Юг - Гончар Олесь (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
— Мы вас проводим, — уверенно сказал белоголовый смельчак лет восьми. — Мы знаем, куда вам надо.
— А куда?
— К Мелашке Чобитьковой.
— Верно.
— Только давайте быстрее, а то вас череда запылит.
— А вас нет?
— Мы не боимся.
Смущенно оглядываясь, скульптор двинулся за ребятами.
— Хаты у вас одинаковые, сбили меня с толку.
— Это вам только кажется, что одинаковые. А зайдите в середину, так они очень разные!
— Возможно, не спорю.
— А что все побелены и голубым подведены, так это к Первому мая готовились. Субботник был.
— Завхоз одинаковую синьку для всех привез… Чтобы не поссорились, говорит… Вам вот сюда.
— Вижу, уже вижу… Спасибо, что проводили…
— Не за что!
Скульптор вошел во двор, притворил за собой калитку и облегченно вздохнул.
Мелании дома еще не было.
Вернулась она уже после захода солнца, со снопом травы и васильков, собранных где-то на полевой меже.
Своего квартиранта застала на огороде. Слонялся среди зеленых зарослей, приглядывался, принюхивался ко всему, что она посадила и посеяла.
— Изучаете?
— Да нет, так интересуюсь… Это и вся ваша грядка?
— А зачем мне больше? Основная моя грядка там, — Мелания весело показала рукой куда-то за гору. — Это у меня так, бесплатное приложение.
— Я здесь вижу одни цветы. Крученые панычи, и анютины глазки, и фиалки… А где же ваши подсолнухи, кукуруза?
— Всё там, — засмеялась Мелания и снова махнула рукой за гору.
Скульптор не смеялся.
— А такое, как помидоры, капуста и всякая другая петрушка?
— Такое в артели получаю. У нас почти все берут из артели. Там овощи лучше и вызревают раньше.
— Климат другой, что ли?
— Не климат, а поливное хозяйство, — спокойно возразила Мелания. — Дома из-за какой-нибудь капусты надо было все лето под коромыслом гнуться. Кому охота? Ни почитать, ни в кино… А в артели мы водокачку поставили.
— Интересно… Крестьянская усадьба явно изменяет свое лицо, свой характер. Гречку и жито возле хаты уже совсем, наверное, никто не сеет?
— А зачем? Жита наши в поле, и гречки наши в поле. Севооборот у хаты не введешь. Здесь пора давать место цветникам, клумбам, садикам… Это пусть, а остальное… Что касается остального, я своим полям доверяю. Будет в артели — будет и у меня!
— Выходит, все ваше там?
— И мое все там, и я вся там, — засмеялась девушка. Добродушная, веселая, она в этот момент понравилась скульптору. Ему хотелось сейчас увидеть выражение ее лица, но сумерки сгустились, и, кроме девичьего силуэта со снопом в руке, он ничего не видел.
— Надо итти, — спохватилась Мелания, направляясь к хате. — Сегодня еще комсомольское собрание… А ключ у вас?
— У меня. Если не потерял…
— В другой раз оставляйте его вот здесь, за ставнем.
— Да ведь я… завтра уеду.
— Уже?..
— Уже… Может, осенью приеду.
«Ага, осенью… После дождичка в четверг… Сказали бы уже прямо, что не подошла, не понравилась!»
— Вам виднее, — глухо промолвила девушка, отпирая хату. В голосе ее слышалась приглушенная обида.
Скульптор виновато молчал… Хотел как-то утешить ее, объяснить ей все… Но поймет ли?
Сидел на завалинке, стыдясь войти в хату. Там шумело радио, возилась неутомимая Мелания. Что она думает о нем? Ведь теперь ей все понятно, не так она, пожалуй, наивна, как это ему вначале показалось.
Вскоре к Мелании забежали девушки, вероятно ее подруги по звену. Притворно пугаясь одетого в белый костюм скульптора, они шмыгнули мимо него в дверь, и сразу в комнате зазвенел смех, зазвучали девичьи выкрики и шутки. Вспоминали какого-то Дмитра из «Хвыли коммунизма», потом выяснилось, что Дмитро влюблен в Меланию, и скульптора уже не удивляло то, что кто-то может быть в нее влюблен.
Вечер был прекрасный, звездный, песенный. Воздух посвежел, наполнился прохладными запахами ночных цветов.
Где-то возле клуба гремел громкоговоритель: из Большого театра транслировали концерт.
Мелания вышла с девушками, наряженная, как на праздник. Сказав гостю, что ужин на столе, схватила подруг под руки, и так, гурьбой, они исчезли в сумерках. Скульптор еще долго слышал их громкий смех и, допуская, что девушки могли смеяться над ним, не в силах был обидеться. Поднялся и, устало спотыкаясь, пошел спать.
На другой день скульптор уезжал с Иваном Федоровичем на выездной тачанке.
С Меланией скульптор даже не простился. Утром, когда он поднялся, на столе его ждал диетический завтрак, а самой девушки и след простыл: побежала на работу. Пришлось запереть гостеприимную хату и положить ключ за зеленый ставень, как было сказано ему накануне.
И вот теперь он едет, покачивается с председателем на тачанке. Неудобно так выезжать, не простившись: в самом деле, будто удирает.
— Иван Федорович, — обратился он к председателю, — нельзя ли заскочить на минутку к Мелании? Туда, где она работает.
— Как это нельзя? — откликнулся председатель. — Все можно! Правда, круг сделаем, ну да это небольшой минус… Газуй, Миша, через вторую бригаду, — приказал он кучеру.
— Это что у вас посажено? — спросил скульптор, показывая на зеленую кустистую плантацию.
— Арахис.
— Впервые слышу.
— Земляной орех. Тот, что больше знают под именем жареных китайских орешков… Растут они, конечно, не жареные, — пошутил председатель.
Узкая дорога потянулась вверх между глинистыми косогорами, покрытыми кустарником. Впереди, где-то совсем близко, поперек дороги синело небо, сзади, в просторных низинах, на километры раскинулись плавни. Ниже плавней спокойно блестела речка, а вдоль нее сгрудилось белыми хатками село. Вон и хата Мелании с крылатыми ставенками… Загляделась на юг, искоса поблескивает окнами, как бы отворачиваясь от залетного гостя…
Лошади захрапели, напрягаясь на подъеме, и всем пришлось сойти. Шагая по обочине дороги, скульптор то и дело подбирал со склонов глину, разминал ее пальцами.
— Богатые глины, — бормотал он, обращаясь к председателю. — Можно лепить.
— Видите, а вы переночевали — и айда. Я, откровенно говоря, планировал использовать ваше пребывание. Думал, для нашего клуба вы что-нибудь такое, знаете… Какой-нибудь шедевр… Глин у нас непочатый край!
Выбрались на гору, в поле, и скульптор неожиданно остановился.
— Позвольте, — застыл он на месте. — Что это?
От восторга у него перехватило дыхание. То, что он увидел, на мгновение ошеломило и ослепило его: на широчайшей равнине, сколько хватал глаз, ярко золотились подсолнухи. Стояли до самого горизонта, пышноголовые, стройные, неисчислимые, все как один повернутые к своему небесному образцу, к солнцу… Казалось, они и сами излучают свет своими желто-горячими коронами, и, может, поэтому вокруг было как-то особенно ясно, чарующе и празднично, словно в заповеднике солнца. Тут даже воздух, казалось, переливался золотистыми оттенками.
Кучер остановил лошадей и равнодушно стал закуривать, а председатель направился со скульптором к подсолнухам. Горячее цветение пьяняще дохнуло на них густым, неповторимым ароматом.
— Вот это меланьины, — с удовольствием пояснял председатель. — Вот и табличка выставлена, читайте… А дальше пошли уже других…
Скульптор зачарованно смотрел в даль, заполненную до самого небосклона яркоголовым солнечным братством.
— Нет, это что-то неземное! — тихо восклицал он. — Даже не верится, что все это яркое, совершенное, божественнее выросло из простой серой массы, из пыли, из земли!..
— Не само выросло, — пошутил председатель. — Посадили, выпестовали — вот и выросло… Живые люди плюс агротехника и плюс, конечно, природа. Вон они где, те, что все это вылепили!
В глубине золотых плантаций беленькой чайкой вынырнула чья-то косынка…, За ней показалась вторая, третья…
— Выпестовали, говорите?
— А как же… Мастера! Во всяком деле есть и свои мастера, и свое, так сказать, вдохновенье.
Девушки двигались междурядьями, медленно приближаясь к дороге. Там, где они проходили, с подсолнухами творилось что-то удивительное. Утрачивая свой царственный дремотный покой, они неожиданно оживали, казалось сами, разогнавшись, летели навстречу друг другу и, соединившись на мгновенье в поцелуе, снова разлетались в разные стороны и свободно смеялись, шаловливо покачивая головами, перемигиваясь с солнцем.
