Тот, кто убил лань - Лакербай Михаил Александрович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
Стодвацатилетний Коблух Смыр, колхозный пчеловод, вспомнил, что добрую сотню лет назад, темной дождливой ночью, в этом самом месте сполз в море большой участок земли со всей усадьбой князя Цанба. Мало кто тогда спасся из людей. Не случилось ли, предположил он, то же самое и теперь с кукурузным полем Махмеда?
Рассказ и предположение старика совпали с выводами ученых.
— Тогда выходит, что твоя кукуруза потонула, а эта — моя! Ведь твое поле было ближе к морю, — сказал Кериму Махмед.
— Вот теперь я вижу, что ты действительно спятил с ума, — спокойно возразил Керим. — Мое поле стоит на своем месте. Куда же девалось твое, знать не знаю. Если чья-нибудь кукуруза пошла купаться в море, то, конечно, только твоя!
— Хм... По-твоему, выходит, что моя кукуруза перепрыгнула через твою?
— Почем знать? Может, и так...
Махмед пошел в суд и в запальчивости вскричал:
— Украли поле! Пропал мой труд!..
Народный суд вызвал и опросил свидетелей и экспертов, исследовал место происшествия и установил, что благодаря таинственным подземным сдвигам в этом месте произошло опускание берега и большой участок земли сполз в море. Точно установить, кому именно принадлежал этот участок — Кериму или Махмеду, не удалось. Учтя все выявленные обстоятельства, суд решил: "Урожай с оставшегося кукурузного поля разделить между спорщиками пополам, поскольку трудились оба".
Малакрыфа.
Перевод автора
Было это еще до революции. Рос в Лыхнах у бедной крестьянки-вдовы сын Чанагв. Смышленый мальчик очень хотел учиться. После окончания сельской приходской школы он не без труда поступил в сухумскую горскую школу-пансионат, отлично окончил и ее, но потом словно гора выросла на его пути: выходцам из семей крестьянской бедноты дорога к высшему образованию была тогда закрыта.
С помощью родственников Чанагву удалось собрать немного денег и переехать для продолжения учебы в Батуми. Жил он здесь в общежитии, где оказался еще один молодой абхаз из села Блабурхва по имени Еснат, выбранный товарищами старостой-завхозом.
Еснат был старательным и способным юношей, но отличался чрезмерной скупостью. Посылки, которые он получал от родных, Еснат никогда не делил с товарищами, даже со своим земляком — Чанагвом.
Однажды к Новому году Еснат получил из дому, от отца, сразу две посылки с продуктами и вещами и денежный перевод. И, как обычно, ни с кем не поделился.
У Чанагва в эти дни как раз износилась обувь, из давно сшитых ботинок стали вылезать пальцы. Он обратился к земляку:
— Я знаю, Еснат, ты не богач, но тебе отец частенько присылает деньги. Дай мне, пожалуйста, два рубля, я куплю себе чувяки. Долг верну при первой же возможности.
— При какой такой возможности? — насмешливо переспросил Еснат. — Твоя мать так бедна, что едва перебивается с твоими братишками. Она никогда не сможет ничего тебе прислать, и поэтому я не дам тебе взаймы ни рубля! Чанагв, подумав, спросил:
— Ты слыхал такое абхазское выражение: "Хвахудашва илыбжьахуаша ицеит?"
— Да, слыхал. Есть такая народная пословица.
— Именно — народная... А вдумывался ли ты когда-нибудь в ее смысл?
— Нет, не приходилось.
— Напрасно, — сказал Чанагв с легкой усмешкой. — Хочешь, объясню тебе?
— Объясни!
— Чем больше начинает жиреть свинья, тем короче становится у нее шея. А когда свинья совсем заплывет жиром, шеи и вовсе у нее не заметно. Словно ее и не было.
— Что же сейчас тебе напомнило эту пословицу? — спросил, насторожившись, Еснат.
— Твое поведение. Чем больше начинаешь ты богатеть, тем все меньше проявляешь аламыс. А сегодня его у тебя и совсем не стало. Ты потерял свой аламыс, как та разжиревшая свинья шею...
— Как ты смеешь сравнивать меня со свиньей?! — вскочил с места Еснат.
— Таких жадных и скупых у нас в народе называют малакрыфой, — спокойно произнес Чанагв, замечая его возмущение.
Это абхазское слово означает: человек из чрезмерной скупости и жадности ест один. Для гостеприимных, абхазов слово "малакрыфа" — одно из самых позорных и оскорбительных. Кличка эта прилипает к человеку надолго, иногда на всю жизнь. "Малакрыфу" не считают достойным дружбы, общества...
— Да, ты - малакрыфа! — бросил Еснату в лицо Чанагв.
— Кто малакрыфа? Я? — вспыхнул Еснат.
— Ты! А кто же еще? Знай, наперед для меня ты не Еснат, а малакрыфа!
Итак, одному из земляков было нанесено несмываемое оскорбление. Между двумя молодыми абхазами произошла такая драка, что товарищам по общежитию стоило большого труда их разнять. Они стали врагами. А у абхазов вражда, как и дружба, всегда сопровождала человека до могилы... .
Кличка Малакрыфа так и осталась за Еснатом.
Время шло... Потоки его унесли юношей по разным путям. Началась революция, и Чанагв ушел в нее, как говорится, с головой, сразу же избрав для себя самый трудный, но зато самый верный путь. Он стал большевиком, воевал с угнетателями и в Абхазии, и на Северном Кавказе.
А Еснат вернулся в родное село и жил там спокойно, словно вокруг него ничего не происходило.
Прошло с тех пор больше десяти лет. Случилось так, что после победы народа руководителем нового, советского правительства в Абхазии был избран Чанагв — тот самый юноша из села Лыхны.
Эта весть в свое время дошла, конечно, и до Блабурхвы. И вдруг однажды безмятежное спокойствие Есната оказалось нарушенным. Его вызвали в сельсовет и сообщили, что он, Еснат Барцыц, вызывается в Сухуми к председателю правительства товарищу Чанагву — Нестору Лакоба. Нетрудно представить, сколько волнений и тревог доставил этот вызов Еснату и его родным, знавшим о размолвке, когда-то происшедшей между двумя молодыми абхазами в Батуми.
— Все ясно, — сказал Еснат жене подавленным голосом. — Нам здесь, в Абхазии, больше не жить: мы с Чанагвом в большой и давней вражде. Получив такую власть, он теперь, конечно, постарается мстить. Нам надо как можно скорее бежать за пределы Абхазии.
Супруги решили переехать на Северный Кавказ, в станицу Белореченскую, к дальним родственникам жены. Через два дня жена Есната выехала туда с детьми, захватив с собой часть домашних вещей. Сам же он пока что остался в Блабурхве, чтобы уложить оставшееся имущество: ведь нелегко крестьянину сняться с насиженного места.
Вызов в Сухуми повторился, причем на этот раз Есната приглашали прибыть немедленно. Делать было нечего. Еснат, уверенный в том, что его если не арестуют, то, по крайней мере, выселят из Абхазии, разыскал почтенных стариков-односельчан и попросил их поехать в Сухуми уговорить Чанагва не очень торопиться с выселением, дать ему хотя бы две недели срока. Старики собрались и поехали в Сухуми — надо же выручать человека...
Войдя к Чанагву в кабинет, блабурхвинцы после приветствий сразу же приступили к делу.
— Высокие места, дад Чанагв, — начал самый старший из них, стосорокалетний Шач Чукбар, — делают благородного и доброго еще благороднее и добрее, а человека низкого и жестокого — еще более жестоким и низким. Мы много слышали о твоей справедливости. Неужели, став первым человеком в Абхазии, ты станешь теперь мстить своему личному врагу, неизмеримо более слабому, чем ты? Мы просим проявить к нему великодушие.
Чанагв любил поговорить со стариками, послушать их речи, пересыпанные убедительными примерами и пословицами — жемчужинами народной мудрости. Не поняв, о ком и о чем говорит почтенный Шач, он выслушал его почтительно, не прервав ни единым вопросом.
— Месть — дело нехитрое, — сказал вслед за своим старшим другом старик Джесиб Царгуш. — Если обидишь осла, и он копытом лягнет. Ведь ты, Чанагв, хорошо знаешь, как издавна смотрят у нас, в народе, на мстящего: кто отомстил, вправду зовется ахаца, героем. Всякий мужчина тоже зовется ахаца — иначе он и не мужчина вообще. А вот того, настоящего мужчину и храбреца, кто проявляет великодушие и не мстит, у нас называют афырхаца, героем из героев. Вот мы и посмотрим теперь, как ты докажешь, что Чанагв — не просто ахаца, а настоящий афырхаца! Разреши давнему врагу своему Еснату Барцыцу побыть здесь, в Абхазии, еще две недели. А потом он уедет сам. — Еснат Барцыц? — спросил пораженный Чанагв. — Из Блабурхвы? Мой, говорите, враг? Он собирается выехать? Куда же?
