Третья истина - "Лина ТриЭС" (полная версия книги TXT, FB2) 📗
Заинтересованная до крайности, ощущая себя Али-Бабой в чудесной пещере, Лулу все дальше вдвигалась в комнату. И вдруг… в поле ее зрения попала узкая, застеленная клетчатым пледом кровать, на которой лежала небрежно брошенная белая блуза. Здесь кто-то жил! Лулу поспешно захлопнула дверь, от стука внутри что-то зазвенело. Вот бы попало ей, если бы ее застукали в чужой комнате. Скорее вниз, пока не явился хозяин! Только знакомый душный воздух третьего этажа заставил ее приостановиться. Здесь, в безопасности, можно все хорошенько обдумать. Комната наверху смутно беспокоила ее, напоминая о чем-то неприятном. Лулу уже догадывалась, о чем именно, как вдруг ее неясные мысли получили вполне материальное воплощение – вчерашний «виконт» в рубашке с расстегнутым воротом выходил из гимнастического зала, возле которого Лулу, как оказалось, предавалась размышлениям. Без сомнения, комната в мезонине могла принадлежать только ему, а после всех вчерашних унижений в его присутствии, Александрин не хотела видеть ни самого «виконта», ни что- либо связанное с ним!
– Ну что, обрела свободу? – Шаховской на ходу потрепал волосы независимо ковырявшей дырочку в стене Лулу.
Слышал, что про нее говорили вчера, знает, что ее запирали и вот – издевается! Лулу мгновенно напружинилась:
– У меня всегда свобода! Хожу, где хочу. Делаю, что хочу…
– О! С этой ваш ей особенностью, мадемуазель, я имел возможность познакомиться вчера…– удаляясь, произнес «виконт».
Лулу порывисто бросилась за ним:
– А вам до этого дела нет! Я тоже… успела познакомиться, что вы врё… что неправду говорите! … Вы никакой не виконт!
– У вас есть основания сомневаться в моем титуле? Сообщите их. Я выслушаю со вниманием и не замедлю с опровержениями. – Он приостановился, повернулся к Лулу и с интересом ждал ответа.
Ответа, однако, не последовало, так как она слегка оторопела. Поддерживать разговор в таком тоне она не была готова и не понимала, где игра, розыгрыш, а где – всерьез. На горизонте, к тому же, появилась парочка молодых господ в спортивных костюмах.
Лулу почувствовала себя в ловушке. Но братья ее разговор с Шаховским как-то не восприняли, наверное, из-за плохого знания французского языка, ведь, подчиняясь кодексу господина Курнакова, они почти не общаются с матерью. Как бы там ни было, сейчас повода цепляться у них не нашлось. Да и вообще, они всем видом показывали, что обращать внимание на девчонку – ниже их достоинства. Пройдя мимо нее, как будто мимо пустого места, юные Курнаковы подошли к Шаховскому.
– Как вы считаете, мне ведь стал удаваться тот укол, которым я уколол Виктора напоследок? – кажется, в голосе Дмитрия прозвучали нотки подобострастия.
– «Уколол уколом…»Ждешь похвал? Хвалю. А что это за «тот» укол? Тот единственный безымянный в фехтовании? Может, профессионал подскажет?– «виконт» обратился к Виктору.
– Да тот, что по шпаге скользит, – после молчания громко отозвался Виктор.
–Куле! (coulé) с’est simple.[8]
Лулу поняла, услышав это, почему кошки крутят ушами при слове «сметана». Хорошо, когда разговаривают понятно, вот так бы и продолжал этот «виконт».
– А тебе самому понравился укол Дмитрия? Прокомментируй sine ire et studio[9].
– Ничего, – отвернулся Виктор, насупившись.
– У тебя отчего-то испортилось настроение? – участливо спросил «виконт», – что ж, поговорим с пока еще жизнерадостным Дмитрием. Тем – масса! – Он заговорил быстрее, судя по интонации, перечисляя что-то.
Лулу перестала понимать. Она устала напрягаться и разбирать слова, но почувствовала, что Дмитрий тоже получил какой-то «укол». Он вспыхнул и вскинулся, но ничего не ответил. Душа Лулу преисполнилась чувством удовлетворенной мести… Так им, задавакам, и надо! Ее собственная неприязнь к Шаховскому немного улеглась, уступив место любопытству. Лулу никак не могла найти этому человеку места в домовой иерархии. Вместо того чтобы пойти, как собиралась, в свою комнату, она крадучись последовала за «виконтом», стараясь не попасться ему на глаза.
– Александррра,– раскатился на весь этаж голос Евдокии Васильевны,– тебе что, опять одной потом подавать, как принцессе какой? Да где же эта девчонка, наконец? Витя, Митя! Вы у себя будете кушать или в саду? Покушали бы вместе, все дети, как положено.
Лулу опрометью скатилась с лестницы. Скорее поесть, пока не явились братья. Вступать с ними в контакты она больше не собиралась.
В этот день тетка, находившаяся по поводу отсутствия Доминик, в отличном настроении, накрывала на стол сама. Она даже снизошла до улыбки, когда Лулу, переводя дыхание, вбежала в комнату.
– Ну, вот и молодец! А то, видно, привыкла там, по заграницам, все не вовремя, все наспех, оттого и худущая. Не-е-т, у нас – не так, всему свое время, в еде толк понимаем и дело знаем. Оттого и сильные, и здоровые, тьфу, тьфу, не сглазить бы!
Под теткины приговоры Лулу с аппетитом уминала блинчики с мясом. После недавних скандалов слушать благожелательную речь было очень приятно, и она согласно кивала Евдокии Васильевне, хоть и не до конца понимала ее разглагольствования.
– Вот мать твоя… Сколько лет уже на наших хлебах, а все в тело войти не может. Потому и хворая… Что-то, знать, не так устроено. Одно слово – француженка. Их дело одеться, расфрантиться, да понавешать на себя побольше. А русские – нет, наша кровь даст себя знать! Вот, Павел Андреевич, например, уже, кажется, и чудной, и ездил Бог знает где. И по-французски балабонит так, что и Домна заслушивается. Видно, сама так не умеет. Да и откуда ей, с отцом-торговцем! Верно, вроде наших казаков, язык ломает. Их обычный русский человек и не разберет.
Лулу уже почти перестала улавливать нить теткиных рассуждений, но ухватилась за незнакомое промелькнувшее имя.
– А этот, Павьел Андреш, он кто есть?
– Да Шаховской это, учитель, княгинин воспитанник. Так вот он, хоть и худой, а и сильный, и здоровый! Русского человека никакая заграница не попортит! Вот как Платовские мужики ваш Париж брали…
– Шаковскѝ? – сильно заинтересовалась Лулу, – а княгинь – это кто?
От изумления у тетки поползли на лоб глаза:
– Ну, знаешь… впрочем, что удивляться-то, матушка твоя об этом говорить не любит. Ей не резон вспоминать, что она твоему отцу неровня.
Лулу пропустила мимо ушей все теткины выпады, хотя та явно возвращалась к привычному ворчливому тону.
– Кто ж биль княгинь? – она постаралась задать более понятный вопрос.
– Кто-кто… Да бабушка твоя, Елена Александровна! Она и была «княгинь»,– не удержавшись, передразнила тетка. – А вернее сказать – княжна! Портрет в гостиной видала? Ну, такая, вида изящного, благородного …в сером платье, с фестонами?
– Да, да,– закивала Лулу.
– Во-о-т. Это она и есть, мачеха моя… Ну, да на нее грех жаловаться! Царство ей небесное!
– Я уже зналь, что это grandmere, бабюшкá, но не зналь имья. А monsieur Шаковскѝ воспи-та-ник? Это ест beau-fils?[10] Не сам рождени син?
– Какой такой «боф» ?? – поразилась тетя и явно потеряла интерес к разговору. Объясняй этой девчонке самые простецкие вещи… Кто это, да что это… на каждом слове перебивает, так и забудешь, что сказать хотела. Переваливаясь, но гордо выпятив грудь с животом, Евдокия Васильевна пошла из комнаты. Однако Лулу вовсе не собиралась отступать. Тайна, так занимавшая ее, случайно получила разгадку. Надо только успеть побольше расспросить, пока тетка все еще в духе. И Лулу отважно бросилась за ней. Добывать нужные сведения оказалось трудновато, но усилия Лулу увенчались успехом – тетка снова разговорилась… Ее речь понеслась потоком, на пути которого племяннице приходилось ставить плотины и заграждения из вопросов, слишком часто оказывающихся ничтожными препятствиями для столь бурного течения. И все же кое-что она поняла и узнала.
После обеда весело было бежать по саду, зная, что нет на свете сыщицы более ловкой и умной, чем Александрин. Лулу неслась вглубь сада, напевая на мотив любимой песенки: «Vous parlez trop vite, ma tante, mais je vous ai bien comprise…»[11]