Посмертные записки Пиквикского клуба - Диккенс Чарльз (читаем книги TXT) 📗
– Ну, Джордж, – сказал мистер Уэллер-старший, снимая пальто и усаживаясь с присущей ему важностью, – как дела? Все в порядке на крыше и полно внутри?
– Все в порядке, старина, – отвечал джентльмен, попавший в затруднительное положение.
– Передана ли кому-нибудь серая кобыла? – заботливо осведомился мистер Уэллер.
Джордж кивнул утвердительно.
– Ну вот и прекрасно, – сказал мистер Уэллер. – О карете тоже позаботились?
– Препровождена в надежное место, – отвечал Джордж, свертывая головы полудюжине креветок и проглатывая их без дальнейших церемоний.
– Очень хорошо! – сказал мистер Уэллер. – Надо всегда смотреть за тормозом, когда едешь под гору. Список седоков выправлен по всем правилам?
– Опись, сэр? – спросил Пелл, угадывая мысль мистера Уэллера. – Опись такова, что лучше не сделаешь пером и чернилами.
Мистер Уэллер кивнул, выражая свое одобрение по поводу принятых мер, а затем, повернувшись к мистеру Пеллу, спросил, указывая на своего друга Джорджа:
– И скоро вы снимете с него хомут?
– Он стоит третьим в списке, – отвечал мистер Пелл, – и я бы сказал, что до него очередь дойдет через полчаса. Я распорядился, чтобы мой клерк пришел и предупредил нас вовремя.
Мистер Уэллер с нескрываемым восхищением осмотрел законоведа с головы до ног и выразительно сказал:
– А что вы будете пить, сэр?
– Право же, вы очень... – отозвался мистер Пелл. – Клянусь честью, я не имею обыкновения... Сейчас так рано, что в сущности я почти... Пожалуй, принесите мне на три пенса рому, моя милая.
Прислуживающая девица, которая угадала требование раньше, чем оно было высказано, поставила перед Пеллом стакан рому и удалилась.
– Джентльмены! – сказал мистер Пелл, окидывая взглядом присутствующих.
– За успех вашего друга! Я не люблю хвастаться, джентльмены, у меня нет этой привычки, но я не могу не сказать, что если бы вашему другу не посчастливилось попасть в руки, которые... но я не скажу того, что собирался сказать. За ваше здоровье!
Мигом осушив стакан, мистер Пелл причмокнул и самодовольно обвел глазами собравшихся кучеров, которые, очевидно, относились к нему, как к некоему божеству.
– Позвольте-ка, – сказал юридический авторитет, – о чем я говорил, джентльмены?
– Кажется, вы заметили, что не стали бы возражать против второго стакана, сэр, – сказал мистер Уэллер с шутливой серьезностью.
– Ха-ха! – засмеялся мистер Пелл. – Недурно, недурно. Ведь вы тоже деловой человек! В такой ранний час это было бы, пожалуй, слишком... Право, не знаю, моя милая... ну, да уж повторите, будьте так добры. Кхе!
Этот последний звук был важным и внушительным покашливанием, каковое мистер Пелл счел должным себе позволить, заметив неподобающую склонность к смеху у некоторых своих слушателей.
– Покойный лорд-канцлер, джентльмены, очень меня любил, – сообщил мистер Пелл.
– И это делает ему честь, – вставил мистер Уэллер.
– Правильно! – воскликнул клиент мистера Пелла. – А почему бы ему вас не любить?
– В самом деле, почему? – повторил весьма краснолицый человек, который до сей поры не проронил ни слова и, казалось, вряд ли мог еще что-нибудь сказать. Почему бы нет, хотел бы я знать?
Шепот, выражающий одобрение, пробежал по собранию.
– Помню, джентльмены, – начал мистер Пелл, – обедал я однажды вместе с ним – нас было только двое, но все так шикарно, как будто ждали двадцать человек к обеду: государственная печать на столике справа от него, и человек в парике с кошельком и в латах охраняет жезл, сабля наголо и шелковые чулки... Так всегда делается, джентльмены, и днем и ночью... как вдруг он мне говорит: «Пелл, говорит, без ложной скромности, Пелл. Вы человек талантливый. Вы любого можете протащить через Суд по делам о несостоятельности, Пелл, и наша страна должна гордиться вами». Таковы были его подлинные слова. «Милорд, – сказал я, – вы мне льстите». – «Пелл, – сказал он, – будь я проклят, если вам льщу».
– Он так и сказал? – осведомился мистер Уэллер.
– Так и сказал, – отвечал Пелл.
– Ну, коли так, – заявил мистер Уэллер, – то парламент должен был бы приструнить его за это, и, будь он бедняком, они бы его приструнили.
– Но, дорогой мой друг, – возразил мистер Пелл, – это было сказано конфиденциально.
– Как? – переспросил мистер Уэллер.
– Конфиденциально.
– Ну, тогда... – подумав, – сказал мистер Уэллер, – если он выругал самого себя конфиденциально, то, конечно, это совсем другое дело.
– Конечно! – подтвердил мистер Пелл. – Разница, как вы замечаете, бросается в глаза.
– Меняет все дело, – согласился мистер Уэллер. – Продолжайте, сэр.
– Нет, я не буду продолжать, сэр, – сказал мистер Пелл тихо и серьезно.
– Вы мне напомнили, сэр, что это был частный разговор – частный и конфиденциальный, джентльмены. Джентльмены, я юрист... Быть может, как юрист я пользуюсь большим уважением; быть может, не пользуюсь. Очень многим это известно. Я уже не скажу ни слова. Здесь, в этой комнате, уже были сделаны замечания, порочащие репутацию моего благородного друга. Вы должны простить меня, джентльмены, – я был неосторожен. Я чувствую, что никакого права не имею упоминать об этом случае без его согласия. Благодарю вас, сэр.
Произнося такую речь, мистер Пелл засунул руки в карманы, нахмурился, мрачно озираясь, и звякнул тремя пенсами.
Только-только стало известно столь благородное решение, как в комнату неистово ворвались мальчик и синий мешок – два неразлучных товарища – и доложили (собственно говоря, доложил мальчик, ибо синий мешок не принимал никакого участия в докладе), что дело сейчас будет разбираться. Услышав это, вся компания перебежала через улицу и стала пробивать себе дорогу в суд: подготовительная церемония, которая, по расчетам, должна была занять в обычных условиях от двадцати пяти до тридцати минут.
Мистер Уэллер, человек тучный, бросился сразу в толпу в отчаянной надежде пробиться в каком-нибудь удобном месте. Успех не вполне оправдал его ожидания, ибо шляпа, которую он забыл сиять, была нахлобучена ему на глаза каким-то субъектом, на чью ногу он наступил довольно тяжело. По-видимому, этот индивид немедленно раскаялся в своей горячности, ибо, пробормотав какие-то невнятные слова, выражающие изумление, он увлек старика в вестибюль и после энергической борьбы стащил с него нахлобученную шляпу.
– Сэмивел! – воскликнул мистер Уэллер, когда получил возможность лицезреть своего спасителя.
Сэм кивнул головой.
– Ты почтительный и любящий сынок, что и говорить, – заметил мистер Уэллер. – Нахлобучиваешь шапку старику отцу!
– Как я мог знать, что это вы? – возразил сын. – Или вы думаете, что я должен был угадать, кто вы такой, по тяжести вашей ноги?
– Пожалуй, это верно, Сэмми, – отвечал мистер Уэллер, тотчас же смягчившись. – Но что ты тут делаешь? Твой хозяин ничего тут не добьется, Сэмми. Они не вынесут такого вредика, ни за что не вынесут, Сэмми.
И мистер Уэллер с торжественной миной законоведа покачал головой.
– Ну и вздорный старик! – воскликнул Сэм. – Вечно толкует о вредиках и алиби и всякой всячине. Кто вам говорил о вредике?
Мистер Уэллер ни слова не ответил, но еще раз покачал головой с весьма ученым видом.
– Бросьте вы трясти башкой, если не хотите, чтобы пружины лопнули, – нетерпеливо сказал Сэм, – ведите себя благоразумно. Вчера вечером я таскался к «Маркизу Гренби», разыскивая вас.
– А маркизу Гренби видал, Сэмми? – со вздохом осведомился мистер Уэллер.
– Видал, – отвечал Сэм.
– Как поживает милое создание?
– Подозрительно, – сказал Сэм. – Мне кажется, она помаленьку себя разрушает, злоупотребляет этим-вот ананасным ромом и подобными сильно действующими лекарствами.
– Ты это всерьез говоришь, Сэмми? – глубокомысленно осведомился старший.
– О да, всерьез, – отвечал младший.
Мистер Уэллер схватил сына за руку, пожал ее и выпустил. При этом физиономия его выражала не уныние или опасение, а скорее сладкую и робкую надежду. Луч примиренности и даже довольства осветил его лицо, когда он медленно проговорил:
