Железный дождь - Курочкин Виктор Александрович (книги .txt) 📗
Две роты вместе со штабом батальона находились в лагерях. Третья – старшего лейтенанта Лесникова – в связи с ремонтом танков была оставлена в городе. Танки ремонтировались так же медленно, как медленно текла жизнь в этом сытом и сонном литовском городишке. И солдаты мало-помалу приноравливались к такой жизни.
Поскольку танкисты с утра до вечера возились около машин. Богдану делать было совершенно нечего. Целыми днями он лежал в каптерке на койке, читал книжки или спал. А вечером отправлялся в город – в кино, в ресторанчик, выпить кружку пива, послушать музыку.
В ту последнюю мирную субботу Сократилин появился в ресторане в самое время, когда вовсю пьют, пляшут и дым коромыслом. Но на этот раз в ресторане было тихо и пусто. За двумя столиками сидело по парочке. За третьим спал какой-то пьяный шпак в сдвинутой на затылок шляпе и с потухшей папиросой во рту. Оркестр исполнял что-то уж очень грустное.
В дальнем углу ресторана Сократилин увидел своих: командиров взводов Бархатова и Витоху. Сократилин подошел к ним и попросил разрешения составить им компанию.
– Конечно, составляй, – сказал Витоха и махнул рукой. Подошла официантка, поставила три кружки пива и села за соседний столик. Витоха взял кружку, хлебнул и поморщился:
– Пиво скверное. Может, водки?
– Да ну… Пей да пошли, – Бархатов покосился на официантку, – видишь – ждет не дождется.
Опорожнили кружки. Помолчали. Витоха стал закуривать.
– Неспроста и Гитлер-дьявол столько войска сюда нагнал. Газеты пишут – маневры. Неужели он другого места не мог выбрать для этих маневров? А что, если?…
– Не может. Не посмеет. Договор, – уверенно заявил Бархатов.
– Конечно, – согласился с ним Витоха. – Только вот танки мы распотрошили, а когда соберем – одному богу известно.
Бархатов глубоко затянулся и выпустил густую струю дыма в лицо Витохи.
– Ничего. Найдутся другие. Видел, каких нам красавцев прислали?
Неделю назад батальон получил десять тридцатьчетверок и три КВ. Их загнали в гараж, закрыли на замок и выставили часового.
Оркестр заиграл бойкий литовский танец. Гулко и неуютно звучал он в пустом, с высоченными потолками ресторане. Две пары поднялись и стали танцевать. Дирижер повернулся к оркестру, поднял вверх смычок, и танец оборвался.
Сунув под мышку скрипку, он ушел за эстраду. За ним поволокли свой инструмент музыканты.
Подошла официантка и объявила, что ресторан закрывается.
– Почему так рано? – спросил Бархатов. Официантка передернула плечами и, не сказав ни слова, повернулась к ним спиной.
– Ну что ж, пошли, что ли? – спросил Витоха Сократилина.
– Пожалуй, – согласился с ним Сократилин.
Они вышли на улицу. Ночи совсем не чувствовалось, хотя шел уже двенадцатый час. Ни светло, ни темно, а что-то среднее между обычным хмурым днем и вечерними сумерками. Но город уже спал или притворялся, что спит. Улицы пустынны, лишь кое-где в домах мелькали огоньки. Сократилину стало малость жутковато. Вероятно, то же самое ощущали и Бархатов с Витохой. Но признаться в этом друг другу они стеснялись.
– А ведь завтра воскресенье, – прервал молчание Витоха. Сократилин с лейтенантом Бархатовым громко подтвердили, что действительно завтра будет выходной.
– Странная какая-то нынче луна.
Сократилин взглянул на луну. Она была бледная, неровная и чем-то напоминала человеческий череп. Витоха с Бархатовым пожали Сократилину руку, пожелали ему доброй ночи и ушли к себе на квартиру, Богдану надо было в казарму. Когда затихли шаги лейтенантов, Сократилину стало до ужаса страшно. Он пошел быстрее, а потом побежал. Отряхнуться от этого непонятного страха ему удалось лишь тогда, когда он увидел трёхэтажное здание казармы, высокий дощатый забор и проходную.
Рота Сократилина занимала второй этаж. В одном конце длинного коридора находилась оружейка, в другом – каптерка старшины. Дневальный сидел на подоконнике и курил. Увидев Сократилина, он вскочил, спрятал папиросу в рукав и отрапортовал, что рота отошла ко сну и никаких происшествий за его дневальство не произошло. Сделав дневальному выговор за курение на посту, Сократилин прошел в каптерку, разделся и, взяв книгу, повалился на койку. Прочитал пару страниц и ничего не понял. Из головы не выходили пустой ресторан и пугающая тишина улиц. Обычно Сократилин спал крепко, по-солдатски. Лег – и как колом по затылку. А тут стоит перед глазами луна с оскалом черепа и лезут всякие мысли, одна другой глупее.
Потом Богдан увидел сон.
Болото – кочковатое, с низким полузасохшим березняком. Огромная черная с белыми пятнами корова лезет в болото, а Сократилин ее не пускает. Стоит перед ее слюнявой мордой и палкой машет. А корова, нагнув голову и выставив рог, лезет. Богдан хочет бежать от нее и не может. Ноги завязли в болоте, он пытается их вытащить, но болото все глубже и глубже его засасывает. И вот он уже по шею в грязи, чувствует, что захлебывается. И вдруг кто-то как дернет за ворот – и Сократилин на кочке. А перед ним волосатый Колчак. Смотрит зверем и говорит: «Хочешь, Богдашка, я тебе Москву покажу?» Хватает за уши, поднимает вверх, и вместо Москвы Богдан видит черную тучу.
Туча стремительно накатывается. От страшного грохота он полетел в пропасть.
Очнулся Сократилин на полу. Над головой визжало, визг нарастал, от него заломило уши. На мгновение визг стих, а потом каптерка закачалась из стороны в сторону, с полок полетели солдатские сундучки, брызнули стекла, дверь, вырвав крюк, с грохотом распахнулась. Сократилин задохнулся от пыли. От нее все в каптерке посерело, даже солнце, которое светило прямо в окна. Опять завизжало и засвистело. Сократилин заполз под койку, наткнулся на сапоги, обхватил их и замер. Взрывной волной койку приподняло, а Сократилина потащило, и он уперся ногами в стену. Богдан вскочил и, не выпуская из рук сапог, побежал, но, вспомнив про брюки с гимнастеркой вернулся. Они валялись на полу.
Когда Сократилин выскочил на улицу, то увидел, что прямо на него пикирует желтоносый бомбардировщик. Он упал, закрыв голову сапогами. Черной тенью скользнула бомба. Сократилина подбросило и опять швырнуло на землю. Он судорожно вцепился ногтями в плотный шершавый песок. Кругом визжало, выло, грохотало, рушилось. Внезапно все стихло. Только где-то потрескивало. Сократилин поднял голову и увидел над гаражом, где стояли танки, смолистый дым. Он натянул брюки с рубахой, сунул ноги в сапоги и бросился к гаражу.
Командир роты с часовым сбивали с дверей замки. Сократилин поднял тяжелый камень, подбежал к третьей двери и одним ударом вышиб замок вместе с пробоем. Только три КВ и успели вывести. Гараж пылал со всех сторон, и вскоре рухнула крыша. Показались темные башни и пушки тридцатьчетверок. Вдруг из одной пушки с гулом выкатился багровый клубок огня. А потом по очереди принялись стрелять огнем и другие танки.
– Что это? – спросил Сократилин ротного.
– Смазка горит, – ответил Лесников и, неизвестно к кому обращаясь, добавил: – Какое головотяпство! Держать технику в деревянных сараях да еще под замком.
Танкисты скучились около командира и угрюмо глядели на погибавшую технику. А на западе, там, за рекой Дубиссой, гудело и громыхало.
– Война, товарищ старший лейтенант? – спросил кто-то.
– Война! – резко ответил Лесников и посмотрел на свое войско. Почти все были распоясаны и без пилоток, некоторые босиком, без гимнастерок.
Ротный поморщился:
– Раненые, убитые есть?
Оказались и убитые и раненые. Командира машины из первого взвода разнесло в клочья, из второго взвода тяжело ранило водителя, контузило заряжающего из экипажа Васи Колюшкина. В штабе у телефона завалило дневального.
– На заправку и приведение себя в порядок ровно пять минут.
Лесников посмотрел на часы.
– Ровно через пять минут всем быть здесь.
Сократилину Лесников приказал проверить и доложить о наличии людского состава роты. Сократилин побежал исполнять приказание.
В казарме не было ни одного стекла. От дома, где находился штаб с клубом, осталось три стены, а четвертая вместе с тремя этажами рухнула. На белой с желтыми панелями стене уцелели часы, они продолжали отсчитывать время. И было всего лишь шесть часов утра. Площадь перед казармами была исколота воронками. Клумба с красными цветами превратилась в серую. У дуба обрубило нижние сучья, а около ствола лежало что-то серое, бесформенное, и от него пахло гарью. Сократилин затушил тлевшую на нем гимнастерку. Трупа признать так и не смог. Вместо лица – грязный комок мяса.
