Вербы пробуждаются зимой (Роман) - Бораненков Николай Егорович (книги без сокращений txt) 📗
Так же как и в саду, генерал начал объяснять, как называются цветы, какая от них польза. Дворнягин же лишь кивал головой, поддакивал, а сам в это время думал о другом. Его изумил и генеральский сад, и тихий шепот подступивших к даче сосен, и, главное, пустующий этаж. Да это же целый клад! Фабрика здоровья. Как уютно тут можно устроиться! В одной комнате спальня, в другой — столовая, в третьей — рабочий кабинет. Да плюс балкон, где можно посидеть на солнышке и попить чайку. И как же это я раньше не пронюхал, нос от Нарциссы воротил? Ах, дурная башка!
С первого этажа раздался помолодевший голос Нарциссы:
— Мужчины! Ужин готов.
Курочка взял Дворнягина под локоть.
— Пройдем, повечеряем. У меня чудные грибки есть. Собственного засола.
— А мы коньячка прихватили.
— И великолепно. По рюмочке. А потом чайку попьем с малиновым листом. У меня, как изволили видеть, всякие сушености есть. Страсть как люблю разную всячину сушить. Все собираю. Малину, крушину, липовый лист…
— И веников вы насушили? — тронул Дворнягин одну из шуршащих березовых метелок, развешанных на веревке вдоль лестницы.
— Да. Своими руками.
— Зачем же так много, товарищ генерал?
— А спросите меня, я и сам не знаю. Привычка. Все сушу, что под руку подвернется.
Шагая следом, Дворнягин посмотрел сверху на генерала. Сейчас он и сам ему показался таким же сухим, увядшим, как один из березовых веников. Особенно тонка и суха была его шея. Морщины перепутали ее, сделали похожей на облинялую шею старого, растрепанного ветрами индюка. Босые ноги его были тоже иссохшие, и Дворнягин с двойным чувством — жалостью и радостью — подумал, что хозяин дачи долго не протянет и что все его достояние вместе с зеленью и сушеностями, если только не воспротивится Нарцисса, вскорости перейдет в его, Дворнягина, подчинение.
…За ужином разговорились о службе. Осторожно намекая насчет перевода на новую работу, Дворнягин пожаловался, что ему очень трудно, что его буквально осаждают письмами, и в большинстве пустячными. Курочка, услышав это, даже любимые грибы отодвинул.
— Вы совершенно правы, Лукьян Семенович. Жалобщиков прорва развелась. Откуда смелость берется? Мы, бывало, к унтеру боялись подойти, поджилки дрожали, а теперь, чуть что, обращаются к министру. Демократия, мол. Пишу для пользы службы куда хочу. А какая же тут, к дьяволу, польза, если через головы старших обращаются, устав попирают!
— Верно, товарищ генерал. Сейчас плохо следят за этим. Оттого высшие штабы и задыхаются от писем.
— Это еще что, — продолжал Курочка. — Как говорят, куда ни ехало. Меня другое возмущает. Глупые новшества в армии. Возьмем, к примеру, матушку пехоту. Давно уже доказано и минувшей войной проверено, что ей пристало пеше противника атаковать. В лучшем случае — десантом на танках. Так нет же. Находятся теоретики, которые доказывают, что пехоту надо втиснуть в бронетранспортеры. Ну, а если впереди болото или трясина? Как тогда? Полезет ли солдат через нее? Не полезет. Он этому будет не обучен. Он привык к машине.
— Да, — поддакнул Дворнягин. — Забывается суворовская наука побеждать. Забывается. А старик не дурак был, когда еще говорил: «Там, где не пройдет олень, там пройдет русский солдат!»
— Совершенно верно, — закивал Курочка. — Явное забвение. Или возьмите вы авиацию…
— Дядюшка, ешьте, — перебила Нарцисса, подсунув Курочке тарелку с грибами. — Картошка остынет.
— Подожди. Дай же поговорить, — нахмурился Курочка. — Дядя твой одичал тут без разговоров. Все вечера один, один… не с кем переброситься словцом.
Дворнягин взглянул на раскрасневшуюся от рюмки коньяка Нарциссу, осуждающе покачал головой:
— А-я-яй, племянница, разве можно так относиться к дяде? Хотя бы в неделю раз приезжала.
Курочка безнадежно отмахнулся:
— Э, что с нее. Зеленая… Так об авиации. Сейчас в ее развитии наступил предел. Моторы сказали свое последнее слово. Вот вам наш возможный потолок, вот наша максимальная скорость. А практически больше и не нужно. Для боя и этого вполне хватает. Так нет же, моторные самолеты побоку, давай реактивные.
— Это теперь модно, — подтвердил Дворнягин. — Говорят, по дальневосточной трассе первые пассажирские пошли.
— Пассажирские? Ну, что ж. Кому к спеху, пусть рискуют. На дальних расстояниях, может, такая скорость и нужна. Но в бою? На фронте? Можно ли при такой быстроте танки или пушки подбивать, атаковать в воздухе друг друга? Да он же промелькнет и ни шиша не увидит. Раз — и нету. Пустой челнок.
Изображая полет реактивного истребителя, Курочка пронзил вилкой дымок от картошки и снова сделал заход над столом, но уже плавный, выбирающий цель.
— И совсем другое наш старичок ПО-2, или ИЛ-2, или «Петляков». Идет себе тихо, размеренно. Увидит цель — спикирует. От него и одиночный солдат не уйдет. Помните, как на фронте было?
— Конечно, товарищ генерал. Совсем другой эффект.
Курочка подцепил на копчик вилки грибок, проглотил его.
— Вы вот разумно понимаете, по-хозяйски рассуждаете, а другим приходится доказывать, что дважды два — четыре, а конь — без рогов. Я как раз на этом участке стою и скажу откровенно: смертельный бой веду. Отбиваюсь, как на флешах Багратион. Да вот вам живой примерчик, если хотите.
— С удовольствием послушаю, — льстиво глянул в глаза Курочки обрадованный таким вниманием Дворнягин.
— Прислал на днях письмо командующий Туркестанским округом Коростелев, — начал Курочка. — Лично министру адресовано, но я по долгу службы перед докладом это письмо прочел. Прочел и за голову взялся. Умный вроде бы человек, в солидном звании, а предлагает, простите, чушь. Вычислительные машины для управления боем. «Счетно-решающие устройства», как он их назвал. А попросту говоря, для командиров сундуки. Садись, дорогой комдив, возле этого сундука и распивай чаек. Командовать будет за тебя сундук.
— Это сейчас модно, — опять подтвердил Дворнягин. — На Западе, там вовсю пропагандируют электронику и кибернетику.
Курочка побагровел, худые скулы у него нервно передернулись.
— На Западе пусть с жиру бесятся. А я русский. Я не перевариваю заграничного.
— Правильно, товарищ генерал. Что и говорить.
— Вся эта глупирнетика нужна только бездельникам, буржуа. Они привыкли чужими руками жар загребать, ничего не делать. А мы, брат, все добываем своим трудом.
Нарцисса зажала Курочке рот.
— Дядюшка, я запрещаю тебе говорить. У тебя совсем расшатаны нервы. Помолчи.
— Ну, хорошо, хорошо. Молчу.
Несколько минут Курочка ел грибы с вареной картошкой молча, но потом опять заговорил:
— А с сундуками Коростелева целая беда. И докладывать министру надо, и боюсь. Вдруг прочтет и скажет: «Что вы чепуху суете мне?».
Дворнягин вспомнил про свое давнишнее обещание «укусить» при случае Коростелева и подумал, что более удобного случая ему, пожалуй, и не сыскать, что с помощью Курочки командующему округом Коростелеву можно подставить подножку, досадить. Он будет думать о своих «сундуках», ждать ответ от министра, а письмо его покроется пылью в канцелярском архиве. Курочка засушит его так же, как те веники. И, поразмыслив, он сказал:
— Да тут и печалиться нечего, товарищ генерал. Суньте его в архив, и кончено. Мало что этому Коростелеву в голову придет. Он вон, говорят, шляпы своим солдатам ввел. Вы представляете солдат в шляпе! Это же курам на смех.
Курочка помял подбородок.
— Значит, в архив?
— Конечно. Чего с ним делать? Только свою репутацию перед министром марать.
Курочка хлопнул ладонью по столу.
— Будь что будет, а ходу письму не дам.
Обрадованный, Дворнягин разлил коньяк по рюмкам, как когда-то за столом в вагоне командарма, встал.
— Разрешите, товарищ генерал, выпить за вас? За ваш истинно русский патриотизм. За то, что даете бой лженоваторам!
Взволнованный Курочка выпил до дна и долго, скрипуче кашлял в кулак.
В этот вечер в саду под яблоней Дворнягин предложил Нарциссе руку и сердце. Засидевшаяся невеста обрадовалась, но сдержанно ответила, что подумает, посоветуется с дядей. Она слишком долго ждала от Дворнягина этого предложения и теперь решила немножко покапризничать. Будет крепче любить.
