Последняя ступень (Исповедь вашего современника) - Солоухин Владимир Алексеевич

Исходя из этого, я ходатайствую перед крайкомом и крайисполкомом о проведении ряда мероприятий по улучшению культурного положения в долине.

1. Необходимо учредить в Улахинской долине МТС, ибо в тех селах, где жили староверы, до сих пор пустует около двух тысяч гектаров прекрасной земли, а в сущности говоря, Улахинская долина является долиной очень плодородной.

2. Необходимо учредить Чугуевский медпункт, который был там до революции, а сейчас нет.

3. Построить в Чугуевке школу-семилетку, так как старая дореволюционная школа сгорела и ребята учатся по хатам.

4. Послать в долину хорошего радиста и комплект радиоприемников, так как во всей долине нет радио.

5. Если не предполагается в связи с льготами, предоставляемыми населению ДВК, разрешить колхозам более отдаленных местностей иметь свои мельницы, то необходимо где-то в районе Бреевки или Извилинки поставить еще одну государственную мельницу, иначе крестьяне более дальних деревень в верховьях реки Улахэ должны везти хлеб за пятьдесят и более верст по отвратительным дорогам, убивая лошадей и время.

6. Провести новую дорогу от районного центра (село Яковлевка) до Чугуевки. Старая дорога пришла в невероятный упадок. Ежегодно на ней гибнет масса лошадей. Из-за этой дороги сельпо сидит без товаров. Если посчитать средства, ежегодно затрачиваемые на ремонт этой дороги, то должен сказать, что гораздо выгоднее построить новую, тем более что большое количество мостов для предполагающейся новой дороги уже сделано, но потом работа по неизвестным причинам прекратилась, и мосты зря гниют.

С коммунистическим приветом член Далькрайкома А. Фадеев».

Значит, вот ведь какое дело. Долина могла три года кормить партизанские отряды, проходящие через нес и месяцами жившие в ее селах, — такова была степень зажиточности этих крестьян. А довели ее до такого состояния, что даже у железного большевика Фадеева дрогнуло сердце. Фадеев употребил, конечно, деликатное слово «удалены», конечно, нет и тени возмущения но случаю запрещения иметь колхозникам свои мельницы, конечно, естественное и, может быть, даже инстинктивное сопротивление загону в трудовую армию названо ожесточенной классовой борьбой (отбирают хлеб, выгоняют из родного дома, вывозят из родного села, и не могли еще выразить недовольство но этому поводу), но даже через этот, большевиком написанный документ, встает ужасная картина опустошения и разорения крестьянства, а по сути дела, продуманной и хладнокровной расправы с ним.

Все делалось под видом блага для народа. Но какое уж тут благо, как мы видим, если — разорение и оскудение. Сельское хозяйство и до сих пор не может оправиться от тех лет. Земля наша запущена, замусорена, заросла сорняками, родит мало, деревни расточаются и исчезают с лица земли. И все это для блага народа?

Или возьмите купечество и полную его ликвидацию. Какой, спрашивается, вред народу в целом могло приносить купечество? Оно торговало, снабжало народ рыбой, говядиной, тканями, обувью, раками, икрой, всеми без исключения товарами, которые продавались в бесчисленных магазинах и лавках, в трактирах и ресторанах, на многочисленных ярмарках. Причем снабжали в изобилии, по доступным и дешевым, как известно, ценам, ибо цены дореволюционной России, равно как и разнообразие товаров, кажутся теперь баснословными.

Так какой же от купца был вред народу, если ради блага народа всех купцов им надо было ликвидировать? Дело в том, что купечество мешало не народу, а им, захватившим власть. Купечество никак не вписывалось в железную схему придуманного ими государства. А раз не вписывается — значит, убрать. В самом деле — при наличии купечества нельзя ни посадить народ на паек на многие десятилетия, ни инспирировать голодовку где-нибудь на Украине, чтобы только самим распоряжаться этими рубликами. И в трудовые армии тоже не вписывались купцы.

— Но все же, как же, почему же им удалось? Огромная страна. Много народу. В чем же была их сила, если не опора на самые широкие массы и на самые разные слои населения? Их главная сила была, как ни странно, в наглости. Может быть, слово это покажется грубоватым, но попробую прояснить самую мысль. Если хотите, их сила была, как ни странно, в презрении к тем самым широким массам и вообще к захваченной стране и ее народу. Когда Горький стал заступаться за интеллигенцию и сказал Ленину, что это все-таки мозг нации, Ленин рассмеялся и ответил, что это не мозг, а «говно» (буквально) и что «пора бы вам понять, дорогой Алексей Максимович, что политика вообще дело грязное и кровавое». [34]

А сила их с самого начала оказалась вот в чем. Как ни странно, опять-таки у всех людей, кроме них, осталось понятие о некоторых правилах игры. Мы уже говорили о том, что стрелявшую в Трепова, в начальника МВД, Веру Засулич оправдали присяжные заседатели. Враг номер один Ульянов-Ленин ссылается в Шушенское, где живет в теплой, чистой избе, обложенный книгами, прекрасно питается и, по свидетельству многих ленинцев, укрепил свое здоровье как никогда в жизни. [35] Сталин ссылается много раз. Но режим ссыльной жизни таков, что он, имеет возможность пять раз бежать из ссылки. Временное правительство развело такую демократию, что большевики получили возможность содержать в Петрограде свой собственный пулеметный полк и другие войска. Когда Колчаку объявили, что его сейчас расстреляют, он недоуменно воскликнул: «Как, без суда?»

В людях, привыкших к режиму дореволюционной России, жило убеждение, что если они ни в чем не виноваты, не преступили закона, то и сделать с ними ничего не могут и не имеют права. Никому не пришло бы в голову, что можно всех бывших министров погрузить на пароходишко и затопить посредине Невы. Что можно войти в дом и на глазах у хозяев все из него унести, а самих хозяев выгнать, а то и убить.

Сила их состояла в резком, внезапном и вот именно в наглом нарушении, так сказать, всех правил игры, рассчитанных на гуманных, доверчивых, верующих в справедливость, правосудие, законность людей. Можно назвать это внезапным попранием законности, которого нельзя было ожидать в дореволюционном обществе.

Первые дни никто всерьез не воспринял шайку, захватившую власть и называвшую себя большевиками. Шептались, отсиживались по домам с одним расчетом: «Посмотрим, что будет дальше». А дальше немедленно, через полчаса после захвата власти, начали убивать, но убивать массово, поражать в нервные центры, парализовать. Это все равно, как если бы два человека, пусть даже и враги друг другу, сели бы играть в шахматы, один размышлял бы над ходом, а другой взял бы и шарахнул своего противника бутылкой по голове. Вот и выиграл. Очень легко и просто. Сошлемся опять-таки на Ленина: «Понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть» (т. XXV, стр. 441).

Надежда Яковлевна Мандельштам, женщина умная и думающая, сожалея о множестве посаженных в лагеря и репрессированных тоже без суда и следствия евреев, правильно сообразила и говорит: «Кто же знал, что, отменяя всякую законность в первые годы революции, мы отменили ее и для себя».

— Однако потом ведь спохватились людишки. Завязалась гражданская война, и ведь победили же большевики в этой войне. Значит, была на их стороне реальная сила?

— Гражданская война! Разберемся по порядку в причинах поражения Белой Добровольческой армии.

Во-первых, опомнились уже тогда, когда все жизненные центры, а самое главное — власть находились в руках большевиков. Все склады боеприпасов, оружие, бронепоезда, главные оружейные заводы были у них.

— Но снабжала Антанта.

— Антанта делала вид, что снабжает. Сейчас в учебниках принято хвастаться, что четырнадцать государств шли и не победили. Как не понять, что это липа, липа — все эти четырнадцать государств. Эти государства, когда захотели, разбили перед этим Германию, железную армию кайзера Вильгельма, а несколько позже они же сокрушили могущественную военную машину Адольфа Гитлера. А тут представьте себе: Америка, Англия, Франция и еще каких-то там одиннадцать государств, я уж не знаю, не могли справиться с республикой, охваченной, как любят подчеркивать сами большевики, разрухой и голодом!