Каменный пояс, 1975 - Шишов Кирилл Алексеевич (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

Да вот, как видно, вышел порох —

Закончен путь у тупика...

Глазок зеленый светофора

Его манит издалека.

И нестерпимо одиноко

Вагону старому, когда

Вновь золотым пунктиром окон

В ночи мелькают поезда.

МЕДВЕДИЦА

В глазах кедрач кружил

                                    и небо плыло,

Вздымались круто впалые бока,

И кровь текла...

Но, напрягая силы,

Она вела сквозь дебри сосунка.

К горячей ране

                       прикипали листья,

И каждый шаг вперед был все трудней.

Но, видно, в звере сила материнства

Была превыше смерти и сильней.

И лишь когда улегся шум погони,

Втянув ноздрями ветер низовой,

В расслабленные лапы, как в ладони,

Она уткнулась тяжкой головой.

Лес бормотал извечное спросонок,

Катилось запоздалое «ку-ку»...

Лохматый несмышленый медвежонок,

Урча, припал к остывшему соску.

ИВАН ЯГАН

ЗНОЙ

Зной молчалив, недвижен и безбрежен.

Ни марева, ни тучки на пути.

И далеко упрятана надежда,

Куда корням уже не дорасти.

Земля горит, черна и безъязыка,

Озера высыхают, как глаза.

Зной неприступен. И ломает пики

Откуда-то пришедшая гроза.

Спрессован зной.

Он властвует надменно.

И сквозь него почти что наугад,

Наискосок в сухие копны сена

Молнии отчаянно летят.

Но нет огня.

Предпламеньем дрожащим

Напряжены и воздух, и колки,

Готовы вспыхнуть высохшие чащи

От прикосновения руки.

Но... ни вздохнуть, ни шевельнуть рукою.

И только мысль в тебе еще жива,

И только пересохшею травою

Еще шуршат какие-то слова.

ПРОБЛЕМЫ, ПОИСКИ, ОТКРЫТИЯ

КИРИЛЛ ШИШОВ

ЭТОТ ГОРОД, ЗНАКОМЫЙ ДО КАМНЯ...

Рис. О. Никитенко

Мы живем в городах подолгу.

Город привычен нам и оттого незаметен, как незаметна мать, и медленное течение времени мешает нам заметить новые морщинки возле ее глаз.

Я люблю свой город за невидимую особость, вкрапленную в пласты привычного. Может, от того, что я строитель, я вижу вкрапления эти в строительных материалах, издалека тянущих нить истории. Так, видимо, биолог видит происхождение птиц по перу, а историк узнает эпоху по рисунку на камне.

Камень

Есть красивые звучные названия: халцедон, сердолик, аметист. Есть прозрачные, как росы, кристаллы — хрусталь, алмаз, топаз... Есть поэмы, написанные об этих каменных цветах. Но как мало отдано чести просто камню! Гранит — праматерь и праотец глины, песка, слюды... Он встречается в городе почти на каждом шагу. Но если в него всмотреться...

Есть в городе, теперь уже почти в центре, трехсотлетний бор. Корабельные бронзовые сосны тянут свои вершины к каленому мартеновским жаром небу. Жесткие ветки прогибаются под пуховиками апрельского и даже майского снега. А из-под земли вырастают черные корни. Слишком мало они проникли вглубь за три века. Слишком неравна была эта борьба — живого теплого корня и холодного камня. Там, под сосновым бором, — гранит, древнее тело земли...

Только человек мог в него проникнуть. Я стою над вертикалью каменоломни, над крутым сколом словно полированного камня. Недвижна вода. В зеленоватой глубине ее видны кремнистое дно, пирамиды, плиты, на которых играют тени облаков. И чудятся мне руки каменоломщика — изъеденные царапинами и порезами, обмотанные тряпками от ударов, пахнущие щелочью и потом.

Я представляю закушенные от напряжения треснувшие губы моего предка, бичеву, охватившую взмокшие и пыльные волосы, мускулы, бугрящиеся под почернелой от солнца кожей. Он ищет волосяную трещину в камне, остаток зоны реликтового перепада температур магмы, некогда переплавившей этот панцирь земли. И медленно, вбивая клин за клином тяжелым молотом из пудлингового (не мартеновского!) железа, он расшатывает спайку гранита, рвет мельчайшие и оттого крепчайшие связи кристаллов.

Города остаются в камне. Сметливые лютеране-голландцы освоили глазурованный кирпич, хетты довольствовались высушенной на солнце глиной. Уральцы, прокопченные пожарами деревянных изб, вгрызались в гранит. И памятниками не прижимистым владельцам каменных лабазов, а безвестным камнеломам и камнетесам стоят сейчас в городе редкие здания из дикого, как сейчас говорят, камня.

Я прохожу по городу, как по живой истории камня. Вот уцелел на полгода — не больше (до утверждения сметы девятиэтажного колосса) старинный амбар с чугунными решетками на окнах и угластыми бутовыми глыбами. Вот осел в землю грубо тесанный лабаз керосиновой лавки — ныне магазин скобяных товаров. В сырой мрак полузасыпанного пустого подвала ведут замшелые ступени, а плитой перекрытия над крутым входом служит полутораметровая пластина гнейса.

Возле оперного театра стоит мой любимый комплекс из трех домов. Двухэтажные прямоугольные здания, удивительно мощно звучащие в лучах вечернего солнца. И стоят они так, что попадают на них только вечерние пятичасовые лучи, косо кладущие свои длинные тени на прошивные ровные швы, на крупнорустованную поверхность камня, на изогнутые арки надоконных проемов с крупными призмами замковых клиньев. Что было в этих домах раньше, на былой Тверской улице? Модный галантерейный салон или рыбная лавка, куда прямо из Иртыша привозили семгу, а с Яика — осетров? Не знаю, но всегда удивляюсь мастерству людей, сотворивших над входом в каменное могучее здание тончайший чугунный козырек с нехитрым и музыкальным узором. Не было тогда другой сварки, кроме кузнечной, и потому железными петлями скреплены завитки, и скромностью своей достойно соперничают они с именитым трехскульптурным зданием оперы.

Многое можно рассказать о камне в городе.

Камень требует упорства. И не только малахит, что в царских палатах Эрмитажа, не только мрамор, что в московских станциях метро, но и серый, красноватый, зернистый гранит — наш работяга, уральский.

Не случайно поэтому в неполированном щербатом граните рублен первый в городе памятник Ильичу. Руки каменотесов, сбитые на ломке угрюмых пород, пропахшие порохом классовых битв революции, вытесали эту могучую песню камня, это причудливое сочетание уступов, лестничек, цокольных пирамид и таинственных от полутеней арок.

Памятник был ставлен в годы, когда остра и неизбывна была боль от утраты, когда человеческий земной облик Ленина вставал перед глазами каждого, и архитектор сумел с необычайной силой передать это чувство.

Гранит, гранит. Материал фундамента — материал мысли прошлых лет...

Кирпич

Часто бываю в столице по строительным делам и все слышу в проектных ли мастерских, в институтах: Зеленоград, Зеленоград... Что за чудный город такой? В чем его слава? Вырвался как-то на автобусе — через густые леса дорога, город многоэтажный, аккуратненький. Газончики, елочки на площадях — типичная картинка модного журнала... И вдруг над излучиной старого русла Москвы-реки вижу чудо: краснокирпичное невысокое здание с золотистыми витражами, беломраморной аркой при входе, с медными часами на старинный манер и плоской крышей со световыми фонарями. Все лаконично — ни ложных украшений ни колонн — четкие плоскости стен, крытые переходы, внутри торжествует естественный верхний свет, нет закоулков и наших надоедных тамбуров с перегородками... Это здание института электронной техники. Естественно, новому надо учить в новых зданиях, старое входит в нас заскорузлостью клетушек и толстостенных колонн.