Том 6. Отдых на крапиве - Аверченко Аркадий Тимофеевич (библиотека книг TXT) 📗
— Ничего не надо, — выдохнуло из себя привидение легкий свист. — Я так посижу да и уйду.
Оно опустилось на дальний колченогий стул, даже не качнувшийся от этого прикосновения, — и снова выдохнуло из себя сырой затхлый воздух.
— Очень заняты? — с участием спросил Клинков.
— Занят, — согласилось привидение после некоторого раздумья. — Вы Минкина знаете?
— Минкина? Как же! Позвольте, это какого Минкина? Нет, не знаем.
— Оно — сволочь, — грозно сказало привидение, поведя тусклыми глазами куда-то налево.
— Кто оно?
— Привидение Минкина. Его уже два раза исключали из сословия за то, что он — хам.
— Да что вы говорите? Экая каналья, — искренно возмутился Подходцев. — А что же он делает?
— Подлости он делает. У нас установлена очередь для появления перед людьми, а эта свинья Минкин вечно вылезает без очереди, и уж он такие кренделя выкидывает, что прямо противно. Был уж небось?
— Кто, Минкин? Нет, не заходил.
— Минкин не ходит, он, как жаба, на брюхе ползет. У него розовые глаза.
— Гм! По-моему, это довольно декоративно. Может быть, чокнетесь с нами?
— Да уж не знаю, как и быть… Столько визитов, столько визитов. Разве что стаканчик. Только я пить не могу — я горяченьким паром подышу.
— Дышите, голубчик, — великодушно разрешил Подходцев. — Дышите, сколько влезет.
Дыша над стаканом с горячим пуншем, привидение ревниво заметило:
— Если Минкин придет, вы его не принимайте…
— Минкина-то? По шее мы ему дадим, этому Мин-кину.
— Хорошо бы, — вздохнул призрак, отставляя стакан. — Только у него шеи нет. Голова прямо из груди выходит.
— Что за наглая личность! — возмутился Подходцев.
— Еще стаканчик!..
— Да уж не знаю, как и быть… — призрак пожевал губами, будто не решался высказать мучившую его мысль. Потом спросил с натугой: — А скажите… этого… вы меня очень боитесь?
Мы переглянулись. В глазах мягкого Подходцева мелькнуло сострадание. Он подмигнул мне и сказал:
— Мы вас очень боимся. Прямо жуткое зрелище!
— Ей-Богу? — расцвел призрак. — А мне казалось, что вы как-то странно меня ветре…
— Ничего подобного! — вскричал я. — Прямо-таки мы чуть не перемерли от страху. Вы ужасны.
— Страшилище! — деликатно поддержал Клинков.
— У меня до сих пор сердце на куски разрывается от ужаса!..
И добавил с явной непоследовательностью:
— Хотите, выпьем на ты? Тесс! Кто это там скребется в дверь.
— Минкин! — с бешенством вскричал призрак, вскакивая. — Не пускайте его!
— Конечно, — согласился Подходцев. — Он всю компанию испортит. Ну его к черту! Давай лучше споем что-нибудь!
— Что-нибудь веселенькое, — согласился охмелевший призрак. «Похоронный марш», что ли? Или «Пляску мертвых» Сен-Санса?
— Ого! Какие ты, Володя, вещи знаешь, — удивился Клинков. — Слушай, а как у вас там насчет женского пола, э?
— Здоровая мысль! — хихикнул призрак, хлопнув мягким, пористым, как губка, кулаком по столу. — Хотите, я вас с одной покойницей познакомлю? Вот штучка-то!..
— К черту покойницу, — критически сказал женолюбивый Клинков. — Спой что-нибудь.
Призрак откашлялся и затянул затхлым, пискливым голосом:
И хор дружно подхватил припев:
Надышавшийся пунша призрак пытался и плясать, но слабые хрупкие ноги не выдержали: одна подломилась и крякнула, как сосновая щепка. Призрак поднял ее, повертел в руках и отбросил в угол:
— Который уже это раз, — сожалительно пробормотал он. — Ломучая дрянь.
Всем очень хотелось спать. Решили улечься на ковре вповалку, прикрывшись оторванной портьерой. Капризный Подходцев никак не хотел ложиться рядом с обессилевшим призраком.
— Пошел вон! — сказал он бесцеремонно. — От тебя землей пахнет.
— Вы тоже хороши, — бормотал призрак, кряхтя и умащиваясь поудобнее. — Напоили старичка, а теперь какую-то землю нашли. Эх, напугал бы я вас, да не хочется.
— Спи уж, — оборвал его Клинков. — Бубнит, бубнит, как шмель. По шеям надо таких пьяных старичков.
Эй ты, борода, разбуди к десяти. Мне еще с визитами надо…
Проснулись мы, Подходцев и я, в два часа дня на ковре, укрытые портьерой, с Клинковым под головами вместо подушки, со старыми газетами вместо простыни.
Мы оглянулись: нас было всего трое.
— А где же этот фрукт? — спросил я, оглядываясь.
— Какой?
— Да вот этот… земляной старичок, что про трупики пел.
Клинков поглядел на Подходцева. Потом тот и другой — на меня:
— Пойди умойся, — посоветовали оба.
Ах, как приятно окатить голову холодной водой на первый день Рождества Христова!
История одного актера
Жил-был один актер. Всякий актер любит рекламу, но мой актер в этом отношении был прямо неистов. Как тигр любит пить теплую кровь из прокушенного горла своей жертвы, как пылкий влюбленный ищет губ любимой девушки, так он искал рекламу, так он любил рекламу!
Иногда вдруг ни с того ни с сего газеты сообщают:
«Кража бриллиантов у актера N на три миллиона».
Или:
«Актер N потерпел крушение экспресса. 145 убитых, 8 раненых, актер N спасся, вскочив вовремя в трубу паровоза».
Сначала публика ахала, восхищалась, удивлялась и ужасалась — потом привыкла: нервы огрубели.
Сообщают, например:
«Вчера жирафа, запряженная в коляску актера N, взбесилась и понесла. Актер N, не растерявшись, подпрыгнул, ухватился за телеграфную проволоку и, добравшись таким образом до телеграфного окошечка, дал в нашу газету депешу о случившемся».
Какой-нибудь легковерный чудак побежит к приятелю:
— Слышали? У актера N жирафа взбесилась. Пришлось ему бежать по телеграфной проволоке!
— Брехня, — скептически поморщится приятель. — У актера N не только жирафы, но и клячи водовозной нет. И не при его пузе по телеграфным проволокам скакать…
— Зачем же написано?
— Реклама.
— Что вы говорите! А вот недавно сообщали, что его поколотил какой-то ревнивый муж…
— Тоже реклама.
— Да какая ж тут реклама для человека, если его палкой по башке трахнули.
— Ну, уж там видней, что к чему. И ребенок его был недавно болен для рекламы, и жена у него сбежала для рекламы… Ничему не верю! Все реклама.
— Однако он, говорят, из очень почтенной семьи…
— И семью себе выбрал для рекламы, и сестра у него замуж за инженера вышла для его рекламы!..
Вдруг — появилась скромная газетная заметка: «Актер N опасно заболел».
— Ишь ты, шельма, — сказала, подмигивая, публика. — Какую себе рекламу закатил: болен я, говорит.
— Да, может, действительно болен?
— Он-то? Наверное, для бенефиса все. Я, чай, здоровехонек…
Новая заметка:
«Положение актера N признано безнадежным. Он при смерти».
— Ха-ха-ха! — закатывалась публика. — Ну и ловкач же. Куда метнул! Ведь даст же Бог. Я думаю после этакого дела огромный бенефисище зацепить.
И наконец, появилась газета с траурной каймой: «Актер N вчера, не приходя в себя, скончался»…
— Гениальный парнюга! — ревела восхищенная публика. — Лобастый черт! Эко придумал: «не приходя в сознание»… Надо будет на бенефис билетик спроворить. Без барышника не обойтись. Интересно, когда бенефис будет: до вскрытия или после?..
Потом были похороны: актер чинно и строго лежал в гробу с кротким, навсегда успокоившимся лицом, а сзади шла публика и грохотала:
— Ах, чтоб тебя разорвало! Ведь вот что придумал… Мозговитый…
— Однако, как хотите, реклама — рекламой, а по-моему, это — оскорбление религиозного чувства! Кощунство.
