Пузыри славы (Сатирическое повествование о невероятных событиях, потрясших маленький городок Яш - Гирфанов Агиш Шаихович
На нары постелили красочную скатерть, на скатерть поставили огромную миску с лапшой, а рядом — миску с большущим куском мяса. Старик Рысьян засучил рукава и искусно нарезал в миску с лапшой мясо. Подавая пример гостям, хозяин съедал кусок мяса и такой же кусок своими руками тут же вкладывал в рот гостю.
Ибрахан испытывал райское блаженство. Оно было бы полным, если бы радушное застолье проходило за столом, а не на нарах. Он, проживший всю свою сознательную жизнь в городе, отвык уже от межлиса [14] на нарах. Он все время старался найти удобную позицию: то опирался на нары локтями, локти ныли, то сидел, как все в деревне, скрестив ноги, то они почему-то очень быстро немели.
Сделать замечание хозяевам, еще обидятся. Ибрахан терпел, терпел, но вкуснейшая еда не шла впрок. Когда бишбармак подошел к своему естественному концу и хозяйка подала бульон, Ибрахан не вытерпел и, будучи основательно под хмельком, осторожно и обиняком покритиковал Рысьяна:
— Какие прекрасные столы и стулья делает для вас и всего населения наш комбинат, а вы и себя и гостей терзаете на нарах…
— Место бишбармака — нары, и только нары, — оправдывался Рысьян, но воля гостя для хозяина закон. Он окликнул хозяйку, и та беззвучно перенесла все кушанья на стол, положив на колени гостей длинные полотенца: крепкий бульон наверняка прошибет пот, будет чем утереть лицо.
Желая загладить неловкость, вызванную тем, что доставил хозяевам лишние хлопоты, Ибрахан продолжал расхваливать мебель, изготовляемую его комбинатом.
— Наши столы и стулья не стыдно на международных выставках показывать. Какая форма! Какая отделка! — Ибрахан размашисто провел рукой по столу и неожиданно взвыл от нестерпимой боли: в ладонь впились сотни заноз.
Хозяева бросились вытаскивать занозы, но куда там — их было великое множество, они ушли глубоко под кожу, извлечь их можно было только в больничной обстановке. Как назло, в деревне не оказалось не то что врача, даже фельдшера. До ближайшего медпункта было столько же, как и до Яшкалы.
Чертыхаясь и проклиная бракоделов из комбината, которые в погоне за валом не отполировали поверхность стола, Ибрахан упросил гостеприимного Рысьяна отвезти его поскорее в Яшкалу. Тот запряг свою хилую кобылу в громоздкую телегу и повез доведенного до отчаяния невыносимой болью Ибрахана.
— Погоняй быстрее, а то, не дай аллах, начнется заражение крови! — умолял Ибрахан.
Рысьян старался изо всех сил, упрашивал, покрикивал, хлестал кнутом, но лошадь не внимала никаким уговорам и преспокойно шла не только под гору, но и на ровном месте еле-еле переваливалась с ноги на ногу. Казалось, свет не видывал более ледащей и равнодушной скотины! Время от времени Рысьян подталкивал телегу сзади. Но и это не намного ускорило ход телеги.
— Неужели не нашлось телеги полегче?
— Были возы полегче, да сплыли… Теперь на такие перешли, на валовые, так их, наверное, можно назвать…
— На такой повозке и с такой дохлой лошаденкой скорее в ад попадешь, чем в больницу…
ГЛАВНОЕ — ЗДОРОВЬЕ
Измученный до предела Ибрахан только через четыре часа добрался до яшкалинской больницы. И вот он тут уже десятый день. Занозы были извлечены, чтобы не очень травмировать больного, в несколько приемов за два дня. Через неделю рука вроде зажила, но нервное потрясение, вызванное страхом перед возможным заражением крови, потребовало, чтобы Ибрахан задержался в больнице еще на несколько дней. Так настояли врачи. О, как томительно и нудно лежать в отдельной палате, не с кем и словом перекинуться. Хоть бы кто-нибудь пришел… Булат еще не вернулся из Уфы, Ямбика и Минира навестили его вчера…
Кто-то постучал в дверь. Это пришел по поручению месткома комбината Факай. Пришел с каким-то непонятным пакетом под мышкой. Рыжий и тучный, он еще больше раздался в ширину. Считанные волоски на макушке еще больше поредели. Совершив тройной поклон, он приветствовал больного директора тройной улыбкой, струившейся из его зеленоватых глаз.
— Проходи… Садись… Будешь гостем, — сухо сказал Ибрахан, полагая, что так следует говорить, когда приходят навещать больного. — Это что за бомба у тебя в руках?
— Никакая не бомба, а гостинцы, — заговорщицки подмигнул Факай. — Месткомовские гостинцы. Когда идем к рядовым членам профсоюза, местком отпускает на подарки два рубля восемьдесят семь копеек. Для вас же, дорогой Ибрахан Сираевич, поскольку вы единственный в своем роде, так сказать, начальство специальным решением ассигновало десять рублей. Так что угощайтесь на полное здоровье!
Факай с шумом извлек из пакета две бутылки «Старки», баночную селедку, кусочек копченой колбасы и несколько яблок. Факай проделал эту процедуру с торжественным видом, полагая, что месткомовским подарком доставил радость измученному тяжкой болезнью начальнику, но Ибрахан вместо благодарности разразился гневной тирадой.
— Чьи это выдумки? Кому пришло в голову в больницу тащить «Старку»? Разве можно, когда лечишься после травмы и нервного потрясения?.. Опозорить меня хотите окончательно…
— Никакого позора не будет, — возразил спокойно медоточивым голосом Факай. — Водка — лучшее лекарство. Если бы не помогало, не выпускали бы…
— Ну, я понимаю, одну-две столовых ложки, как лекарство, а то выдумали — две бутылки.
— Не беспокойтесь, Ибрахан Сираевич, мы с вами быстро управимся. Даже мало окажется… И притом закуска, как видите, подходящая…
Ибрахан притворно изобразил брезгливость, не отводя взора от стоявших на столе блестящих бутылок. А Факай тем временем распространялся насчет целебных свойств сорокаградусной.
— Когда что болит, она, родимая, моментально снимает боль. Убивает больной нерв. Помню, в молодости у меня выдрали ноготь большого пальца на правой ноге. Палец заморозили. Но заморозка быстро прошла, и я света белого невзвидел. Еле дотащился до забегаловки. И что вы думаете, хватил стакан горькой, и боль как рукой сняло.
Факай наполнил стаканы.
— И когда живот болит, тоже нет лучшего лекарства, только надо еще немного поперчить. Ну, поехали, Ибрахан Сираевич! За ваше здоровье!..
Опрокинули по стакану. Однако Ибрахан трусливо посматривал на дверь, как бы кто из посторонних не вошел и не застукал злостных нарушителей больничного режима. Факай уловил директорский взгляд и быстро просунул в ручку двери ножку табуретки — так было безопаснее.
— Она от всех болезней спасение, не было случая, чтоб не выручала. Если что снаружи — трем, а болит внутри — льем.
— А я и не думал, Факайетдин Фасхутдинович, что вы такой ретивый поклонник зеленого змия…
— Тоже скажете! Какой же это зеленый змий? Напиток чистый, как слеза младенца.
Ибрахан явно захмелел и, отказавшись от очередного стакана «Старки», перешел на более интимный тон:
— Ты лучше расскажи, как дела в комбинате? Как там печь?
— Закончат не сегодня-завтра. Работа кипит. Тут тебе и «Спецстрой», и, как его, — «Межколхозстрой». Дуют вовсю.
— Хорошо… Утрем нос…
— А что мы — хуже других, что ли? — Факай самодовольно переложил считанные волосы на лысине справа налево. — Пора и нам выйти в люди.
— Вот именно, — шагая по палате, вдохновенно рассуждал Ибрахан. — Выйдем в люди и покажем, на что способны. Построим туннельную печь, подведем газ и будем давать миллионы кирпичей в год! Знай наших! А то клепают на меня почем зря: Ибрахан такой, Ибрахан сякой. Всем заткнем глотку…
— Как пить дать — заткнем всем глотки, — поддержал совсем охмелевший Факай и по-панибратски обнял Ибрахана. — Ты хороший начальник, справедливый. Был бы ты плохой, разве собрались мы вокруг тебя? Дружной семьей собрались. Добрый ты! Давай же выпьем за твою доброту, Ибрахан Сираевич…
— Кстати, не знаешь ли ты, Факайетдин Фасхутдинович, как с санями? Я, когда был в горах, распорядился пригнать сюда сто пятьдесят саней. Взяли их в «Хозтоварах»?
— Не взяли, чего-то заартачились… На дворе лето, нужно, мол, телеги…
