Таежные рассказы - Устинович Николай (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
В это время и мелькнула у меня спасительная мысль: ведь из мокрого ила на морозе можно любую гору сложить! А мне, чтобы выбраться из-подо льда, нужен бугорок высотой не больше метра.
Взялся я за работу. Ногами, прикладом сгребаю грязь в одну кучу, под прорубь. И едва успеваю разровнять ее тонким слоем, как она тут же замерзает.
Дело пошло быстро. Слой за слоем накладывал я на свой холмик, пока не поднялся он чуть не до пояса.
И вот встал я на него, вцепился руками за край проруби и выбрался на лед.
Как добрел до деревни — помню плохо. Спотыкался, падал, полз… Помню, как ввалился в первую избу, поднял там переполох… А дальше ничего не знаю.
Пришел в себя утром, в постели. Вижу: у кровати женщина сидит, ноги мне какой-то мазью растирает.
— Целы? — спрашиваю.
— Целы! — говорит. — Дня через два хоть опять в тайгу. Только под лед больше нырять не советую.
Рассмеялись мы оба. И так мне радостно стало, словно второй раз на свет родился.
А в тайгу я и в самом деле скоро пошел. Правда, не через два дня, как говорила женщина: ошиблась она малость. Да это и неудивительно — ведь она не врач была, а простая колхозница.
Филя-следопыт
Шел я однажды в деревню Ганину вместе с охотником из соседнего колхоза Филей Мухиным. Это был могучий детина с крупными, решительными чертами лица, словно высеченный из цельной глыбы гранита. О его силе и отваге ходили легенды. Рассказывали, что во время войны, будучи разведчиком, Филя проник однажды в тыл врага и похитил из штаба фашистского полковника, но, не рассчитав силы, так крепко стукнул гитлеровца кулаком по голове, что тот надолго потерял сознание. Тогда Мухин взвалил восьмипудового «языка» на плечи и несколько километров тащил его на себе…
Мухин не любил многословия и выражал свои мысли короткими, предельно сжатыми фразами. «У нашего Фили каждое слово на вес золота, — посмеивались колхозники. — Уж если скажет, как отрубит».
Почему в деревне называли Мухина уменьшительным именем, неизвестно. А звали его так все: и старики, и молодежь, и дети. Филя к этому привык и не обижался.
По каким делам шел Мухин в Ганину, не знаю. На мой вопрос он ответил только одним словом:
— Надо.
Я не приставал к нему с расспросами, и мы долгое время пробирались среди обгорелого колодника молча. Только когда тропинка завела нас в лес, Филя несколько оживился. Зорко вглядываясь в хвойную чащу, он сказал:
— Скучное это время — лето.
— Почему? — удивился я.
— Охотиться нельзя, — пояснил Мухин. — Промысел только с осени начинается.
Мы шли по широкой, густо заросшей пихтачом пади. Где-то в стороне звенел ручей. Пахло прелым валежником и нагретой солнцем хвоей.
Филя шагал неторопливо, но размашисто. Его не задерживали ни нагромождения бурелома, ни цепкие заросли шиповника, и, чтобы не отстать от него, я вынужден был временами почти бежать. Мухин тогда оглядывался и добродушно посмеивался: «Неловок же ты в тайге!» Но шагу не сбавлял.
Вдруг Филя остановился и начал рассматривать что-то на земле. Подойдя ближе, я увидел еле заметную черточку поперек тропы. Можно было подумать, что кто-то слегка царапнул мягкую почву концом заостренной палки.
Низко согнувшись, Мухин прошел в сторону от тропы и, возвратясь, уверенно заявил:
— Волк проплелся с капканом. Цепь оборвал. Час тому назад.
Такой вывод меня удивил. Откуда все это стало известно Филе? Мало ли кто мог оставить черточку на земле!
— Гляди, — показал мне следопыт на свежий лист, сорванный кем-то с малинового куста. — Капкан зацепился за куст и сорвал этот листок. Лежит на самом солнцепеке, а не завял. Значит, не больше часа с того времени прошло.
— А почему вы думаете, что волк оборвал цепь?
— Потому что капкан приковывается цепью к колодине, а ее зверь за собой не волочил. Колодина оставила бы не черточку, а целую борозду.
— Но в капкан мог попасть и какой-нибудь другой зверь: медведь, рысь… — продолжал я возражать уже с единственной целью — полнее узнать все такие понятные для следопыта приметы. — На земле отпечатка лап не видно.
— Мог, конечно, и другой, — согласился Филя. А только медведя здесь мало, а рыси и совсем не встречается. Скорее всего волк: много их развелось. В Ганинском колхозе специальное звено волчатников выделено — три человека. Надо думать, что это их капкан.
Мухин помолчал и добавил:
— Придется нам проведать этого зверя. Он где-нибудь недалеко.
И, не спрашивая моего согласия, Филя нырнул под густые пихтовые ветки. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
Теперь Мухин шел медленно, стараясь не шуметь. Мне казалось, что он ориентировался не столько по следам, кое-где оставленным капканом, сколько по наиболее вероятным лазам зверя.
Скоро мы вышли к ручью. Тут Филя на минутку задержался и молча показал пальцем на песок: на берегу отчетливо выделялись отпечатки волчьих лап. Один из них, на мокром иле, еще не успел наполниться водой, и это подтверждало предположение Фили, что зверь прошел совсем недавно.
Перепрыгнув через ручей, хищник углубился в заросли ельника. Мухин, с усмешкой покачав головой, прошептал:
— Глупый какой-то… с капканом полез в такую чащобу! Наверняка где-нибудь зацепился и стоит, как на привязи.
В ельнике следы волка потерялись. Мы сделали несколько кругов, но ни малейших признаков близкого присутствия зверя не обнаружили.
Филя в раздумье остановился. Наморщив лоб, он, казалось, решал какую-то сложную задачу.
В это время в стороне, на высокой лиственнице, показалась белка. Она спускалась с вершины, легко перепрыгивая с ветки на ветку.
Вдруг белка испуганно цокнула и снова метнулась вверх. Среди веток мелькнул ее рыжий хвост, и проворный зверек исчез в дупле.
— Там волк! — еле слышно выдохнул Мухин. — Больше белке пугаться некого.
Он поднял с земли обломок сухой валежины и, жестом приказав мне остаться на месте, бесшумно двинулся вперед.
Филя исчез, и вокруг воцарилась тишина; только монотонно звенели тучи комаров. Потом у лиственницы послышался глухой удар, звякнуло железо, и минуту спустя раздался громкий голос Мухина:
— Готово!
Я побежал к охотнику. Он был спокоен, как всегда. На земле лежал убитый волк; его крепко держал за заднюю лапу тяжелый зубчатый капкан с оборванной цепью, застрявший между двух елочек. Сняв с лапы волка капкан, Филя показал на выбитые на дугах буквы: «СТ».
— Ганинского колхоза, — произнес он удовлетворенно. — «Свободный труд» их артель называется. Они на каждом своем капкане такую метку ставят.
Мы сели под лиственницей, и комары, словно только этого и ожидавшие, тучами накинулись на нас со всех сторон. Филя сердито плюнул и снова поднялся на ноги.
— Пойдем, — сказал он. — Летом в тайге не посидишь…
Я вспомнил слова Мухина, что лето — «скучное время» года, и подумал: уж не из-за этой ли скуки по своему любимому делу пошел он с одним кинжалом на волка? Но Филя, словно угадав мои мысли, проговорил:
— Самые это вредные твари — волки. Каждому нашему колхозу они тысячные убытки приносят. Кто уничтожит хоть одного такого хищника, доброе дело для людей сделает. Нынешней зимой ворвался один волк к нам на ферму — тридцать девять овец зарезал… Вот и считай, какой вред колхозу принес!
Взмахивая на ходу кинжалом, охотник через каждые десять шагов ловко срезал с деревьев длинные полоски коры, чтобы разыскать потом дорогу к добыче. Выведя затески до тропы, он по-прежнему размашисто зашагал вперед.
Остаток пути Филя молчал, словно израсходовал свою дневную норму слов. И только когда мы вышли на широкую улицу Ганиной, он в раздумье промолвил:
— Совсем позабыл, в каком доме Кеша Винокуров живет…
Свернув к домику с голубыми ставнями, он постучал в окно.
