Посмертные записки Пиквикского клуба - Диккенс Чарльз (читаем книги TXT) 📗

Сопровождая эти слова деликатным щелчком по голове вышеупомянутого молодого джентльмена, который, не подозревая о своем близком соседстве с разыскиваемой особой, вопил во всю глотку: «Уэллер!» – Сэм поспешно прошел по двору и взбежал по ступеням в прихожую. Здесь первое, что он увидел, был его возлюбленный родитель, сидящий со шляпой в руке на нижней ступеньке внутренней лестницы и через каждые полминуты оравший во все горло: «Веллер!»

– Ну, чего вы орете? – быстро спросил Сэм, когда старый джентльмен испустил еще один вопль. – Раскраснелся так, что смахивает на сердитого стеклодува. В чем дело?

– Ага! А то я уже начал побаиваться, Сэмми, – отозвался старый джентльмен, – не отправился ли ты на прогулку в Ридженси-парк.

– Бросьте, – сказал Сэм, – нечего поддразнивать жертву скупости, слезайте-ка со ступеньки. Чего вы тут расселись? Я здесь не живу.

– Я тебе покажу такую потеху, Сэмми, – начал старший мистер Уэллер, вставая.

– Постойте минутку, – перебил Сэм, – вы весь белый сзади.

– Правильно, Сэмми, сотри это, – сказал мистер Уэллер, когда сын стал его чистить. – Здесь могут принять за личное оскорбление, если человек будет разгуливать обеленным, а, Сэмми?

Тут мистер Уэллер проявил столь недвусмысленные симптомы сдавленного смеха, что Сэм поспешил положить этому конец.

– Да успокойтесь! – сказал Сэм. – Отроду не видывал такого старого чудака. Ну, чего вы надрываетесь?

– Сэмми, – сказал мистер Уэллер, вытирая лоб, – боюсь, как бы мне не дохохотаться до апоплексического удара, мой мальчик.

– Ну, так для чего же вы это делаете? – полюбопытствовал Сэм. – Что вы можете на это ответить?

– Как ты думаешь, Сэмивел, кто приехал сюда вместе со мной? – спросил мистер Уэллер, отступая шага на два, сжимая губы и поднимая брови.

– Пелл? – предположил Сэм.

Мистер Уэллер покачал головой, и его румяные щеки раздулись от смеха, который пытался вырваться на велю.

– Может быть, человек с пятнистым лицом? – высказал догадку Сэм.

Снова мистер Уэллер покачал головой.

– Ну так кто же? – спросил Сэм.

– Твоя мачеха! – сказал мистер Уэллер, и хорошо, что он это сказал, иначе щеки неизбежно лопнули бы от неестественного растяжения.

– Твоя мачеха, Сэмми! – повторил мистер Уэллер. – И красноносый, сын мой, и красноносый! Хо-хо-хо!

Тут с мистером Уэллером начались конвульсии от смеха. Сэм созерцал его с широкой улыбкой, постепенно расплывшейся по всей физиономии.

– Они пришли серьезно потолковать с тобой, Сэмми, – сообщил мистер Уэллер, вытирая глаза. – Ни слова не говори им о бессердечном кредиторе, Сэмми.

– Как, разве они не знают, кто он такой? – осведомился Сэм.

– Понятия не имеют, – отвечал отец.

– Где они? – спросил Сэм, на чьей физиономии отражались все гримасы старого джентльмена.

– В уютном местечке, – сообщил мистер Уэллер. Попробуй залучить красноносого в такое место, где нет спиртного! Не удастся, Сэмивел, не удастся! Мы сегодня очень приятно прокатились сюда от «Маркиза», Сэмми, – продолжал мистер Уэллер, когда почувствовал себя способным изъясняться членораздельно. Я запряг старую пегую в эту повозку, что осталась от первого муженька твоей мачехи, поставили кресло для пастыря, и будь я проклят, – с глубоким презрением добавил мистер Уэллер, – и будь я проклят, если не вынесли на дорогу перед нашей дверью лесенку, чтобы по ней взобраться.

– Да вы шутите! – воскликнул Сэм.

– Я не шучу, Сэмми, – возразил отец, – жаль, что ты не видел, как он цеплялся за край экипажа, словно боялся рухнуть с высоты шести футов и разбиться на миллион частиц. Наконец, все-таки вскарабкался, и мы поехали, и мне сдается, – я повторяю: мне сдается, Сэмми, – что его малость потряхивало на поворотах.

– А не налетали вы случайно разок-другой на столбы? – предположил Сэм.

– Боюсь, Сэмми, – отвечал мистер Уэллер, подмигивая с наслаждением, – боюсь, что я разок-другой за них зацепил; он всю дорогу вылетал из кресла.

Тут старый джентльмен покачал головой и испустил хриплое, сдавленное бурчание, сопровождавшееся сильным распуханием физиономии и растяжением всех черт лица, каковые симптомы не на шутку встревожили его сына.

– Не пугайся, Сэмми, не пугайся, – сказал старый джентльмен, когда после многих усилий и судорожного топанья ногой вновь обрел голос. – Это я стараюсь смеяться потише.

– Ну, если так, – отвечал Сэм, – то лучше не старайтесь. Сами увидите, что это довольно опасная штука.

– Тебе не нравится, Сэмми? – полюбопытствовал старый джентльмен.

– Совсем не нравится, – отвечал Сэм.

– А все-таки эта штука, – сказал мистер Уэллер, а слезы все еще струились у него по щекам, – была бы очень большим подспорьем для меня, если бы я к ней привык, а иной раз сберегла бы немало слов для твоей мачехи н для меня, но боюсь, что ты прав, Сэмми: она слишком сильно клонит к апоплексии, слишком сильно, Сэмивел.

Этот разговор привел их к двери «уютного местечка», куда Сэм, приостановившись на секунду, чтобы бросить лукавый взгляд на почтенного родителя, который все еще хихикал за его спиной, вошел сразу.

– Мачеха, – сказал Сэм, вежливо приветствуя сию леди, – очень вам благодарен за это посещение. Пастырь, как поживаете?

– О Сэмюел! – возопила миссис Уэллер. – Это ужасно!

– Ничуть не бывало, мамаша, – отвечал Сэм. – Не правда ли, пастырь?

Мистер Стиггинс воздел руки и возвел очи горе, показывая одни белки вернее, желтки, – но не дал никакого словесного ответа.

– Не страдает ли этот-вот джентльмен каким-нибудь мучительным недугом? – спросил Сэм, обращаясь за объяснением к мачехе.

– Добрый человек скорбит, видя вас здесь, Сэмюел, – пояснила миссис Уэллер.

– О, вот оно что! – отозвался Сэм. – А я боялся, на него глядя, не забыл ли он поперчить последний съеденный им огурец. Садитесь, сэр, посидите – мы этого ни в коем случае не поставим вам в упрек, как заметил король, когда разгонял своих министров.

– Молодой человек, – торжественно произнес мистер Стиггинс, – боюсь, что вас не смягчило заключение.

– Прошу прощенья, сэр, – откликнулся Сэм. – Что вы изволили заметить?

– Я опасаюсь, молодой человек, что ваша натура нисколько не смягчилась от этого наказания, – повысив голос, сказал Стиггинс.

– Сэр, – отвечал Сэм, – вы очень любезны. Надеюсь, моя натура не из мягких, сэр. Очень вам признателен за доброе мнение, сэр.

Тут какой-то звук, до неприличия напоминающий смех, донесся с того места, где восседал мистер Уэллер-старший, в ответ на что миссис Уэллер, быстро взвесив все обстоятельства дела, сочла своим непреложным долгом обнаружить склонность к истерике.

– Уэллер, – сказала миссис Уэллер (старый джентльмен сидел в углу),

– Уэллер! А ну-ка поди сюда!

– Очень тебе благодарен, моя милая, – отвечал мистер Уэллер, – но мне и здесь хорошо.

Миссис Уэллер залилась слезами.

– Что случилось, мамаша? – осведомился Сэм.

– О Сэмюел, – отвечала миссис Уэллер, – ваш отец приводит меня в отчаяние. Неужели ничто не пойдет ему на пользу?

– Вы слышите? – спросил Сэм. – Леди желает знать, неужели ничто не пойдет вам на пользу?

– Очень признателен миссис Уэллер за ее заботливость, Сэмми, – отвечал старый джентльмен. – Я думаю, что трубка очень пошла бы мне на пользу. Нельзя ли это как-нибудь наладить, Сэмми?

Миссис Уэллер уронила еще несколько слезинок, а мистер Стиггинс застонал.

– Эх! Этот злополучный джентльмен опять расхворался, – оглянувшись, сказал Сэм. – Что у вас болит, сэр? – Все то же, молодой человек, – отвечал мистер Стиггинс. – Все то же.

– Что бы оно могло быть, сэр? – с величайшим простодушием осведомился Сэм.

– Боль у меня в груди, молодой человек, – пояснил мистер Стиггинс, прижимая зонтик к жилету.

Услыхав такой чувствительный ответ, миссис Уэллер, будучи не в силах подавить волнение, громко разрыдалась и высказала уверенность, что красноносый – святой человек, в ответ на что мистер Уэллер-старший осмелился намекнуть вполголоса, что, должно быть, он представитель двух приходов, снаружи – святого Симона, а внутри – святого Враля [148].