Госпожа де Шамбле - Дюма Александр (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
Когда же мы расставались, я, по-прежнему находясь во власти ее чар, попадал в зыбкий мир еще более поэтических грез, где зрение и осязание были излишними, где на смену действию приходили воспоминания, а мечты заменяли реальность.
Поэтому, покидая Эдмею, я страстно желал увидеть ее вновь и в то же время опасался, что она лишь плод моего воображения, призрачное видение, которое однажды растает как туман, и я тщетно буду искать ее там, где оставил.
Кроме того, мне приходили на ум детские сказки об ангелах-хранителях, дарованных каждому из людей великим Творцом. Если бы во время одного из наших свиданий, переносивших меня в мир духов, Эдмея призналась бы в своем божественном происхождении, взмахнула крыльями и улетела, я, наверное, ничуть бы не удивился, но то, что она продолжает оставаться рядом со мной и ходит по земле как простые смертные, неизменно приводило меня в изумление.
Вследствие этого, как только моя возлюбленная исчезала из виду, я испытывал сильное беспокойство, задаваясь вопросом, не закончится ли ее миссия на земле во время нашей разлуки. Я размышлял: если Эдмею вновь призовут на Небеса, откуда она спустилась, успеет ли она проститься со мной или оставит на память только тот необычный аромат, который я впитал в себя при расставании с ней? Подобно неверному воспоминанию, он слабел, когда мы не виделись, с каждым днем становился все более неуловимым и в конце концов бесследно исчезал.
Даже торжественный обет, произнесенный Эдмеей перед разлукой, отнюдь не успокоил меня, а лишь вызвал новые подозрения. Неведомая угроза, о которой твердил ее внутренний голос, обещание хранить мне верность даже после смерти и просьба отрезать ее волосы в склепе, если она не сможет прислать их перед кончиной, — все это бросало загадочную тень на сияние реальной жизни и заставляло меня постоянно невольно содрогаться.
Вернувшись в Рёйи, я жил ожиданием обещанного письма, чтобы тотчас же выехать в Курсёль вслед за Эдмеей. Я не знаю ничего убийственнее ожидания; если бы человек, томящийся от желания, старел от времени, которое чинит ему препятствия, то самая долгая жизнь, вероятно, не длилась бы больше года.
На следующий день после моего возвращения в Рёйи нас посетил сельский кюре. Он пришел поблагодарить Альфреда за все, что тот сделал для него, а также попросил позаботиться о его бедной деревне, насчитывавшей всего сто двадцать душ. Затем священник выразил сожаление по поводу того, что ему придется покинуть своих славных прихожан, которых он знал по именам и к которым относился как к родным. Крестьяне же, считавшие кюре своим отцом, сокрушались, что он уезжает, не ведая, какого пастыря пошлет им судьба вместо него.
Я был в высшей степени признателен Альфреду за то, что он добился назначения г-на Клодена — так звали сельского кюре — в Берне и перевода аббата Морена. Теперь рядом должен был находиться не враг, а друг, к которому можно обратиться в трудную минуту за утешением.
Кюре собирался перебраться на новое место на следующий день, получив уведомление, что к этому времени дом священника освободится.
Альфред почему-то попросил г-на Клодена отложить переезд еще на один день.
Кюре охотно согласился, радуясь, что может подольше побыть со своими прихожанами.
Когда священник удалился, я спросил Альфреда, чем была вызвана его просьба.
— Дорогой друг, — отвечал он, — это государственная тайна. Если я открою ее тебе, я изменю своему служебному долгу.
Я склонил перед префектом голову.
На следующий день, к концу завтрака, явился Грасьен с письмом от Эдмеи, в котором было только одно слово: «Поезжай!»
Узнав посланца, Альфред улыбнулся и сказал:
— До свидания!
Затем он пожал мне руку, позвонил и произнес торжественным тоном:
— Жорж и тильбюри!
— Зачем Жорж и тильбюри? — спросил я со смехом.
— Я собираюсь оставить себе господина Грасьена, — ответил мой друг, — если, конечно, ты можешь без него обойтись.
— Я могу обойтись без господина Грасьена.
— В таком случае, господин Грасьен, извольте пройти в мой кабинет, — сказал Альфред.
Учтиво пропустив молодого столяра вперед, словно тот был министром, Альфред последовал за ним и закрыл за собой дверь.
Свыкшись со странностями друга, я не придал значения его словам о государственной тайне, которую он не мог выдать мне, но, очевидно, собирался открыть Грасьену, и поспешил на крыльцо.
Альфреду, словно принцу в волшебной сказке, повиновались по свистку. Не успел я ступить на верхнюю ступеньку, как Жорж подъехал в экипаже и остановился у подножия лестницы. Когда я взялся за вожжи, послышался голос Альфреда, кричавшего из окна:
— Кстати, если ты спешишь, можешь ехать без остановок, и ты проделаешь двенадцать льё за четыре часа.
— Спасибо! — воскликнул я в ответ и отпустил поводья.
В самом деле, мне достался лучший скакун из конюшен моего друга — он домчал нас до Берне за час с четвертью. До Вилье оставалось всего семь льё, и я дал лошади отдохнуть полчаса.
Во время остановки я увидел ломового извозчика с повозкой, нагруженной всяким скарбом. Он задержался у гостиницы «Золотой лев», чтобы спросить, как проехать к дому священника церкви Нотр-Дам-де-ла-Кутюр.
Этот вопрос заставил меня насторожиться. Взглянув на повозку, я увидел простую, но новую мебель и посуду — здесь было все, от кровати с матрасами вплоть до кастрюль и сковород.
— Это вещи г-на Клодена? — спросил я извозчика.
— По крайней мере, они предназначены ему, — ответил тот с лукавой усмешкой нормандского крестьянина, не желающего ставить себя в неловкое положение.
И тут мне стало ясно, почему Альфред попросил кюре отложить переезд на день. Полагая, что жалкое имущество г-на Клодена может затеряться в большом доме аббата Морена, мой друг распорядился снабдить кюре всей обстановкой.
Вот в чем заключалась государственная тайна, которую он от меня скрывал.
В этом проявилась чрезвычайная тактичность Альфреда: предвидя, что мне придется обращаться к новому священнику за отпущением грехов, он не позволил мне принять участие в этом добром деле, чтобы г-н Клоден не чувствовал себя чем-либо мне обязанным.
Узнав то, что требовалось, извозчик продолжал свой путь.
Когда полчаса истекли, я сел в тильбюри и направился в сторону Вилье.
Мы прибыли туда без четверти два.
Я распрощался с Жоржем, посоветовав ему переночевать в Вилье и шагом вернуться на другой день в Рёйи, а затем спустился к берегу моря.
С лодочниками я торговался недолго; ветер дул попутный, и мне удалось договориться с одним из них, что он за луидор отвезет меня в Курсёль, который виднелся на горизонте огромного залива, дугой охваченного нормандским берегом от Онфлёра до Шербура.
Сборы были короткими; лодочник распустил парус, и мы вышли в море.
По мере нашего продвижения на северо-запад окутанный голубоватой дымкой берег, на который мы держали курс, вырисовывался все четче. Он был усеян едва заметными белыми точками, постепенно принимавшими все более ясные очертания. Наконец перед нами предстало все селение Курсёль и гостиница мамаши Жерве, возвышавшаяся на песчаном берегу; севшие там на мель суда ждали прилива, чтобы вновь оказаться на плаву.
В одном из окон гостиницы я заметил женщину, махавшую мне платком.
Это была Эдмея; она разглядела наше суденышко раньше, чем я был способен ее увидеть, однако я догадался, что моя любимая там, до того как увидел ее.
Два поистине любящих друг друга сердца наделены сверхъестественной чуткостью; для любви, протянувшей между ними магнетические нити взаимного влечения, не существует никаких расстояний.
Когда мы были в сотне шагов от берега, Эдмея вышла из гостиницы и поспешила по берегу к линии прибоя. Опираясь на весло, я выпрыгнул шагов на двенадцать из лодки и оказался рядом с моей возлюбленной.
Она раскрыла мне объятия, и я прижал ее к груди. Смотревшие на нас славные рыбаки даже не поинтересовались, кто мы такие: брат с сестрой или муж с женой, а лишь сказали: «Они любят друг друга!»
