Ветер удачи (Повести) - Абдашев Юрий Николаевич (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
Из сводки Совинформбюро.
13. ГАРНИЗОННАЯ СЛУЖБА
В училище пришло пополнение. Среди вновь прибывших много киргизов и казахов. Для них тут все начинается с нулевой отметки. Я с содроганием представляю, что было бы, если бы меня заставили пройти через все это снова. Душой мы уже не здесь, а на фронте.
Иногда я даю волю мечтам и рисую совершенно невероятные, фантастические картины.
Я представляю, будто наша дивизия прорывает фронт где-то в белорусских лесах. Нас встречают народные мстители — партизаны. Они обвешаны трофейным оружием. От них пахнет дымом костров и хвойными ветками. И вдруг среди них я узнаю отца. В разодранной телогрейке, со «шмайсером» на груди. Мы бросаемся навстречу друг другу…
А в воздухе уже чувствовалось приближение весны. Хвостами сказочных белых птиц распускались в небе перистые облака. Все вокруг начинало обретать острые, волнующие запахи, и шальная кровь стремительнее неслась по жилам.
Все это время младший лейтенант Зеленский выглядел каким-то настороженным. Я думаю, он ждал от нас ответной пакости и был несколько обескуражен оттого, что мы уступили ему ход и не стали жаловаться.
Когда настала очередь нашей роте идти в распоряжение коменданта города на патрулирование улиц, и взвод построился с оружием у казармы, младший лейтенант неожиданно обратился к нам с короткой речью:
— Я не умею носить камень за пазухой. Хочу, чтобы все было честно и откровенно. Тогда, на занятиях у водокачки, я был не прав. — Лицо командира взвода было бледнее обычного, он заметно волновался. — Сейчас я перед всем взводом приношу свои извинения Брильянту и всем остальным курсантам, кого это касается. — Я представляю, каких усилий стоило ему переломить свою гордость. За это его стоило уважать.
— Вы вправе спросить, почему я не сделал этого раньше, полтора месяца тому назад. Правильно. Но тогда вы могли бы подумать, что я испугался ответственности, наказания. Мои извинения тогда приобретали бы другой, скверный оттенок. — Он поднял голову, и обычная чуть надменная усмешка тронула его губы. — А я ничего не боюсь и хочу, чтобы вы это знали. А теперь — смирно! На пле-е-чо! Шаго-ом марш!
Мы втроем — Сашка, Витька и я — несем патрульную службу на вокзале. Нам дано право останавливать любого, кто покажется подозрительным, и проверять у него документы. Если документов у человека не будет, мы обязаны препроводить его в комендатуру.
Хотя население предупреждено, что паспорта и военные билеты необходимо постоянно носить с собой, нам удается вылавливать нарушителей.
Смущенный, растерянный человек начинает трясущимися руками обшаривать свои карманы, пожимать плечами, бормотать что-то себе под нос. Опасаться за свое будущее оснований у него нет. Рано или поздно личность его будет установлена, и, если он не дезертир и не жулик, его преспокойно отпустят восвояси, лишь для острастки, возможно, наложат небольшой штраф. И все-таки человек мечется, уговаривает нас, предлагает отвести домой, где у него есть все необходимые документы. Но наш старший патрульный Блинков непреклонен. Приказ есть приказ, и мы под конвоем ведем сгорающего от стыда горожанина по родным улицам, а прохожие, кто сочувственно, кто со злорадством, смотрят ему вслед.
— Шпиёна пымали, — говорит какая-то явно эвакуированная старушка и крестится. — Ишь куды вмазался, анчихрист…
Понемногу Сашка упивается своей властью. В этот момент мы вершим суд и расправу, решаем если на судьбу человека, то его ближайшее будущее. Пусть всего на сутки вперед, но и это не так уж мало. Иногда мне становится жаль очередной жертвы:
— А может, и правда, отведем домой, это же ближе, чем топать через весь город в комендатуру?
Но Сашка уже вошел в роль, и остановить его трудно. По-моему, он просто играет в какую-то военную игру, хотя сам боится признаться себе в этом…
Через месяц с лишним Сашка примет взвод, в котором подавляющее большинство будут составлять старички. Он даже растеряется, как же воевать с такими, когда из них песок сыплется. Сашка все время будет ловить себя на мысли, что ему хочется назвать своего солдата «папашей». Но опасения окажутся напрасными и старички не подведут. Конечно, получаться у них все будет не так споро, как у молодых, зато обстоятельнее и наверняка.
А осенью будет десант в Керчь, бои за плацдарм на крымской, земле и первый приют в Аджимушкайских катакомбах. С простреленным плечом он не уйдет из боя. Он еще поднимется по грудам битого кирпича и штукатурки на второй этаж полуразрушенного дома, где будет расположен наблюдательный пункт батальона морской пехоты. От едкой известковой пыли станет щекотать в носу. Где-то неподалеку будут рваться тяжелые мины, а совсем рядом с ним, на стопке сложенных кирпичей, зуммерить полевой телефон. Здесь, у оконного проема, его найдет острый осколок, горячий, как капля солнечной материи. Он попадет ему в самый зрачок, этот крошечный кусочек металла величиной со спичечную головку. И в тот момент моему другу покажется, что в глазу его разорвалась шаровая молния, способная испепелить, расплавить, превратить в пар его мозг, тело, все его существо…
Но сейчас мы расхаживаем по длинному перрону, а люди смотрят на нас с уважением и опаской. После разговора со старшим лейтенантом Чижиком я непрерывно думаю об отце, о странном переплетении человеческих судеб. Мне приятно, что в роте к Чижику относятся с уважением.
Когда служба наша уже подходила к концу, у облупившегося газетного киоска, некогда покрашенного в веселый голубой цвет, я увидел девушку с двумя огромными чемоданами. У нее было нежное лицо с теплыми карими глазами, в которых я почувствовал растерянность и смятение. На девушке красовался синий берет, длинная коса была переброшена на грудь.
Не знаю, почему я остановился. Может быть, выражение детской беспомощности было воспринято мною как просьба о помощи…
— Ты, однако, погляди, — сказал наш помкомвзвода, кивнув в мою сторону, — вот это стойка! Сразу чувствуется порода. Глянь, шея вытянута, одна нога согнута в коленке, хвост, как струна…
— Трепло, — отвечаю я. — Не видишь, девчонке требуется помощь.
— Ну что ж, помогай, коли есть охота, — ухмыляется он.
— Давайте подойдем вместе.
Все втроем мы приближаемся к незнакомке.
— Проверка документов, — сухо объявил Сашка, поправляя красную повязку на рукаве.
Девушка пожала плечами и полезла во внутренний карман пальто. Она достала паспорт и какие-то бумажки. Лицо ее слегка покраснело. Я давно заметил, что человек всегда краснеет, когда на людях у него слишком внимательно проверяют документы. Но паспорт Сашка даже не раскрыл.
— Фамилия? — спросил он.
— Там же все написано…
— Мало ли что. Мое дело спрашивать, ваше отвечать.
— Румянцева моя фамилия.
— Зовут?
— Валентина… Валентина Андриановна.
— Замужем?
— Да вы что, молодой человек…
— Издалека едете?
— Сейчас из Ташкента, а что?
— Да ничего. Цель приезда?
— Тут наш институт физкультуры. Эвакуированный из Ленинграда. Институт имени Лесгафта, может быть, слышали? Я на втором курсе. Постойте, товарищи, а за кого вы меня принимаете?
— Не сердитесь, Валентина Андриановна, — шаркнул ногой Сашка, — это не проверка. Просто мой друг Женя Абросимов очень хотел познакомиться с вами и не знал, как это сделать.
— Не обращайте внимания на нашего начальника, — сказал я. — Власть портит человека, лишает гибкости ума и такта.
— Эх ты, — укоризненно покачал головой Сашка, — тактичный человек начал бы с того, что предложил поднести вещи.
Я попытался поднять один чемодан. Он был как конторский несгораемый шкаф с ручкой.
— Что у вас там? — удивился я.
— Книги, — засмеялась она. — В основном только книги.
— Никогда не думал, что мысли так много тянут, — изрек Витька, пробуя оторвать от земли второй чемодан. Он поставил его на место, шмыгнул носом и подтянул локтями штаны.
