Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович (книги без сокращений .txt) 📗
А весь секрет в том, что начальник райотдела милиции, председатель райсуда, райпрокурор и другие говорили не вообще, а называли фамилии, имена, отчества привлеченных и осужденных правонарушителей, и где они работают или учатся, и где, и почему это случилось. И почему на некоторых фабриках, на танцплощадках случаются систематически нарушения… Когда суды по некоторым делам выносили частное определение, почему, мол, директор фабрики или общественные организации оказались в стороне. Надо сделать то-то и то-то. Вот и проверят, что было предпринято, чтобы избежать, предотвратить повторение правонарушений. Надо, например, установить такую дисциплину, так мобилизовать общественное мнение, чтобы во время работы не было случаев пьянства! И почему мастер видит, как фабзаучник делает на станке финский нож, а не запрещает?
А уж после этих рейдов все снова соберутся, расскажут, что видели, что предприняли, обсудят планы на будущее и будет дана оценка работы комсомольских организаций.
— Теперь я поняла. Но это же огромная работа, трехдневной кампании мало.
— Это только начало большой работы. Я потом тебе все расскажу. Знаешь, комсомольский рейд в «чертову читалку» тоже занесен в общий план, и провести его должен я.
— Ох, сынок! — Ольга Петровна умоляюще посмотрела на него.
— Что значит «ох»? Если все мамы будут говорить
«ох», то кто же будет выполнять? Проходить мимо? Ты же знаешь…
— Знаю, все знаю, что ты скажешь! Ради бога не волнуйся! Ты обещал рассказать все по порядку. А если все рассказывать очень долго, то расскажи самое важное, чтобы я хоть знала, в какой работе ты будешь принимать участие.
— Я же сказал: всего не перескажешь, но главное тебе расскажу.
Сидеть Анатолий не мог и нервно ходил по комнате из угла в угол. Начал говорить и говорил, говорил, не в силах остановиться.
— Народу собралось уйма. Когда Сергей — секретарь— объявил, что на повестке дня лишь один вопрос — об участии комсомольских организаций в охране общественного порядка, — ну, думаю, разговор на три часа. Потом, когда он объявил, что на заседании присутствуют секретарь райкома партии, райпрокурор, завроно и другие ответственные работники, я, честно говоря, не то чтобы испугался, но решил не выступать. Ну какой я оратор?
Доклад делал заведующий спортивным отделом райкома комсомола. Доклад так себе — было много цифр, он мне не понравился. Скучный. А тут нужно говорить так, чтобы каждое слово жгло. А когда начались прения, вот тогда и начался настоящий разговор. Правильно, например, упрекал начальник милиции райпрокурора в том, что тот чрезмерно строго и неправильно привлекает милиционеров к ответственности за «превышение» в борьбе с преступниками, и приводил примеры того, как милиционеры правильно применяют оружие, а их за это привлекают к ответственности. А райпрокурор ссылался на законы, требовал чуткого отношения к преступникам, тоже советским гражданам. А ему на это сказали: ведь преступники нарушают советские законы, советский образ жизни. Чего вы защищаете рецидивистов? Мягкость поощряет. А если законы чрезмерно мягкие, значит, нужны другие законы, жестче. И не надо считать, что в нашей стране совсем нет преступников.
— Сынок, мне не терпится услышать о твоем выступлении поподробнее.
— Это я могу. Наизусть. До меня многие выступали и обо мне не говорили, а Жевержеева сказала.
— Та самая?
— Ага, та самая… Сухарь, синий чулок, начетчица — вредный тип, а защищала меня Катя Осокорева. Она обследовала по заданию райкома школу сто три, где учится Мечик и другие. Обе больше говорили о пионерской работе. Посмотреть на Катю — невидная такая, невысокая, худенькая, а дралась за меня сильно!
«Пионервожатая Зина Жевержеева, — сказала Катя Осокорева, — стоит за стопроцентную опеку над школьниками, она подавляет инициативу ребят. Когда мы спросили одного школьника, кем он хочет быть, он ответил: оставаться всю жизнь школьником! Здорово, а?»
— Какая дикость!
— Конечно, в зале начался смех.
«А мне не смешно, — сказала Катя. — Конечно, надо, говорит, пестовать детей, но этот цветок жизни привык к тому, чтобы ему первое место и первый кусок за столом, а не тому, кто это г кусок зарабатывает. На крик „дай“ он не знает отказа. Он привык брать, но ничего не давать. Никаких обязанностей. Вот он и хочет, чтобы это иждивенчество тянулось всю жизнь». Правильно сказала?
«Мы создаем культ ребенка. Мы ставим его выше взрослых, до которых он еще должен дотянуться, вырасти. Мы даем ему право предъявлять к нам неограниченные требования, а с него самого ничего не требуем. Это все результат того, что мы полностью лишаем школьников самостоятельности, даже мешаем самостоятельно мыслить. Посылают ребенка в булочную и обязательно каждый раз полчаса объясняют, где переходить, как, что спросить, что отвечать. А собрания? На каждом собрании комсомольцев, говорит, в президиуме сидят директор, воспитатель и, конечно, пионервожатая Жевержеева».
«Но так поставлено в лучших школах!» — закричала с места Жевержеева.
«Нет, в лучших школах иначе. Вот, говорит, и перенимайте их опыт. Попробуй поговори начистоту о школьных делах, если воспитательница сама пишет для выступающих доклады или редактирует их по-своему».
А потом здорово так:
«Кого, говорит, мы будем обманывать? Как в сто третьей школе принимают в комсомол? Формально! Подростки сразу улавливают фальшь, а где полуправда, там — ложь. Ложь рождает цинизм, лицемерие, ханжество, неверие в высокие идеалы.
Ведь это же, говорит, в школе у Жевержеевой был случай, когда на выборах комсомольского комитета школьники сговорились заранее и избрали ребят-троечников, а объяснили так: «От наших заседаний и совещаний толку чуть, а времени на это тратится много, тратится за счет подготовки уроков, вот и пусть троечники заправляют, им в институт не поступать, пусть они и тратят время». Ведь это же ужасно?
Казенщина, бюрократизм и формализм, вот что губит живое содержание, особенно в седьмом и восьмом классах сто третьей школы. Правда, там два старших класса хорошие. У школьников масса своих спорных вопросов, и на перемене они обсуждают их горячо, перебивая друг друга. Они обсуждают их на улице, идя домой, даже в подъезде парадного или во дворе.
Я, говорит, шла с ними и слушала. Одни шли домой, а другие, у которых родители работают и дома никого нет, отправлялись болтаться по улицам и дворам. Там же убивают время великовозрастные бездельники, всякие стиляги и еще кое-кто похуже. И для нас, говорит, комсомольцев, для нашего комсомольского влияния, нет злейших врагов, чем эти «опекуны». Они-то и учат ребят всему плохому. Они щеголяют цинизмом и неверием в высокие идеалы, кичатся практицизмом, высмеивают революционные традиции. Все, чем мы гордимся, они отрицают, смешивают с грязью».
«Панику разводит! — закричала тогда Жевержеева. — У нас было единственное чрезвычайное происшествие — это случай с Мечиком Колосовским и его компанией. В порядке самокритики, говорит, должна отметить, что был случай воровства цветного металла этим же Мечиком Колосовским. Он очень трудный мальчик. Таких надо воспитывать в специальных школах для трудновоспитуемых».
Сергей призвал ее к порядку.
Я жалею, что не подал реплику. Какой же Мечик трудновоспитуемый? И почему Жевержеева не говорит о Бобе Троицком, Пашке Лопухове, о Димке Кошелеве, они ведь тоже из сто третьей? Почему она о них молчит?
«Что влекло тимуровцев? Что побуждало их совершать благородные поступки?» — спросила Катя.
«Пробудившееся коллективное сознание», — опять подсказала Жевержеева и снова получила замечание.
А Катя правильно сказала:
«Романтика, тайна! Вы, говорит, Жевержеева, не понимаете, что значит для ребят тайна. Ведь условно можно считать, что весь процесс обучения — это раскрытие тайны: тайны планеты, тайны жизни, тайны вещества, тайны происхождения человека и животных, тайны атома, тайны Марса… Это путешествие в глубь вещей и явлений. Почему, говорит, например, у вас в сто третьей ребята льнут к Мечику? Один из секретов — в тайне. Тайной и таинственностью можно увлечь детей для свершения и хорошего и плохого. Но что такое тимуровские команды вашей школы, если не скучное мероприятие? Работа пионерской организации должна быть романтична и не бояться таинственности».
