Особое задание - Лившиц Давид Яковлевич (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Зал дрогнул от грома аплодисментов. Признаться, Ася не ожидала такого подвоха. Но отказываться было бессмысленно.
Когда она вышла на трибуну, наступила такая тишина, что Ася немного даже растерялась. Что и как сказать? О чем?
И вдруг перед ее глазами, словно живые, возникли ребята из группы Морского. Смеющийся Георгий, серьезный, подтянутый Саша, добродушный Володя, отчаянный Лешка… Как будто не было этих двенадцати лет, как будто только вчера разведчики вернулись на Большую землю и веселой гурьбой ввалились в ее тесную комнатку.
Ася не помнит, как она говорила. Ее негромкий голос падал в притихшие ряды. И казалось, друзья-разведчики вошли в этот зал, незримо встали за ее спиной.
…Годы бегут, спешат, но они не стирают из памяти ни одного события, ни одного имени.
Когда кончилась война, разведчики, как и договаривались, собрались в Риге, на площади Свободы. Многих не было среди них. Не было и Георгия.
На хуторе под Ригой живые подняли бокалы за тех, кто не вернулся, и поклялись не забывать ушедших, поклялись сделать все, о чем они мечтали.
Однажды Ася получила письмо от старого товарища-фронтовика:
«Так, значит, ты, Асенок, видела родителей Георгия? Очень жаль их, хороший был парень Георгий.
В тылу, в Латвии, в декабре 1944 года я узнал о его смерти от одного парня из их группы, который спасся чудом. Это было близ города Кулдига… Остались в живых только Виктор и Володя, этот самый парень. Помнишь, Ася, Володю? Такой невысокого роста, тихий. Но каким он был в бою! Он стал начальником штаба „Красной стрелы“ — знаменитого латышского партизанского отряда. В марте 1945 года во время боя с карателями он был тяжело ранен и в тот же день умер. Какой был парень! Нас тогда собралось до десятка спецгрупп в том отряде, и нам дали оборонять один участок. Там было девяносто наших автоматчиков. Представляешь? Мы подпустили немцев на 15–20 метров, не дав ни единого выстрела. А потом одновременно грянула сотня автоматов. Лес взвыл, а о немцах и говорить не стоит. Они побросали и убитых, и раненых, и оружие и бежали так, что трудно себе представить. Местные жители рассказывали потом, что шедшая на помощь немецкая часть, услышав такую стрельбу, повернула назад, не дойдя до места боя. Были бои еще и 30 апреля и 1 мая 1945 года. Так что друзья отомстили и за Георгия, и за Сашу, и за Володю, и за всех наших товарищей, павших в боях за Родину.
…Хорошие у нас были ребята и девчата! О них есть что вспомнить».
Многое изменилось в жизни Аси после войны. Десять лет она проработала в строительном тресте — всегда среди людей, всегда для людей. И, начав по существу все сначала, пошла в вечернюю школу, отлично закончила ее и на тридцать втором году поступила в институт.
И всегда — в труде и на отдыхе, в праздники и в будни, в радости и в печали, в поисках и свершениях — всегда рядом с нею живет образ обаятельного юноши — Георгия Борисова.
В трудные минуты Ася достает его письма. Единственные два письма, которые за все время их дружбы Георгий послал ей, уходя в разведку. И Ася, словно ищет в них опору, читает, перечитывает, хотя давно уже знает каждую строчку на память:
«Родная моя подруга!
Завтра-послезавтра я с тобой расстанусь, может быть, надолго, а может, и никогда нам больше не суждено будет увидеть друг друга. Но пусть это временное расставание (будем надеяться, что оно — временное) еще больше закрепит нашу дружбу.
Не будем закрывать друг другу глаза на действительность, но не будем преждевременно и хоронить себя. Какие бы трудности ни ожидали меня, я постараюсь их преодолеть и выйти победителем. Я не хочу и не могу себе представить, что это конец нашей дружбы. Наоборот, пусть наша дружба станет более тесной и крепкой. Я буду помнить тебя, и в тяжелые минуты мне будет легче от этого.
…Мы — молодые, и потому должны победить и — победим! А наша дружба нам поможет в этом.
Скоро окончишь подготовку и ты, и тоже пойдешь на задание. Тебе тоже придется, может быть, нелегко, и вот это меня очень, очень волнует. Но всегда помни, что мысленно я с тобой, рядом.
Прошу… береги себя. В опасные минуты не горячись, спокойно оценивай обстановку и быстро действуй. В этом залог победы. И пусть нашим верным спутником будет надежда.
…Твое имя будет поддерживать меня, мою ненависть к врагам, к смерти. Так пусть наша дружба вдохновляет нас к победе, к жизни!»
И записка с передовой. Ее Георгий послал перед тем, как перейти линию фронта:
«Шлю тебе горячий дружеский привет.
С тех пор, как мы расстались, прошло несколько дней, а мне кажется, что это было так давно…
…Писать (сама знаешь) много не приходится.
Пока жив, здоров. Настроение отличное, но паршивая погода портит все дело. Вспоминаю тебя, твои серо-голубые глаза. Вот, впрочем, и все. Пусть все то, о чем мы с тобой говорили, будет реальным. Я хочу этого!»
…Человек продолжает жить.
По-прежнему в далекий Свердловск к родным Георгия из разных мест стекаются письма: от школьных товарищей, от Аси. И эта переписка с каждым годом становится все необходимей, нужней.
«3 мая 1946 года.
Дорогие Иван Дмитриевич, Софья Николаевна и Люся!
Не обижайтесь на меня, что долго молчала. Сейчас я имею возможность писать чаще. Пусть Георгий живет с нами. Все такой же веселый, жизнерадостный, с песней, улыбкой, шуткой. Как хорошо он умел смеяться и шутить».
«Тула, 11 мая 1948 года.
9 мая был день Победы. Я слушала по радио салют Москвы, и каждый выстрел в моем сердце отзывался болью. Мне хотелось кричать, что мы обязаны этим торжеством Георгию, мужьям моих сестер, моим боевым товарищам и тысячам, тысячам погибших… Георгий… Забыть о нем, не думать о нем… Это невозможно. Вы его знали, он вырос на ваших руках, а я знаю его в самые тяжелые минуты его жизни. И кажется, что я знаю его всю жизнь…»
«12 июня 1950 года.
…Меня удивляло в Георгии спокойствие и выдержка. Это ему всегда помогало в работе. Иногда он видит, что я горячусь, подойдет, обнимет за плечи и скажет: „Что нас волнует?“ Дотронется щекой до лба: „Товарищи, у нашего Асенка температура. Прошу ее не тревожить“. Сам отойдет и другим не разрешит со мной говорить. Конечно, я остыну. И все-таки я очень боялась за него. Он всем верил и доверял. Он рассказывал, как ходил в разведку с пленным немцем, спал с ним под одним пальто. Я возмущалась, а он говорил: „Ты понимаешь, он же добровольно к нам пришел. Я верю ему…“»
«10 ноября 1951 года.
Вчера я закончила читать (вернее, изучать) „Сильные духом“ Медведева. Я уже писала вам о своем мнении об этой вещи. Теперь я знаю, что Кузнецов Николай Иванович — ваш земляк, земляк Георгия. Свердловчане знают его, родился он в с. Зырянка, Талицкого района. Меня не удивила общность выражений Николая Ивановича и Георгия. В своем последнем письме брату Виктору Кузнецов сказал: „Для победы над врагом наш народ не жалеет самого дорогого — своей жизни. Жертвы неизбежны. Я и хочу откровенно сказать тебе, что очень мало шансов на то, чтобы я вернулся живым. Почти сто процентов за то, что придется пойти на самопожертвование. И я совершенно спокойно и сознательно иду на это, так как глубоко сознаю, что отдаю жизнь за святое, правое дело, за настоящее и цветущее будущее нашей Родины“.
И вот передо мной письмо Люси, сестры Геры: „…а когда он уезжал от нас, он мне говорил: „Люся, куда я еду, оттуда трудно возвратиться““. А мне писал: „Завтра-послезавтра я с тобой расстанусь, может быть, надолго, а, может быть, и никогда нам больше не суждено будет увидеть друг друга… Мы — молодые и поэтому должны победить и — победим!“
Овод писал своей любимой: „Я знаю, что если вы, живые, будете держаться вместе и бить крепко, вам предстоит увидеть великие события… Свою долю работы я выполнил, а смертный приговор — лишь свидетельство того, что она была выполнена добросовестно…“
