Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод) - Рэнд Айн (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Биение сердца немного ускорилось. Моуч откинулся назад, прижавшись к спинке кресла. Таггерт сидел на краешке сиденья, подавшись вперед.
— Номер один, постепенно, — сказал Феррис.
Торс Голта резко приподнялся, опустился и стал дергаться в долгих содроганиях, пристегнутые в запястьях руки напряглись, теперь ток шел от одного запястья к другому через сердце. Механик медленно поворачивал одну из ручек, увеличивая напряжение; стрелка прибора приближалась к красному сегменту, обозначавшему опасность. Голт дышал шумно, отрывисто.
— Достаточно? — спросил Феррис, когда механик выключил ток.
Голт не ответил. Рот его слегка приоткрылся для дыхания. Биение сердца ускорялось. Но дыхание замедлялось до ровного ритма благодаря тому, что он расслабился.
— Слишком мягко вы с ним! — крикнул Таггерт, глядя на обнаженное тело.
Голт открыл глаза и взглянул на него. По ним ничего нельзя было понять, кроме того, что взгляд у него оставался твердым и вполне осмысленным. Потом он снова опустил голову и продолжал лежать неподвижно, словно забыв о наблюдателях.
Его обнаженное тело выглядело в подвале неуместно, оно напоминало древнегреческую статую. В нем была та же образность, но стилизованная в более легкую, динамичную форму, предполагающую бoльшую силу и бурную энергию. Это было тело не возничего колесницы, а строителя самолетов. И как образность древнегреческой статуи — статуи человека как бога — дисгармонировала с духом современных залов, так его тело дисгармонировало с подвалом, предназначенным для доисторической деятельности. Дисгармония эта была резче, потому что он, казалось, вполне сочетался с электрическими проводами, нержавеющей сталью, точными приборами, рычагами контрольной панели. Они отчаянно гнали от себя любые мысли, осознавали только рассеянную ненависть и ужас; может быть, отсутствие подобных статуй в современном мире превратило генератор в спрута и отдало такое тело в его щупальца.
— Насколько я понимаю, вы специалист по электричеству? — сказал Феррис и усмехнулся. — Мы тоже, вам не кажется?
В тишине ответили ему два звука: гудение генератора и биение сердца Голта.
— Смешанную серию! — приказал Феррис, ткнув пальцем в сторону механика.
Теперь удары тока следовали с неравномерными, непредсказуемыми интервалами, то сразу же один за другим, то их разделяло несколько минут. Лишь по конвульсивным содроганиям ног, рук, торса, всего тела можно было понять, идет ли ток между двумя конкретными электродами или между всеми сразу. Стрелки приборов приближались к красным отметкам, потом отходили назад: машина была рассчитана на причинение максимальной боли без вреда телу жертвы.
Не Голт, а наблюдатели находили непереносимым пережидать минуты пауз, заполненных звуком сердцебиения: сердце теперь частило в неровном ритме. Паузы были рассчитаны на то, чтобы замедлить этот ритм, но не дать облегчения жертве, вынужденной ждать очередного удара в любой миг.
Голт лежал, расслабившись, словно не пытался противостоять боли, а покорялся ей, не пытался ослабить ее, а сносил. Когда он разжимал губы для дыхания, а они от внезапного удара тока сжимались снова, он не сдерживал дрожь напряженного тела, а предоставлял ей прекращаться в тот миг, когда исчезал ток. Только мышцы его лица туго натянулась, и сжатые губы время от времени кривились. Когда ток проходил по груди, золотисто-бронзовые пряди волос взлетали от дерганья его головы, словно от порыва ветра, и падали на лицо, на глаза. Наблюдатели недоумевали, почему его волосы темнеют, и, наконец, поняли, что они мокрые от пота!
Ужас от звука сердца, бьющегося так, словно оно вот-вот разорвется, должна была испытывать жертва. Но от ужаса дрожали мучители, слыша неровный, рваный ритм, и затаивали дыхание всякий раз, когда казалось, что он оборвался. Теперь по звуку казалось, что сердце скачет, неистово колотясь о ребра, в мучении и отчаянном гневе. Сердце протестовало; человек нет. Он лежал спокойно, с закрытыми глазами, расслабив руки и слушая, как сердце борется за его жизнь.
Первым не выдержал Уэсли Моуч.
— О, Господи, Флойд! — закричал он. — Не убивай его! Не смей убивать! Если он умрет, нам конец!
— Не умрет, — прорычал Феррис. — Захочет умереть, но не умрет! Машина не позволит! Она математически рассчитана! Она безопасна!
— Может, хватит? Теперь он будет повиноваться нам! Я уверен, что будет!
— Нет! Не хватит! Я не хочу, чтобы он повиновался! Хочу, чтобы он поверил! Принял! Захотел принять! Мы должны заставить его работать на нас добровольно!
— Давайте же! — выкрикнул Таггерт. — Чего ждете? Не можете усилить ток? Он еще ни разу не вскрикнул!
— Что это с тобой? — ахнул Моуч, увидя выражение лица Таггерта, когда ток сотрясал тело Голта: Таггерт пристально смотрел на него, однако глаза казались остекленелыми, мертвыми, но лицевые мышцы вокруг них собрались в отвратительную карикатуру удовольствия.
— Достаточно? — то и дело кричал Феррис Голту. — Готов захотеть того, чего хотим мы?
Ответа они не слышали. Голт время от времени поднимал голову и смотрел на них. Под глазами темнели круги, но глаза были ясными, а взгляд их — осмысленным.
В нарастающей панике наблюдатели теряли голову, голоса их сливались в неразборчивые вопли:
— Мы хотим, чтобы вы взяли власть!.. Хотим, чтобы вы правили!.. Приказываем, чтобы отдавали приказы!.. Требуем, чтобы диктаторствовали!.. Приказываем вам спасти нас!.. Приказываем думать!..
В ответ они слышали только биение сердца, от которого зависела их жизнь. Ток проходил через сердце Голта, и оно начинало нерегулярно частить, словно спеша и спотыкаясь, и вдруг его тело расслабленно замерло, биение прекратилось. Тишина подействовала на наблюдателей как ошеломляющий удар, и прежде чем они успели закричать, к их ужасу добавился другой: Голт открыл глаза и поднял голову. Потом они осознали, что гудение мотора тоже прекратилось, что на контрольной панели погасла красная лампочка: ток прекратился, генератор не работал.
Механик тыкал пальцем в кнопку, но безрезультатно. Он включал рубильник снова и снова. Пинал машину. Красный свет не загорался; звук не появлялся.
— Ну? — рявкнул Феррис. — Ну? В чем дело?
— Генератор не в порядке, — ответил беспомощно механик.
— Что с ним?
— Не знаю.
— Ищи неисправность и устраняй!
Механик не был квалифицированным электриком; его выбрали для этой работы благодаря не знаниям, а способности, не раздумывая, нажимать кнопки; эта задача требовала напряжения всех его умственных способностей. Он открыл заднюю панель машины и тупо уставился на сложную систему спиралей: видимых неполадок не было. Надел резиновые перчатки, взял плоскогубцы, наугад подвернул несколько болтов и почесал в затылке.
— Не знаю, в чем тут дело, — сказал он. В голосе его звучала беспомощная покорность. — Кто я такой, чтобы знать?
Наблюдатели подскочили, столпились у машины и уставились на непослушные детали. Действовали они интуитивно: они знали, что не знают, в чем дело.
— Но вы должны починить генератор! — крикнул Феррис. — Он должен работать! Нам нужен ток!
— Мы должны продолжать! — выкрикнул Таггерт; он весь дрожал. Это возмутительно! Я этого не потерплю! Я не отпущу его!
И указал в сторону матраца.
— Сделай что-нибудь! — закричал Феррис механику. — Чего стоишь, сложа руки? Сделай что-нибудь! Исправь генератор! Приказываю!
— Но я не знаю, что с ним, — сказал, хлопая глазами, механик.
— Ну так выясни!
— Как выяснить?
— Приказываю исправить генератор! Слышишь? Заставь его работать, иначе уволю и брошу в тюрьму!
— Но я не знаю, что с ним. — Механик растерянно вздохнул. — Я не знаю, что делать.
— Это вышел из строя вибратор, — произнес голос позади них; они обернулись; Голт с трудом дышал, но говорил твердым, уверенным голосом инженера. — Выньте его и снимите алюминиевую крышку. Там увидите два сплавленных контакта. Разъедините их, возьмите маленький напильник и зачистите оплавленные поверхности. Потом снова наденьте крышку, поставьте вибратор на место, и ваш генератор заработает.
