Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод) - Рэнд Айн (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Моуч не ответил; он похрустывал суставами пальцев.
— Сейчас не время быть разборчивыми, — заговорил с внезапной оживленностью Джеймс Таггерт, но голос его тоже был странно негромким. — Мы не должны колебаться.
— Мне кажется… — тупо произнес Моуч, — что… что цель оправдывает средства…
— Уже поздно колебаться и держаться принципов, — сказал Феррис. — Принести пользу могут только решительные действия.
Никто не ответил; все вели себя так, словно хотели, чтобы мнение их выражали не слова, а паузы.
— Ничего не выйдет, — произнес Тинки Холлоуэй. — Он не сдастся.
— Это ты так думаешь! — сказал Феррис и усмехнулся. — Ты не видел нашу экспериментальную модель в действии. В прошлом месяце мы получили три признания в трех нераскрытых делах об убийстве.
— Если… — заговорил мистер Томпсон, и голос его внезапно перешел в стон, — если он умрет, нам всем конец!
— Не беспокойтесь, — сказал Феррис. — Не умрет. «Увещатель Ферриса» надежно рассчитан против такой возможности.
Мистер Томпсон не ответил.
— Мне кажется… другого выбора у нас нет… — чуть ли не шепотом выдавил из себя Уэсли Моуч.
Все молчали; мистер Томпсон старался не замечать, что все смотрят на него, потом неожиданно выпалил:
— О, делайте, что хотите! Я ничего не могу поделать! Делайте, что хотите!
Доктор Феррис повернулся к Лоусону.
— Джин, — напряженно сказал он, по-прежнему шепотом, — беги в кабинет контроля радиостанций. Скажи, пусть все станции будут наготове. Скажи, что через три часа я заставлю мистера Голта выступить в эфире.
Лоусон подскочил с неожиданной радостной усмешкой и выбежал.
Дагни поняла. Она поняла, что они собираются делать и что в их сознании сделало это возможным. Они не думали, что таким образом добьются успеха. Не думали, что Голт сдастся, и не хотели, чтобы он сдавался. Не думали, что теперь их может что-то спасти, и не хотели спасения. Движимые паникой своих неназванных эмоций, они сражались против реальности всю жизнь, и теперь достигли той минуты, когда почувствовали себя, как рыба в воде. Им незачем было знать, почему они так себя чувствуют. Они никогда не хотели знать, что чувствуют, они лишь испытывали некое узнавание, поскольку это было то, чего они хотели. Это была та реальность, которая выражалась во всех их чувствах, действиях, желаниях, выборах, мечтах. Таковы были природа и метод бунта против существования и смутного поиска неведомой Нирваны. Они не хотели жить — они хотели, чтобы он умер.
Ужас, который испытала Дагни, был кратким, словно резкая перемена перспективы: она поняла, что субъекты, которых считала людьми, не люди. У нее оставались лишь чувства ясности, окончательного ответа и необходимости действовать. Голт находился в опасности; не было ни времени, ни места в ее сознании, чтобы расточать их на эмоции по поводу действий существ, не достигших человеческого уровня.
— Нужно принять меры, — прошептал Уэсли Моуч, — чтобы никто об этом не узнал…
— Никто не узнает, — сказал Феррис; голоса их звучали сдержанно, как у заговорщиков. — Это отдельное секретное помещение на территории института… Звуконепроницаемое и надежно удаленное от остальных… о нем знают очень немногие из наших сотрудников…
— Если нам придется вылететь… — заговорил Моуч и внезапно умолк, словно уловил какое-то предостережение в лице Ферриса.
Дагни увидела, как Феррис посмотрел на нее, будто внезапно вспомнил о ее присутствии. Она выдержала этот взгляд, продемонстрировала ему холодное безразличие, словно не интересовалась их разговором и не понимала его. Потом, словно догадавшись, что разговор секретный, медленно повернулась, чуть пожав плечами, и вышла из комнаты. Она понимала, что им уже не до мыслей о ней.
Дагни с тем же равнодушным видом неторопливо прошла по коридорам и вышла из отеля. Но когда миновала этот квартал и свернула за угол, вскинула голову. Складки вечернего платья стали биться о ноги, как парус, от внезапной быстроты шагов. И теперь, идя по темной улице и думая только о телефонной будке, она испытывала новое чувство, несмотря на сознание опасности и озабоченность: чувство свободы, которой ничто не воздвигнет препятствий.
Дагни увидела на тротуаре полосу света из окна бара. Никто не обращал на нее никакого внимания, когда она шла по полупустому залу: несколько посетителей все еще ждали и напряженно перешептывались перед потрескивающей голубой пустотой телеэкрана.
Стоя в тесном пространстве телефонной будки, словно в каюте корабля, готовящегося отправиться к другой планете, Дагни набрала номер ОР 6-5693.
В трубке тут же послышался голос Франсиско:
— Алло?
— Франсиско?
— Привет, Дагни. Я ждал твоего звонка.
— Слушал радиопередачу?
— Слушал.
— Теперь они хотят принудить его сдаться. — Она говорила бесстрастным тоном. — Хотят его пытать. У них есть какая-то машина, именуемая «Увещатель Ферриса», она находится в изолированном помещении на территории Государственного научного института. В Нью-Гемпшире. Они говорили о вылете. Говорили, что через три часа заставят его выступить по радио.
— Понятно. Звонишь из автомата?
— Да.
— Ты все еще в вечернем платье?
— Да.
— Теперь слушай внимательно. Дома переоденься, уложи несколько вещей, которые тебе потребуются, возьми драгоценности и те ценные вещи, которые сможешь унести, кое-какую теплую одежду. Потом времени на это не будет. Встретимся через сорок минут на северо-западном углу, в двух кварталах к востоку от главного входа в терминал Таггертов.
— Хорошо.
— Пока, Чушка.
— Пока, Фриско.
Меньше чем через пять минут Дагни быстро сняла в спальне своей квартиры вечернее платье. Оставила его лежать на полу, словно мундир армии, в которой больше не служила. Надела темно-синий костюм и, вспомнив слова Голта, белый свитер с высоким воротником. Она собрала чемодан и сумку с плечевым ремнем. В угол сумки положила драгоценности, в том числе браслет из металла Риардена, который заработала во внешнем мире, и пятидолларовую золотую монету, заработанную в долине.
Было легко покидать квартиру, запирать дверь, хотя Дагни знала, что, возможно, больше никогда ее не откроет. Когда вошла в кабинет, на миг показалось труднее. Никто не видел, как она вошла, в передней кабинета не было никого; громадный небоскреб Таггертов казался необычайно тихим. Дагни постояла, глядя на эту комнату, на все годы, которые она вмещала. Потом улыбнулась и подумала: «Нет, не так уж и трудно»; открыла сейф и взяла те документы, за которыми пришла. Больше ничего из кабинета она не хотела брать, кроме портрета Натаниэла Таггерта и карты «Таггерт Трансконтинентал». Она сломала обе рамы, вынула портрет, сложила карту и сунула их в чемодан.
Запирая его, Дагни услышала торопливые шаги. Дверь распахнулась, и в комнату вошел главный инженер; он дрожал; лицо его исказилось.
— Мисс Таггерт! — воскликнул он. — О, слава богу, мисс Таггерт, вы здесь! Мы звонили повсюду, разыскивая вас!
Дагни не ответила; лишь вопросительно посмотрела на него.
— Мисс Таггерт, вы слышали?
— Что?
— Значит, не слышали! О, Господи, мисс Таггерт, это… я не могу поверить, никак не могу поверить, но… о, Господи, что нам делать? Мост… мост Таггертов уничтожен!
Она смотрела на него, будучи не в силах пошевелиться.
— Уничтожен! Взорван! Разрушен, очевидно, в одну секунду! Никто не знает, что произошло, но похоже… думают, что-то случилось с «Проектом К» и… похоже, это звуковые волны, мисс Таггерт! Мы не можем дозвониться ни до единого места в радиусе ста миль! Это невозможно, не может быть возможным, но, похоже, на этой территории все стерто с лица земли!.. Мы не можем получить никакого ответа! Никто не может получить ответа — газеты, радиостанции, полиция! Мы продолжаем наводить справки, но сообщения, приходящие с границы этого круга… — Он содрогнулся. — Определено лишь одно: мост уничтожен! Мисс Таггерт! Мы не знаем, что делать!
