Призраки(Русская фантастическая проза второй половины XIX века) - Данилевский Григорий Петрович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— Помню, как не помнить? — отвечал Арслан-бей. — И понимаю все теперь.
Шамиль посмотрел на него:
— Что же ты понимаешь?
— Понимаю, что ты хорошо сообразил, Шамиль. Оно точно, так должно быть.
Шамиль посмотрел на него еще, — опустил глаза, подумал: «Хорошо; так, то пусть и по-твоему. Мы с тобою свои люди».
— Поезжай же ты, Арслан-бей, к Пожирателю Книг. Ищи его в том городе. Не там он, то можно узнать где. У гяуров так заведено, что известно обо всяком начальству.
— Понимаю, не толкуй. Найду, не бойся.
— Отдашь Пожирателю Книг эту книжку, в которой написано мной все видение Абу-Джафара; и перескажи все, что слышал теперь от меня о бомбах на Турцию и Австрию и о разорении России. Если Пожиратель Книг поверит, бросит выдумывать свою машину. Не поверит, ты убьешь его. Смотри же хорошенько, можно ли оставить его в живых. Я надеюсь на тебя, как на себя самого.
— Не опасайся, Шамиль, — сказал Арслан-бей, — оно правда, иной раз, по жалости к людям, делаю не совсем как следовало бы. Но отпустить живым какого-нибудь генерала, от этого не велика беда Кавказу. А тут совсем иное дело. Думаю, что придется убить Пожирателя Книг. Будь он и добрый человек, и пусть кажется, что на его слово можно положиться, — а убить, это будет вернее. — Значит, в дорогу. Схожу проститься с женой и с детьми. Дорога опасная.
— Месяц буду ждать тебя назад. После месяца подожду еще полгода, — сказал Шамиль.
— Ну, а не ворочусь и через полгода с месяцем?
— Тогда посмотрю, как быть. Подожду слухов, когда начнут делать бомбы. Оно, положим, будет это втайне. Но слухам нельзя же не быть. Кто не знает, тому и останется непонятно; а мне известно, могу понять, что такое делают втайне.
— Тогда будешь мириться?
— Тогда ничего другого не остается. — Шамиль вздохнул. — Однако народ ждет. Пойдем сказать. — Он отдал Арслан-бею книжку, в которой описал видение Абу-Джафара.
Вышел на крыльцо. Народ столпился.
— Ну, что скажешь?
— Братья, — начал Шамиль, — у гяуров есть поговорка: «Голос народа — голос Божий». Есть, видно, и у гяуров кое-что правдивое в мыслях. Поищем же правды у гяуров. Посылаю Арслан-бея.
— Хорошо, хорошо! — закричал народ. И не догадался даже потребовать определительных слов, куда и зачем едет Арслан-бей.
А баран продолжал блеять по-козлиному.
— Братья, — сказал Шамиль, — этот проклятый слуга шайтана сделал свое дело. Стащите его с кровли, зарежьте. И мясо бросьте собакам, сами не ешьте: он слуга шайтана, он проклятый.
— Так, так, — заговорил народ, — он слуга шайтана.
«Вот и подготовлено, чтобы дело опять повернулось, как надобно Шамилю, — подумал Арслан-бей: баран — слуга шайтана; шайтан — обманщик; шайтан приятельствует гяурам, старается вредить правоверным. Дня через два для народа будет явное дело: баран понапрасну смущал правоверных, надобно смеяться над шайтаном: не удалось проклятому шайтану обмануть народ. И каждый будет говорить, что он с самого же начала понимал это; только дивился глупости других: чего пугаются? Как не понимать, что это шайтанова проделка, — он с самого начала понимал это, — будет говорить каждый».
А между тем тащили с кровли барана.
— Иди, иди, шайтан, шайтанов сын! — покрикивал на него народ. Бедный баран упирался и продолжал во весь дух блеять по-козлиному. Но стащили-таки его и зарезали. И прекратилось его козлогласование.
<1871>
Приложение
Николай НИКИФОРОВСКИЙ
Нечистики
Измельчавший ныне будничный возглас: «Одно слово — бес!» — суммирует деяния и особенности нечистой силы, по своему свойству носящие отрицательную окраску. Совмещающий в себе источник зла, сеятель его в мире, завистник добра, есть существо, первым понесшее божественное отвержение и проклятие: с тех пор это существо, «исчадье грязи и огня», окруженное «смешением дня со тьмою», уже не знает добра, не стремится к нему, а где и как может останавливает и стороннее к нему течение. Извращенность натуры, личное ослепление или же нравственное рабство могут, пожалуй, заставить иных людей видеть в бесовских деяниях выражение добра, течение к нему; но если верно, что и людское добродеяние, с его чистым источником, забывается скорее злодеяния, так как оно не призывает к борьбе и дается легче, чем победа и торжество над последним, то и бесовское добродеяние, непродолжительное, непрочное в силу отрицательных свойств своих, помнится еще меньше. Остаются незабываемыми только чистые деяния бесовской силы, как вызывающие борьбу и страдания, а потому эти деяния знакомее деяний противоположного строя.
Как духи, нечистики не подлежат приурочению к месту, неуловимы для материального измерения и описания. Если человеческие сведения о них не лишены кажущейся полноты, то не следует забывать, что такие сведения основаны на незримом воздействии бесовской силы и лишь — на мимолетных воплощениях нечистиков, кстати, неустойчивых в сроке и проявлении материального образа. Что на предмет демоноведения достигнуто доселе из разбросанных сведений о не чистиках, то едва ли может быть пополнено впредь, тем более что при возрастающем людском желании постигнуть тайну бесовского бытия нечистики принуждены укрывать эту тайну, дабы оставаться неуловимыми по-прежнему. Таким образом, последующая повесть о нечистиках слагается из разъединенных сведений о них, скопленных раньше и воспринятых по указанному выше преемству.
Прежде всего в нечистиках недостает не только вездесущия, но и одновременно пребывания в двух пунктах, удаленных друг от друга на девять шагов. Если нечистик появляется там и здесь, в разъединенных местах, то в сем сказывается лишь духотворческая способность к более быстрому, чем мгновение ока, перемещению, которое одинаково продолжительно и на трех шагах, и на трех тысячах верст, и только перемещение на восток, да отчасти на юг, проходит медленнее, собственно потому, что нечистик не может смотреть в лицо поднимающемуся солнцу. Одна мысль может несколько опережать указанное перемещение, не изменяющееся и в том случае, когда нечистик движется с невещественным предметом, как, например, с грешною душою. В остальных случаях быстрота перемещения зависит от принятого нечистиком образа и от особенностей материальной ноши: уже неодушевленные предметы значительно теряют свой вид и свойства при быстром перемещении, а живые, телесные существа, разумеется, не выдерживают его.
Преимущественный путь перемещения есть воздушный и над водою, потому что здесь нечистик не может натолкнуться на какой-нибудь освященный предмет, — что, как известно, причиняет непонятную при людских страданиях боль, далеко превосходящую обжог пламенем, каплею кипящей смолы, серной кислоты и прочее. По той же причине земные перемещения нечистиков медленнее воздушных.
Среди множества мест на земле, как и в близком к ней воздушном пространстве, нечистики не останавливаются на льнище, коноплянике и на пшеничной полосе: на первых двух вырастают предметы, производящие масло — приправу к постным кушаньям и за нужду идущее на осветительные надобности, а на втором — материал для изготовления просфор. Кроме того, нечистики избегают водовместилищ, где недавно освящена вода, стоят вербы, с которых отламывались ветки для освящения, — остатков, даже сродичей травы и цветов, освященных в Иванов день, пока сродичи не будут побиты морозом, хотя и безнаказанно проносятся над всеми этими предметами в высоте, где не достает ружейная пуля. Совершенно другое, когда попутно расположена церковь, каплица, «Божья нива» (кладбище), придорожный или полевой крест или же движется процессия: не только проноситься над ними, но и переступать пограничной черты ни на какой высоте нельзя — и нечистики неизбежно должны делать обходные крюки. Если в сих местах ютится подходящая жертва, то на нее приходится оказывать воздействие издали, — что теряет долю преуспеяния. Кстати дополнить, что как здесь, так и при других случаях нечистики подступают к жертве и помещаются при ней с северной стороны; в ту же сторону они отступают прочь. Исключением можно считать разве лиц, ходящих по богомольным местам: нечистики подступают к таким лицам с произвольной стороны; не касаясь жертвы, кружатся около нее, точно нитка при наматывании на клубок, и этим движением незримо опутывают ее до тех пор, пока жертва самолично не осквернит предметов, вынесенных из богомольных мест, и тем не обезвредит доступа к себе нечистиков. Раз это достигнуто — начинается полная гибель жертвы, которая уже опутывается вперекрестную.
