Голубая мечта (Юмористическая повесть в эпизодах) - Наумов Анатолий Иванович (е книги TXT) 📗
— Спасатели сейчас на моторке должны подскочить, — объясняет тот.
— А вода-то, а вода! — осуждающе качает головой председатель сельсовета.
— Чистая отрава, Михаил Парфенович! — тут же снова сыплет своим горохом старикан. — Кожевенный запущает, я это точно знаю, мне Нюрка Хорошилова по секрету говорила, ее свояк там работает. В третий раз уже свою химию в речку выливают, враждебные происки налицо, как говорится. Рыба повыдохнет!.. Как ты глядишь, Михаил Парфенович, ежели я, значит, по многочисленным просьбам это… сигнальчик шарахну? Для ускорения темпов дела?
— Ну даешь — сигнальчик! — словно отбиваясь от этого радикального предложения, мотает головой председатель сельсовета. — Это дело предосудительное, понял, Кузьма? Вот мы, наверное, пригласим сюда руководство завода да и запротоколируем на месте преступления все, как полагается. Чтоб не отвертелись! Крячко, — обращается он к участковому. — Дай своего мерина, я к телефону смотаюсь, приглашу их.
— Так они тебе и приедут, — пессимистически усмехается тот.
— А я знаю, как припугнуть, — заверяет председатель сельсовета. — Есть одно верное средство.
— Бери, — разрешает участковый. — Только не подзалети. Иначе ремонтировать будешь за свой счет, нам особых средств не выделяют на это…
— Не дрожи, Степан Николаевич, — успокаивает тот. — Съезжу без приключений.
Председатель сельсовета выкарабкивается наверх по обрыву, а участковый достает из планшетки листки протоколов.
— Зафиксируем, значит, происшествие, — строгим голосом произносит он.
Дробанюк начинает объяснять ему, как все случилось. Это похоже на диктант — после каждого предложения или нескольких слов приходится поджидать, пока участковый запишет.
— Остальное — по окончательному выяснению, — подводит черту тот, когда Дробанюк заканчивает свой рассказ. — Ваши данные, товарищи свидетели?
У Дробанюка от этого вопроса внутри все обрывается. А пока он приходит в себя, с обрыва вдруг раздается голосок Кармен:
— Дробанюк Константин Павлович!
— Ваша фамилия тоже Дробанюк? — задирает голову вверх участковый, где, как на пьедестале какого-нибудь конкурса, кокетливо занеся ножку за ножку, статуей красоты возвышается Кармен.
— У меня другая, — очаровательно улыбаясь, с пугающей Дробанюка наивностью отвечает та.
«Неужели сейчас что-нибудь отмочит? — ежась, думает он. — Нашла перед кем блеснуть!..»
— Я Инна, между прочим, — продолжает строить участковому глазки Кармен. А тот, разинув рот, сверлит ее снизу своими щелочками. — А фамилия — Смычкова. Вам нравится?
Дробанюк с ужасом ждет, чем все это кончится, шея у него снова покрывается липким потом. Но тут доносится рокот моторной лодки, и привлеченный этим звуком участковый вопрошающе поднимает голову.
— Моторка? Вот хорошо… Ладно, потом допишем, — прячет он протокол в планшетку — к громадному облегчению Дробанюка.
Рокот все усиливается, и вот из-за крутого изгиба речки, рассекая грязно-бурый поток, показывается моторная лодка с двумя пассажирами. На корме торчит длинный багор. Неподалеку от омута двигатель выключают, и дальше лодка идет к берегу по инерции, тыкаясь затем мягко носом в песок.
Один из спасателей, крепыш невысокого роста, с усиками, выпрыгивает из лодки на берег, здоровается с участковым за руку.
— Что тут стряслось?
— Да вроде утонул кто-то.
— Почему же вроде? — возражает старикан. — Самолично чуть за ногу не вытащил. Вот и товарищ, — кивает он на Дробанюка, — тоже тянул и видел…
— Где? — уточняет спасатель.
— В омуте, где ж? Я это… сома ловил, будь он неладен, адвокат монополий, а подцепил незнакомую ногу. А потом, когда леска — тю-тю, не выдержала, вот товарищ попытку совершал — и тоже подцепил.
— Я тебя, отец, спрашиваю, где именно? Тут или там? — уточняет крепыш, показывая на омут.
— Да за лодкой сразу, — подсказывает Дробанюк. И вдруг он замечает, что сидящий в лодке за рулем атлетически сложенный красавец неотрывно смотрит вверх, туда, где должна стоять Кармен. Взгляд у него вызывающе наглый, липкий. Дробанюку от этого становится не по себе, он представляет себе, как там выделывается под его-взглядами его итальянское солнышко, и, чтобы не выдать себя, незаметно косится на обрыв. Кармен по-прежнему высится над кручей в своем потрясающем купальнике, будто нарочно демонстрируя свою довольно-таки изящную фигуру. Но теперь она уже не одна, рядом с ней уже несколько хуторянских старух, в глазах которых застыло ожидание предстоящего потрясения. «Ну вот и представители местной общественности, — безрадостно расценивает это Дробанюк. — А там и она сама подоспеет в полном составе. Радуйся, моя Кармен, — мысленно обращается он к Кармен. — Теперь есть кого и затмить. Хотя конкуренция и сильная…»
— Что будем делать? — спрашивает спасатель участкового. — Начнем?
— Валяй.
Крепыш забирается в лодку и облачается там в водолазный костюм. Представители общественности на круче живо начинают обсуждать это событие.
— Гляди-ко, водолаз настоящий…
— Нырять будет значит.
— А я думала, крюком шарить начнут…
Эти реплики заставляют участкового оглянуться.
— Что, народ? Делать дома нечего?
Дробанюк с надеждой ждет, что тот разгонит зевак, но участковый настроен, видимо, миролюбиво.
— Только тут без комментариев, ясно? — предупреждает он общественность строгим голосом. Но все ж рациональную мысль из их реплик он извлек, потому что тут же предлагает крепышу сначала попробовать пошарить багром.
— Бесполезно, — возражает тот. — Тут сумасшедшая глубина. Я знаю это место давно.
— Ну, тогда ныряй, — машет рукой участковый.
— Легко сказать, — вздыхает спасатель. — Видишь, вода какая? Будто краситель какой запустили. Что в такой бурде увидишь?
— Это кожевенный запущает! — с негодованием говорит старикан. — В третий раз уже!.. Хоть бы вы там на них действие полезное оказали!
— Так и послушаются они нас, — отвечает спасатель. Одевается он явно не торопясь. Лицо у него скучное, в движениях напрочь отсутствует какой-либо энтузиазм. Ему, наверное, не хочется лезть в ставшую совсем грязной воду, на вид плотную теперь и тягучую, как олифа.
— А вот сейчас Михал Парфенович должен доставить кого-нибудь из этих сапожников. Эй, народ, — задирая голову, обращается участковый к стоящим на круче бабкам. — Мотоцикл там мой еще не едет?
— Не видать! — отвечают ему.
— Задерживается Степанушкин что-то, — остается не очень доволен этим участковый.
Спасатель долго еще возится в лодке. Он, видимо, никак не может собраться с духом, чтобы погрузиться в подобие вечной тьмы, которая его ждет внизу. И Дробанюк, воспользовавшись этой вынужденной паузой, взбирается на кручу. Бабки уважительно расступаются перед его мощной, колобкообразной фигурой. Дробанюк под их пытливо заостренными взглядами берет Кармен под руку и, отводя в сторонку, вполголоса уговаривает ее потихоньку уйти отсюда.
— Солнышко, — убеждает он ее, — ты же видишь, какой тут балаган сейчас? Оно нам надо? Давай исчезнем, пока есть возможность. А то еще и по поводу загрязнения заставят в свидетели записаться. Да и времени у нас с тобой не так уж много осталось, а нам надо успеть так много, верно? — переходит он в конце почти на интимное мурлыканье.
— Еще немного побудем, — капризно хнычет она. — Хочу посмотреть, как вытаскивать будут.
— Но это же страшно как! — пытается атаковать с другого фланга тот. — Давай уйдем, солнышко, моя Кармен.
— Ты опять про толстую бабу? — надувает губки та.
— Что ты?! Я про московскую, жгучую, — успокаивает ее Дробанюк. — Из Большого театра. У нее и фигура почти такая, как у тебя. Только хуже, конечно.
А за спиной довольно громко и с наивной деревенской бесцеремонностью начинают спорить бабки, выясняя в жаркой перепалке, кто он ей — муж или отец.
— Так она ж такая молоденькая ишшо. Дочка значится.
— У городе они усе сейчас молодые да ранние.
