Хабаров. Амурский землепроходец - Демин Лев Михайлович (книга жизни txt) 📗
Вошла в горницу моложавая и нарядно одетая женщина с дорогим ожерельем. Она осторожно несла поднос с чарками, наполненными вином. Женщина каждому поднесла чарки, начав с Хабарова, а когда поднос опустел, она всем низко поклонилась.
— Супружница моя и мать моих сынков, — представил жену Протопопов, не назвав её имени.
Женщина поклонилась ещё раз и удалилась. В застолье, как было принято в богатых российских домах, женщины участия не принимали.
Приступили к трапезе. Стол был обильным и разнообразным. Хабаров старался не злоупотреблять едой и тем более выпивкой. Съел кусок пирога с рыбой, немного зайчатины, попробовал белых грибов в сметане, запил квасом. За едой он всё думал, как приступить к расспросам хозяина, выяснить у него, каков нрав у Родиона Матвеевича Стрешнева, что от этого человека можно ожидать. Ерофей Павлович повёл речь издалека.
— Григорий, а не изволил ты быть знакомым с Палицыным? Когда-то в давние времена он служил воеводой в Мангазее, где и состоялось наше знакомство.
— Как же, знаком я Андреем Фёдоровичем. Мы с воеводой Трубецким иногда привлекали его для оценки пушнины, — услышал Хабаров. — А зачем он тебе понадобился?
— Всё же как-никак старый знакомый, хотел повидать его, коли он ещё жив.
— Жив-то жив, да зело плох, немощен. Федосушка, что ты можешь нам сказать? — обратился Григорий к старшему сыну и пояснил: — Сынок мой старший дружит с сыном Андрея Фёдоровича. Бывает у них в доме.
— Плох старый Палицын, — ответил Феодосий. — С постели не встаёт. Ноги у него отнялись, и рассудком тронулся. Не узнает даже близких.
— Полагаю, что не стоит тебе беспокоить больного и немощного, — заметил старший Протопопов.
— Наверное, не стоит, — согласился с ним Хабаров, и, вздохнув, сказал: — Да, было время, Трубецкой мне добром памятен, а вот каков новый глава Сибирского приказа?
— Мне пришлось иметь с ним мало дел, — ответил Протопопов. — Не успел поработать под его началом. Кое-что знаю со слов приказных, с которыми не растерял связей и кои остались работать под его началом. Все глаголют в один голос: «Стрешнев, мол, высокомерен, кичлив, неразговорчив. Царский родственник всё же». А если разобраться — каков он родственник? Седьмая вода на киселе.
Хабаров рассказал Протопопову о своём деле, о стремлении получить назначение на Амур и вернуться туда если не воеводой, то хотя бы одним из его помощников, спросил, может ли рассчитывать на помощь и содействие Родиона Матвеевича.
— Не знаю, что и сказать тебе. Чужая душа — потёмки. Говорят, что Стрешнев — человек медлительный, осторожный, самостоятельных решений принимает мало. А показать себя умеет. Пойдёшь в Сибирский приказ, обрати внимание на новшества, кои ты прежде не мог видеть.
— О каких новшествах ты говоришь?
— Хотя бы новое крыльцо, свежевыкрашенные стены, наличники на окнах, которых прежде не было, тканые дорожки...
— Разве это плохо?
— Я не говорю, что плохо. А казну Родион попотрошил. Когда кончили подновлять здание, собрал Стрешнев всех дьяков, подьячих, писцов, охранников и сказал им, чтобы берегли помещение. У нас, мол, бывают люди из европейских стран, и негоже перед ними в грязь лицом пасть. Пусть, мол, басурмане видят Россию красивой. Так и сказал.
— Неплохо сказано.
Застолье продолжалось. Родственник Протопопова (он сказался братом его жены) скис и задремал за столом. Сыновья хозяина держались хорошо и вступили в оживлённый разговор. Ерофей Павлович узнал, что старший сын хозяина Феодосий, в просторечье Федос, служил подьячим в приказе Казанского двора, ведавшего управлением Казанью, нижней и средней Волгой и башкирскими землями. Он проявлял служебное рвение, стремясь дослужиться до дьяка. Его младший брат Иринарх управлял отцовским имением, где в основном и жил. Его увлечением была охота. К столу подали жареных куропаток и зайчатину — охотничьи трофеи младшего Протопопова.
Григорий ещё много о чём рассказывал и расспрашивал Хабарова, но всё это гостю уже не представлялось существенным.
Застолье закончилось, когда ночь вступила в свои права.
— Проводи гостя до дому, — приказал отец старшему сыну Феодосию.
Закончилась праздничная неделя. Хабаров и Бурцев направились в Сибирский приказ. Там чувствовалось некоторое оживление. За столами сидели подьячие и писари, но обоих дьяков ещё не было, не показывался и Стрешнев.
— У нашего начальства ещё продолжается празднество, — вызывающе выкрикнул молодой подьячий. — Дня два их ещё не будет в приказе. Вот через пару дней и наведайтесь.
— Может быть, кто-нибудь из вас возьмётся принимать у нас ясачную казну? — спросил Бурцев. — Не теряли бы попусту время.
— Не наше это дело, — воскликнул тот же крикливый подьячий.
— Принимать ваш груз — дело ответственное. Этим займутся только дьяки. А коли возникнут какие затруднения, призовут самого Стрешнева, — проговорил подьячий постарше, потом он подумал и добавил: — Да ещё для совета призовут опытных купцов, торгующих пушниной.
— Чувствую, что это надолго, — вздохнул Бурцев.
— Ты прав, мил человек, это надолго, — сказал кто-то из подьячих. — Груз-то ваш велик. Его приёмка затянется на несколько недель. Так что наберитесь терпения.
— А сам Стрешнев изволит нас принять? — спросил Хабаров.
— Это уж как Родион Матвеевич расположен. Может принять, может и не принять. Коли вы заинтересованы, чтоб принял, добивайтесь через дьяков.
Два дня прошли в томительном ожидании. Наконец подьячие сообщили Хабарову и Бурцеву, что оба дьяка на месте. У дьяков был общий просторный кабинет, за которым размещались апартаменты главного лица в приказе — Стрешнева.
От подьячего посетители узнали, что дьяки готовы их принять. Беседовать с ними в основном будет Порошин как старший дьяк. Примет участие в беседе и Ермолаев, его напарник.
Оба дьяка вежливо поздоровались с гостями из Сибири. Порошин задал несколько общих вопросов — как доехали, как понравилась столица, впервые ли оба в Москве, хорошо ли ловится пушной зверь в их воеводстве, — а потом важно произнёс:
— Не пытайтесь нас торопить. Дело серьёзное и не терпит спешки. Нам помогут опытные знатоки мягкой рухляди. Проверяя её, знатоки выявят лучшие, превосходнейшие образцы. А для этого нужна самая тщательная проверка. Ведь лучшие шкурки будут предназначены для царской семьи, пойдут в качестве подарков иностранным государям, будут раскуплены купцами Англии, Франции, Австрии и других стран. Ещё раз напоминаю вам — наберитесь терпения. Вопросы к нам имеются?
Нет, вопросов к дьякам не было. У Хабарова имелся, конечно, свой наболевший вопрос — когда же примет его Стрешнев, но напрашиваться на визит к Родиону Матвеевичу и обращаться к нему со своими делами было пока преждевременно. Сначала надо покончить с передачей почты и мягкой рухляди.
Дьяки распорядились, чтобы весь привезённый груз был доставлен с постоялого двора в амбары, находившиеся позади здания Сибирского приказа. Эта работа заняла несколько дней. Когда же с перемещением грузов было покончено, дьяки принялись знакомиться с почтой, доставленной из Тобольска и Илимска. Почтой из Тобольска занимался Порошин как главный дьяк. Разборку почты из Илимска он уступил Ермолаеву.
Почта была внушительной. Она заполняла несколько увесистых мешков. Здесь были отписки воевод, челобитные жалобщиков и ходатаев, хлебные и соляные списки, денежные отчёты, таможенные и ясачные книги. Некоторые из бумаг вызывали вопросы у одного и другого дьяка. Ермолаев принялся расспрашивать Хабарова:
— Почему так много челобитных?
— Люди просятся на Амур, — объяснял Хабаров.
— С какой стати?
— Привлекают богатства края, возможность заниматься земледелием.
— Только ли этим вызваны челобитные?
— Не только. Некоторые просят разрешения выписать семью с Северной Двины или Вычегды.
— Понятно. Естественные просьбы. Твоя челобитная с просьбой дать тебе службу на Амуре прошла через наши руки, — сообщил Ермолаев.
