Голубая мечта (Юмористическая повесть в эпизодах) - Наумов Анатолий Иванович (е книги TXT) 📗
— Он же как боров на втором году!
— Значит, начальник очень большой.
— За маленького б не пошла у таком возрасте.
— Сколько их, вертихвосток, ныне…
— Может, он сродственник ей какой? А мы тут языками, как помелом.
— Сразу видно, что сродственник. Ишь, как обнимает да на ушко нашептывает…
Подстегиваемый этим шушаканьем, Дробанюк старается увести Кармен подальше, но та упирается.
— Хорошо, солнышко, — вынужден уступить он ей. — Только недолго, договорились? И еще прошу тебя — набрось халатик. Ну, пусть я в плавках, мне, может, придется лезть в воду. Твой же вид, понимаешь… Вон у этих бабуль языки как чешутся…
— Что мне твои бабули?! — не соглашается Кармен. Губки ее на этот раз сжимаются в жесткую складку. — В гробу я их видала, в белых тапочках! Жара такая, а я должна в халат из-за них кутаться!..
Дробанюк тяжело вздыхает, сознавая, что его итальянское солнышко и дальше будет светить всеми своими прелестями и белокурому, с наглым взглядом молодцу в лодке, и участковому с глазками-щелками, и тем мужикам, которые подъедут, и даже живописному старикану в смешном берете, очень уважающему анонимки. И отблеск его лучей все так же будет будоражить воображение представительниц общественности и давать им самую съедобную в их возрасте пищу для размышлений вслух. И что никакая сила на свете не заставит это солнышко облачиться во что-нибудь, скорее все может произойти наоборот.
А в лодке крепыш продолжает возиться со своей амуницией, и Дробанюку, нервно поглядывающему вверх, на настоящее солнце, которое стремительно приближается к зениту, кажется, что этому никогда не будет конца.
— Побыстрее бы, что ли… — с осторожностью намекает Дробанюк, ни к кому конкретно не обращаясь, но намек сразу же попадает в цель, и белокурый молодец, нагло останавливает на нем взгляд своих победно голубых глаз, которые на этот раз наполнены высокомерным пренебрежением.
— А ты бы, дядя, сам нырнул, если тебе некогда.
«Сопляк! — наливается раздражением Дробанюк. — Попристроились придурками на теплые местечки! В шахту таких бы или на дорожные работы, чтоб дармовую силу согнать!» Он снова незаметно косится на кручу, пытаясь засечь Кармен за недостойным безмолвным флиртом с этим молодцем, то и дело запускающим вверх свои наглые взгляды. Та по-прежнему высится над обрывом в элегантной позе манекенщицы. Правда, очки закрывают ее глаза, что сужает возможности флирта, и это немного утешает Дробанюка.
Вскоре, упреждаемый тарахтеньем, подъезжает на мотоцикле председатель сельсовета. Вместе с ним с обрыва, бережно прижимая к животу коричневый портфель, словно боясь уронить его в воду, спускается худой, со впалыми щеками человек.
— Долго, Михаил Парфенович, — встречает его упреком участковый. — Мерин мой хоть цел?
— Да что с ним случится? — возражает председатель сельсовета. — Зато доставил вот… виновника торжества. Знакомьтесь — Оберемченко, главный механик кожевенного…
— A-а, попались! — говорит участковый, и его щелки еще больше сужаются в насмешливом прищуре.
— Мне не вполне понятно, что происходит? — вертит своей продолговатой головенкой тот с таким выражением, будто делает он это напрасно, поскольку ничего достойного его внимания не замечает.
— А ты не туда смотришь, товарищ Оберемченко, — поправляет его председатель сельсовета. — Ты на воду смотри, на воду…
— Да где тут вода? — подхватывает в тон ему участковый. — Воды тут нету. Тут одна серная кислота.
— Вы что имеете в виду? — с удивлением спрашивает Оберемченко. Глаза его широко открыты, они непорочны в своем искреннем недоумении.
— Брось изображать наивность, Василий Кириллович! — сердится председатель сельсовета. — Не видишь, что ли?
— Вижу, вижу. — Еще бережнее прижав портфель, Оберемченко наклоняется со скептическим выражением на угловатом от худобы лице. — Вода как вода. Сейчас везде такая.
— Не заливай! — машет рукой тот. — Везде да не везде!
— Ну, может, где в Сибири и не такая, не возражаю. Я там не был, — с достоинством отвечает Оберемченко. — А вот в прошлом году ездил в круиз вокруг Европы, везде она — как две капли этой.
— Не знаю, как там вокруг Европы, — недовольно возражает председатель сельсовета, — а еще сегодня с утра Сливянка была чистая.
— Пока кожевенный не слил в нее кое-что, — добавляет участковый.
— Как это — еще с утра была чистая? — с удивлением, таящим в себе угрозу разоблачения, отвечает тот и почему-то выставляет вперед портфель, будто там сокрыто что-то очень важное. — Ис-ключе-но! — с категоричностью чеканит по слогам он. — Это знаете, сколько надо сбросить стоков, чтобы за такой короткий срок загрязнить речку?
— Не знаю и знать не хочу, — устало вытирает носовым платочком вспотевшее лицо председатель сельсовета. — Факт, что ваш завод уже в третий раз загрязняет ее. А не веришь, точнее — не хочешь верить, спроси вот у Кузьмы, который тут с самой зорьки.
— Истинно с самой зорьки! — с энтузиазмом подтверждает тот. — Специально пораньче встал — ну, думаю, не уйдет на этот раз супостат, слуга реакции и самых темных сил империализма…
— Попроще, Кузьма излагай, — перебивает его председатель сельсовета.
— Ну, значится, сома, думаю, возьму непременно. Сижу — и тут навроде клюет, — не обращая внимания, с прежним размахом и энтузиазмом продолжает старикан. Блеклые глаза его опять зажигаются. — Я, значится, подсекаю и ташшу!
— Да ты про воду, про воду, — снова вмешивается тот. — Какая она была — чистая или грязная?
— Слеза была, Михал Парфенович, истинно слеза, — клянется, прикладывая руку к груди, старикан.
— Кому вы верите? Пенсионеру! — с уничтожающе презрительной интонацией восклицает Оберемченко.
— А пенсионеры разве не люди? — возражает участковый.
— Пенсионеры, конечно, люди, но какие? — с гневным пафосом продолжает тот. — Им только дай порвать! Обнаружат недостатков на копейку, а дело разведут на миллион!
— Так вот и товарищ может засвидетельствовать, — кивает в сторону Дробанюка участковый. — Стало быть, факты в наличии.
— Хорошо, допустим, вода была чистая. — Оберемченко расстегивает пряжки на своем портфеле и, вынув сложенный вчетверо плотный лист ватмана, расправляет его. — А вот схема наших очистных сооружений. Прошу взглянуть…
— Что я пойму на этом чертеже? — возражающе машет рукой председатель сельсовета. — Я историк по образованию, а не инженер.
— Ничего страшного, разберемся, — заверяет тот. — Я все объясню.
— Ну? — с недоверием уставляется на ватман председатель сельсовета.
— Смотрите, вот помечены старые сооружения, — водит по чертежу длинным костлявым пальцем Оберемченко. — Фильтры, проводящая часть, отстойники… Смотрите и вы, — приглашает он участкового. — Не помешает. Надо же объективно разобраться… Так вот, это старые сооружения, а вот это — новые, мы их только в прошлом году построили. Что это означает? — спрашивает Оберемченко. Голос его крепнет, впалые щеки слегка подсвечиваются. — Да то, что наше государство не жалеет сил и средств для сохранения окружающей среды! Что забота о поддержании экологического баланса для него — первостепенное дело!.. — Оберемченко переводит дух от этой тирады и с видом победителя, только что наголову разгромившего своего неприятеля, смотрит сначала на председателя сельсовета, потом на участкового. Старикана и Дробанюка, которые стоят рядом, он внимания не удостаивает.
— Складно говоришь, Василий Кириллович, и правильно в общем, — озадаченно качает головой председатель сельсовета. — Я вот чистый гуманитарий, а так не умею. А ты — технарь, а шпаришь, будто Цицерон. Мы с тобой, наверное, институты попутали. Тебе надо было в мой педагогический, а мне — в твой… Ну да ладно, никто не возражает, что сейчас у вас очистные сооружения хорошие. А кто ж тогда речку загрязняет, если, кроме вас, больше некому? Никаких ведь предприятий выше против течения практически нет.
— Позвольте, а комбикормовый завод? — с благородным полыханием в глазах вопрошает тот.