Прекрасная Адыгене - Солоухин Владимир Алексеевич (книги без сокращений TXT) 📗
Александр Александрович поднял руки, пошарил ими по поверхности скалы, поскреб железной подошвой о каменную плоскость и вдруг поднялся на полметра. Уперся в несуществующую шероховатость другой ногой, поднялся еще, перехватил руками, и не успели мы вглядеться как следует в его действия, как он уже стоял около страхующего и отвязывался от веревки, за какие-нибудь две минуты пройдя тот десяток метров, который определялся третьим маршрутом.
Один за другим стали раздаваться возгласы:
– Страховка готова?
– Готова.
– Пошел!
Надо сказать, боязни скал, боязни высоты, как таковых, и вообще страха ни у кого из нас не оказалось и в помине. Осталась только деловая часть наших занятий – залезть; остались расчеты – как залезть; осталось наблюдение за другими – как лезут они; осталось стремление пройти по порядку все маршруты.
Скажут: чего же бояться, если привязан к веревке и упасть не дадут. Да, но попробуйте привяжитесь к веревке и подойдите к краю крыши десятиэтажного дома или встаньте на верхний обрез фабричной трубы. Если не боязнь высоты, то, во всяком случае, некоторую неуверенность в поджилках вы почувствуете. Но если вас будет группа, если вам нужно будет заниматься конкретным делом на краю крыши, то для боязни, вообще для посторонних ощущений в вашем сознании не останется места, как это бывает у пожарных, у высотников-монтажников, у моряков, у шахтеров, у летчиков или на войне. И только в некоторые мгновения чувство реальности (реальной опасности) может проснуться, и человек на мгновение ужаснется своему положению в пространстве.
Александр Александрович Кузнецов, мастер спорта, делавший самые трудные маршруты, так называемые «шестерки», признался, что однажды на стене ему сделалось страшно. Не то чтобы страшно, но он отчетливо подумал про себя: почему я здесь? какая нелегкая занесла меня на эту стену? Ради чего я не дома, не в тепле за книгой, не на горизонтальной плоскости? Если останусь жив, больше никогда не пойду на стену…
Но потом, конечно, все прошло, и он снова ходил и делал «шестерки» с присущими ему ловкостью, техничностью и выносливостью.
– Что такое «шестерка»? – спросил я у Александра Александровича.
Я знал уже, что существует шкала сложности альпинистских маршрутов, и в этой шкале двенадцать категорий сложности. Однако эти двенадцать категорий зачем-то сведены к шести сдвоенным пунктам. Вместо того чтобы говорить «первая категория» и «вторая категория», говорят: один «А» и один «Б». Вместо третьей и четвертой категорий говорят: два «А» и два «Б»… Значит, «шестерка» (6А и 6Б) – это, по существу, одиннадцатая и двенадцатая категория трудности. Я это знал. Но я спросил у Александра Александровича, что конкретно, на деле, означает для альпиниста «шестерка»?
– Ну, cкажем, восемь дней на стене, – спокойно ответил Александр Александрович.
– Как «восемь дней на стене»?
– Стена. Делаем девяносто-сто метров в сутки, а пройти надо метров семьсот-восемьсот.
– Но отдыхать, спать, питаться?
– Все на стене. Забьешь крючья, привяжешь себя, повиснешь и спишь. Или попадется удобная полка, можно сесть. Или есть возможность натянуть гамак.
– Над пропастью в четыреста метров?
– Об этом не думаешь.
Я не собираюсь делать «шестерку». И даже «тройку». Я уже не успею приобрести для этого ни техники, ни ловкоcти. Но за эти двадцать дней я понял и свидетельствую, что об этом действительно не думаешь.
Из всей нашей группы только одной девушке приходилось все время преодолевать чувство страха. Ей было не просто трудно пройти скальный маршрут, но еще и страшно. Это было заметно нам всем, да она – Оля Троицкая – и сама не стыдилась признаться в том, что на высоте ей страшно. Однако она прошла все маршруты. Она преодолела страх, но не избавилась от него. Следовательно, это тот случай, когда бывает, что человек, врожденно или приобретенно в младенчестве, не переносит сливочного масла, запаха рыбы, скрипа ножа о фарфоровую тарелку.
Больше всего я опасался за свою дочь. Александр Александрович намекал и мне, и Оле после травянистых склонов и осыпей, что, может быть, ей не придется идти на Аксай, а тем более на восхождение. Так стоит ли, думал я, мучиться ей на этих скальных маршрутах? Я знал, что Ольга догадывается о сомнениях Александра Александровича, смотрящего со стороны, как она будет себя вести. У него было два способа преградить путь Ольге к высоте. Формально ее можно было не пустить на восхождение, потому что ей не исполнилось шестнадцати, так как официальный альпинист начинается с семнадцати лет. Ну, и всегда, по предварительному уговору, лагерный врач мог послушать, посмотреть и запретить выход в горы. Жаловаться, как говорится, было бы некому. Врачебный осмотр перед выходом в горы обязателен.
И вот я вижу, как Ольга подходит к концу веревки. Первый маршрут. Пристегнулась. Завинтила карабин. Не очень уверенным голоском, прокричала наверх:
– Страховка готова?
Бородатый Володя, похожий на землепроходца-сибиряка, ответил, что страховка готова.
– Пошел! – крикнула Ольга и начала цепляться пальцами, привыкшими только к перу да еще к клавишам пианино, за острые выемки и выступы скал. Все мы ходили потом в синяках и ссадинах на руках и ногах, но Ольга особенно. С первого движения Ольги по скале выявилось ее самое слабое место – руки. Руки ее, по совести говоря, никуда не годились. В них была цепкость (в пальцах), но не было силы. Хоть правило и велит «иди ногами», но все же без силы в руках далеко не уйдешь. Там, где другой, ухватившись за каменный рубчик, подтянулся бы на руках и подкрепил бы эту подтяжку распором ног, Ольга вынуждена была полагаться только на ноги. Распятая на каменной плоскости (лицом к ней), она подолгу искала опоры для ноги, скребя о скалу железом башмаков, подолгу шарила кончиками пальцев, ища зацепки, а тем временем и руки и ноги уставали от напряжения. На первом маршруте лезущий по скале натыкался на круглый арчовый куст, растущий из трещины камня. Мы этот куст обходили справа. Для этого надо было правую ногу вытянуть до предела в сторону и немного вверх, и тогда она упиралась в выступ шириной почти с ладонь. Прекрасный выступ, лучше не придумаешь для того, чтобы опереться. Однако нога в таком вытянутом положении теряет силу. Не было никакой возможности перенести на нее тяжесть корпуса без того, чтобы сильно не помочь руками. При этом брюшной пресс напрягался так, что трещали мышцы. Для Ольги такой маневр был не только не под силу, но и невозможен, помня о двухмесячном послеоперационном шве. Она как следует насиделась под этим злосчастным кустом. Бородатый Володя терпеливо ждал, глядя на нее сверху. Он же и подал ей совет попробовать обойти куст слева. Имелась каменная плоскость и щель сантиметра три шириной, идущая почти горизонтально, но все же с набором высоты. Трех сантиметров достаточно, чтобы крайними триконями цепляться за нее и идти. Правда, руками держаться было почти что не за что. Но это нам только казалось снизу. Ольга находила там какие-то шероховатости и трещинки, в которые можно было засунуть хотя бы кончики пальцев…
Сверху она спустилась раскрасневшаяся, с ободранными до крови руками, но счастливая своей первой победой
– А как лазил Михаил Хергиани? – спросил я у Александра Александровича.
– Миша полз вверх по стене, как муха.
Скалолазанию было отдано три полных дня. Подменялись страхующие. Мы вразнобой, по желанию, снова и снова проходили кто третий, кто шестой, кто четвертый маршруты. По два и по три раза. Мы уже не смотрели, как лезут другие, мы просто тренировались, и только седьмой маршрут временами привлекал к себе всеобщее внимание, так что внизу мы превращались вдруг в болельщиков за того, кто по этому маршруту идет.
Сложный и высокий сам по себе, он включал еще камин, который никак нельзя было обойти, кроме как пролезть через него.
По справочнику каминами называются «трещиноподобные детали скального рельефа, в которых может поместиться человек». Проще говоря, это вертикальные трубы, вертикальные колодцы, но, конечно, без передней стенки, как бы в разрезе. Высотой камины различаются до нескольких десятков метров. Ширина у них тоже разная. Прохождение каминов называется внутренним лазанием.
