирные, чтобы не стыдно было перед союзниками. Найдешь?
— Да я всю Одессу переверну!
— Он тебе поможет, — поманил генерал чернявого человека в шляпе. — Ты из исполкома? Вот и шуруй. Можешь от моего имени. Теперь — к тебе! — подозвал он огромного, тучного майора.
Тот достойно кивнул и повел комиссию к самому большому зданию, нелепо размалеванному красно-белыми полосами с разбросанными там и сям звездами.
— Вот дьявол, а! — восхищенно поцокал генерал. — Даже цвета американского флага предусмотрел. Учитесь! Сколько ни пытался нагрянуть к нему неожиданно, никогда не мог застать врасплох — всегда-то у него все в ажуре. Особенно обслуга! — плотоядно облизнулся генерал.
