Тот, кто убил лань - Лакербай Михаил Александрович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
"Он читает нам книгу на нашем родном языке", — ответил Адлей Шьааб из села Члоу.
"Хм! — усмехнулся князь. — Нашли время! Он дочитает ее вам в Турции".
"Пусть дочитает здесь!" — проговорил Шьааб.
"Нет, нет! — скривился князь. — Сейчас не до забав! Торопитесь! Время не ждет".
"Подождет! — твердо сказал Шьааб и добавил: — Ты сказал "забава", князь? Первая абхазская книга? А для нас она — великая радость. Почему же ты не хочешь разделить с нами эту радость? Разве ты не абхаз?"
"Как ты смеешь?! — вспыхнул Алыбей. — Послушай, Адлей Шьааб, я всегда принимал тебя за достойного, умного человека. Подай же пример неразумным, ступай к фелюгам, и тогда все последуют за тобой".
Но Шьааб не двинулся с места: "Пусть сначала мальчик прочтет нам все до конца!"
"Не позволю!" — прогремел князь и шагнул к Шараху, чтобы вырвать книгу у него из рук. Но тотчас Тейб, Шоудыд и другие мужчины заслонили мальчика, и князь увидел перед собой грозные лица.
"Так и быть, — процедил он сквозь зубы. — Уж если вы так этого хотите, пусть читает. Только поживей, щенок!" — прикрикнул он на Шараха.
И тот снова принялся читать гордый ответ "последнего убыха". Но князь напугал его, теперь звонкий голосок мальчика дрожал, и от .этого стихи волновали еще сильнее. Повторяю, они были краткими, но слова их — красивые, благородные, смелые — звали к любви, к борьбе, вливали в наши сердца надежду. Они ударили в наши головы, как вино, прояснили мысли, сделали нас отважней. Они заканчивались теми же словами, какими начинались, и, когда Шарах повторил: "Чужбина страшнее смерти!" — воздух огласился восторженными криками:
"Молодец, дад!"
"Дад, спасибо тебе!"
Князь вдруг преобразился. Лицо его стало багровым, он стал истошно кричать: "На фелюги! На фелюги!" Отдышавшись, Алыбей угрожающе произнес: "Если останетесь, урусы перестреляют вас, как собак, вместе с мальчишкой! И я не стану им мешать!"
И тогда выступил вперед седой Адзин Есхак из села Джгерда. Тотчас водворилась тишина. Адзин Есхак славился по всей Абхазии мудростью, справедливостью и добротой, народ уважал и любил его.
"Неправда, князь, — начал он с величавым спокойствием, — урусы не перестреляют нас..."
"И ты?! — срывающимся голосом вскричал князь. — Ты, Адзин Есхак, перечишь своему князю?! Что же ты молчал раньше? Я всегда верил твоей мудрости и сам слышал, что ты не противишься переселению на турецкие земли. Разве это не так?"
"Так, — сказал старик, глядя в глаза князю, — не противился... Это правда. — Он помолчал и вдруг, приложив руку к сердцу, склонил перед застывшей толпой свою седую голову. — Я очень виноват перед вами, друзья мои..."
Слова гордого старца удивили людей. Послышались возгласы:
"Нет, нет, Адзин Есхак!"
"Ты не можешь быть виновным перед нами!"
"Ни в чем и никогда!"
"Виновен! — повторил Адзин и выпрямился во весь свой высокий роет. — Моя совесть кровоточит, абхазы! Видно, несчастья трусливы — они никогда не приходят в одиночку. Они обрушились на нас одно за другим, притупили мой разум, обессилили сердце... Я почувствовал, что нет у нас больше сил бороться, и покорялся судьбе: что свершится, то свершится... А покорность, когда в сердце не остается ни одного желания, — первый вестник обреченности. Когда человек падает духом, его конь не может скакать... Так случилось и со мной. Но сегодня этот славный мальчик, книга, которую он показал, слова отважного убыха влили в меня новые силы, и моя кровь забурлила. И я говорю вам: оставайтесь дома. Чужбина страшнее смерти!"
Гул одобрительных возгласов пронесся над поляной.
"Замолчи, старик! — прокричал князь. — Не слушайте его, абхазы! Или вы не знаете, что к старости люди глупеют, как малые дети!"
"Это верно, князь, — сказал Адзин Есхак. — Бывает, что старики превращаются в детей. Но верно и то, что часто устами детей говорит правда. И эту правду принес нам сегодня маленький Шарах Камлат!"
Старик снял мальчика с пня, поставил его рядом с собой, взял у него книгу и опустил руку ему на голову.
"Вот эта великая правда! — сказал он, высоко поднимая книгу. — Она пробилась к нам, как луч солнца пробивается сквозь черные тучи. И повторяю, князь: урусы не будут в нас стрелять. Если они хотят нас уничтожить, что зачем тогда им печатать книги на нашем языке и строить школы для наших детей?! Горская школа в Сухуми — первый огонек. Ведь зажигает только то, что само горит, и она зажжет другие огоньки... Мы должны беречь эту школу как зеницу ока. Не то ее сожгут князья вместе с турками, как сожгли окумскую школу. Кто же сохранит ее, если мы покинем родину?! Ты, князь, сулишь нам рай на землях твоего падишаха, говоришь, что там будешь с нами. Как же ты позволил туркам насильничать, торговать простыми людьми, как скотом, угонять наших дочерей в гаремы Трапезунда, Самсуна, Стамбула?! Что принесли нам османы, кроме позора и бед на родной нашей земле? Что же будет с нами на их землях? Нищета и недостойная смерть. Нет, нет, держитесь урусов, абхазы! Крепко держитесь!"
Он смолк, чтобы перевести дыхание, и Тейб, воспользовавшись минутой общего молчания, вскочил на пень.
"Правду сказал вам Адзин Есхак! — воскликнул он. — В Абхазии есть люди, которые дрались на войне вместе с солдатами-урусами против турок. По их словам, урусы храбры, добры и великодушны. Есть у урусов и ученые, которые желают добра нашему народу. Это один из них составил первую абхазскую книгу. Прости, что я перебил тебя, Адзин Есхак..."
"Это ничего, — сказал Есхак, — ведь и ты высказал правду. И теперь мне нечего больше прибавить. Я остаюсь с урусами!"
"Тогда останусь и я!" — вскричал старый опекун Шараха.
"И мы тоже! И мы!" — закричали в толпе, и люди двинулись со своим скарбом прочь от берега.
Маленький Шарах потянул своего опекуна за полы черкески.
"Пойдем, скорей пойдем!", — заторопился он, озираясь на взбешенного князя. "Не бойся, малыш, — ласково сказал ему Адзин Есхак. — Я сам отведу тебя в горскую школу".
Мальчик просиял и стал бережно засовывать свою книгу в котомку.
Лицо Шхангерия озарила улыбка, и, взволнованный воспоминаниями, он замолчал.
Старик поднялся с кресла и в задумчивости снова стал перебирать книги на столе. Потом поднял взгляд на меня и сказал:
— Теперь ты должен постараться, чтобы все люди узнали, почему жители селений Тамыш, Кутол, Джгерда, Гуп, Тхина и Члоу не стали махаджирами вслед за цебельдинцами и гумистинцами и не погибли на чужбине жестокой, бесславной смертью. Нас спасла первая абхазская книга...
Когда почтенный друг ушел от меня, я все еще продолжал думать о книге, составленной русским генералом-ученым, о стихах "последнего убыха". Мне снова припомнилась древняя легенда о поэте, своими стихами остановившем дрогнувших воинов и воодушевившем их на победу, и я мысленно преклонился перед могуществом вдохновенного, правдивого слова.
Фамильная реликвия.
Перевод автора
Пожилая женщина вошла в сельский клуб перед началом концерта самодеятельного музыкального кружка окумской молодежи и заняла место впереди нас, в первом ряду. Мой сосед, местный учитель, подтолкнул меня и прошептал:
— Эта старушка хранит интересные вещи, никому их не дает и очень неохотно показывает.
— А что именно? — спросил я.
— Старинную золотую медаль и грамоту.
— За какой подвиг? — поинтересовался я. — Что она совершила?
— Не она, а ее однофамилица... — тихо сказал он. — Абхазская девушка Кесария Эмухвари получила эти награды.
— А за что?
— За спасение знамени Самурзаканского отряда.
— Когда это было?
