Тот, кто убил лань - Лакербай Михаил Александрович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
— Ха-ха-ха! — вдруг раздался в толпе грубый хохот, и кто-то громко вскричал: — Лешка! Гляди: это — она. Она!..
Этот голос донесся до слуха девушки, боровшейся с волнами. Она его узнала. Острое чувство беспомощности пронзило мозг. Несколько взмахов руками, и она была бы уже на берегу. Но девушку покинула решимость.
Осознав себя на грани смерти, Шазина подумала с тоской: "Что же я делаю?!" И эта секунда промедления решила ее судьбу: новый мощный вал набросился с ревом на свою жертву и со всей силой отбросил ее далеко назад в море...
Люди на берегу словно оцепенели от ужаса.
— Что это? — спросил кто-то, нарушая грозовую тишину. — Случай или аламыс?
— Конечно, аламыс? — ответил другой. — Она ведь была уже почти на берегу. — И то, и другое, — сказал третий. — Девушка погибла.
— Да-а-а... — тяжело вздохнул кто-то рядом. — Видели, как она, бедная, боролась со стихией?.. Какая она была молодая, сильная и красивая!.. Как хотела жить! И отдала свою жизнь, лишь бы не предстать перед людьми нагою, не знать позора. Не захотела ради спасения пренебречь девичьим достоинством...
— Не понимаю, почему так с ней получилось! — затараторила находившаяся здесь же непомерно раскрашенная курортница. — Ведь она была почти у берега. Стыдиться показаться на людях голой!.. Ведь это — предрассудок, вздор! Подумаешь, что бы с ней произошло? Ровным счетом ни-че-го! А все эти условности — девичье достоинство, стыдливость, целомудрие, честь — сплошная чепуха. И только!
Ответом ей было суровое, осуждающее молчание. Не проронил ни слова и старый Тейб. О, он хорошо понимал, что в несчастной девушке и на грани смерти заговорил аламыс, над которым хотел надругаться тот человек в коротких трусах и который для нее, девушки из Калдахвары, был сильнее страха смерти.
— Смотрите! Смотрите! — крикнул кто-то, и все увидели, как новая волна выбросила безжизненное тело Шазины на берег. Люди подбежали и склонились над ней. Девушка не шевелилась. Она была мертва.
Старый Тейб обвел свидетелей этой трагедии скорбным взглядом и, сорвав с себя резким движением бурку, прикрыл ею обнаженное тело девушки. Затем молча поднял Шазину и бережно, как уснувшего ребенка, взял ее на руки и понес.
Пари.
— Было это с полвека назад, — начал стопятидесятилетний Адзин Шьмаф. — Неподалеку от Сухума, в селе Эшера, у самого моря, в своем богатом имении жил князь Чачба. Любил он задавать пиры, длившиеся иногда по несколько суток. Дом князя был большой, а вокруг — прекрасный фруктовый сад. Богатые и знатные гости с удовольствием проводили у него время.
Как-то раз за столом после всяческих сплетен и пересудов гости завязали спор — ну, о чем бы вы думали? — о честности и правдивости. Одни утверждали, что на свете очень мало честных людей, другие вовсе отрицали их существование, третьи горячо доказывали, что искренность — удел только глупцов. Все гости, однако, сходились на том, что никому из них ни разу не посчастливилось встретить предельно честного и правдивого человека.
"А вот мне хорошо известен такой человек!" — вдруг заявил молчавший до сих пор хозяин дома Каламат.
Все изумленно уставились на него.
"Как это ни покажется вам странным, — продолжал хозяин, — из всех знакомых мне людей самым честным я считаю моего пастуха Керима. Он пасет мою баранту уже больше десяти лет. И за все это время ни разу мне не солгал. Не солжет и впредь. Никогда! В этом я абсолютно уверен".
Среди гостей были самурзаканский князь Чончор Чхотуа и его очаровательная жена Маринэ. Молодая княгиня властвовала над своим пожилым мужем и делала с ним что и как хотела. Она была высокомерна, горда и капризна.
"Ой-ли, князь Каламат! — вскричала, усмехнувшись, Маринэ. — Смотрите, как бы вам не пришлось разочароваться в вашем пастухе!.."
"Почему вы так думаете, княгиня? — недоуменно спросил Каламат. — Керима я знаю достаточно хорошо. А вы, я полагаю, ни разу его не видели и не знаете совсем".
"Для меня достаточно того, что он — пастух. А у простонародья всегда можно купить совесть за гроши. В этом я тоже абсолютно убеждена".
"За Керима я ручаюсь", — заявил Каламат.
"Хотите, заключим пари!" — предложила Маринэ.
"Согласен! Ставьте ваши условия".
"Ставлю, — быстро отозвалась княгиня. — И ловлю вас на слове: если проиграете вы, то отдадите мне вашего вороного, на котором джигитовали вчера на скачках. Он мне очень нравится".
"Сахтана? — спросил кто-то из гостей. — Каламат ни за что не расстанется с этим жеребцом! Такого коня не сыскать во всей Абхазии...".
"Если княгине так нравится мой Сахтан, то я дарю его и без пари! — произнес Каламат. — Я..."
"Нет, нет! В данном случае меня интересует не конь, а игра. Хочу выиграть пари. Ну, вы согласны?".
"Как вам будет угодно, княгиня. Я согласен"
"А если проиграете вы, Маринэ? — отозвался другой гость. — Что дадите Каламату?"
"Пусть Каламат скажет сам", — ответила Маринэ,
"Ну что ж, пусть вашей ставкой будет вчерашний призер — Цира. Согласны?" — спросил Каламат.
"О, да! Конечно, согласна!"
"И вы согласны, Чончор Иванович?" — обратился Каламат к самурзаканскому князю.
Все знали, что старый князь больше всего на свете дорожит своей прославленной кобылой.
"Видите ли, — медленно проговорил князь, стараясь не встречаться взглядом с женой. — В моем ачигварском табуне немало прекрасных коней. Есть и отличные жеребцы. Двух, а то и трех коней дам на выбор, только не Циру. Если вы, конечно, не возражаете..."
"Я возражаю! Я! — властно оборвала мужа Маринэ. — Здесь не ачигварский базар, Чончор Иванович, вы хорошо это знаете. — И бросив в сторону мужа деланно-ласковый взгляд, спросила с ударением: — А разве это не так, мой дорогой? Или, может быть, теперь вы уже согласны? А-а?"
"Нет, нет! То есть: да, да!.. Я, конечно, согласен, — быстро пробормотал муж. — Я только подумал..."
"Никого не интересует то, что вы подумали. Важно только, что и вы согласны, И все дело с концом!" — оборвала мужа Маринэ.
В этом месте своего рассказа старый Адзин Шьмаф сделал маленькое отступление, содержащее сентенцию о мужьях, подобных Чончору: "Когда жена так помыкает мужем и властвует над ним, то он уже не муж и вообще не мужчина. И на голове пусть носит не папаху, а косынку. Так я думаю уже больше ста тридцати лет. И не разубедился в этом!" И продолжал:
— Стараясь побольше узнать о человеке, который, по словам князя Каламата, ни разу ему не солгал, Маринэ долго расспрашивала хозяйку дома и служанок, выведала кое-какие подробности, которые решила использовать в своих целях.
Было уже за полночь, когда гости и хозяева заснули глубоким сном. Не спалось только Маринэ, думавшей об одном и том же: как выиграть пари? Правду сказала она тогда Каламату: не Сахтан интересует ее, а только игра, азарт, всегда приятно щекочущий нервы... И Маринэ приняла решение.
...Шалаш пастуха Керима находился в долине, на расстоянии часа ходьбы от дома Каламата. Ночь выдалась лунная. Было очень тепло. Пряный аромат горного рододендрона наполнял воздух. Керим лежал на бурке у шалаша. Он не спал. Вокруг молчало все. Внезапно пастуху послышался шорох. Керим обернулся и обомлел: перед ним стояла молодая, вся в белом, женщина. Он никогда в жизни не видел такой красавицы. Пастух вскочил на ноги. "Не Гунда [1] ли это из сказки? — подумал он. — Конечно, Гунда". "Я не привидение, — сказала женщина, и этот голос напомнил ему звуки ачарпана. — Я знаю, что ты скучаешь в одиночестве. Мне тоже сегодня не спится, и я пришла посидеть с тобой. Со мной тебе не будет скучно".
Совладав с растерянностью, Керим пригласил гостью присесть на его бурку. Некоторое время оба молчали. Затем, осмотревшись, женщина заметила у самого входа в шалаш белого ягненка. Шейка его была обвязана розовой лентой. Гостья спросила: "Этот ягненок — тот самый, любимчик твоих хозяев — князя Каламата и его жены?"
