Жить, чтобы рассказывать о жизни - Маркес Габриэль Гарсиа (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗

— А теперь какого хрена будем делать?

В тот момент у нас, укачанных славой, не было ответа. Все темы нам казались банальными.

Через пятнадцать лет после публикации этой истории в «Эль Эспектадоре» издательство «Тускетс» в Барселоне напечатало его в книге с золотым переплетом, которая стремительно разошлась. Вдохновленный чувством справедливости и моим восхищением героическим моряком, я написал в конце пролога: «Есть книги, которые обязаны не тем, кто их пишет, а тем, кто проживает написанное, и это одна из них. Право на авторство, следовательно, будет у того, кто их заслуживает: нашего соотечественника, который должен был страдать десять дней без еды и питья на плоту для того, чтобы эта книга была возможна».

Это была не пустая фраза, права на книгу были полностью оплачены Алехандро Веласко благодаря моим ходатайствам издательством «Тускетс» в течение четырнадцати лет. До тех пор адвокат Гильермо Сеа Фернандес из Боготы долго убеждал всех, что права принадлежат Веласко, заведомо зная, что это не так по закону, исключительно благодаря моему восхищению его героизмом, его таланту рассказчика и нашей дружбе.

Иск против меня был предъявлен в гражданском суде 22-го округа Боготы. Мой адвокат и друг Альфонсо Гомес Мендес отдал тогда издательству «Тускетс» распоряжение отменить заключительный абзац пролога «в последующих изданиях и не платить Хосе Алехандро Веласко более ни сентимо за права до тех пор, пока суд не вынесет решения». Так и было сделано. После долгого слушания, которое включило в себя документальные свидетельские и технические показания, судья вынес решение, что единственным автором был я, и не согласился с претензиями, которые заявлял адвокат Веласко. Следовательно, оплаты, которые Веласко были сделаны до тех пор по моему решению, были не основанием признания моряка в качестве соавтора, а добровольным и свободным решением того, кто его написал. Авторские права также по моему распоряжению были пожертвованы одному образовательному фонду.

Найти подобную историю нам было невозможно, потому что она была не из тех, что придумываются на бумаге. Сама жизнь сочиняет такие истории, и почти всегда спонтанно. Мы это поняли позже, когда пытались писать биографию великолепного велогонщика Антиокии Района Ойоса, получившего в том году титул национального чемпиона в третий раз. Мы ее выпустили с громким ажиотажем, опробованным на репортаже о моряке, и продлили до девятнадцати глав, прежде чем поняли, что публике нужен Рамон Ойос, взбирающийся на горы и приходящий первым к финишу, а не его бытовая жизнь.

Чуть теплившуюся надежду на восстановление мы различили однажды днем, когда Сальгар позвонил мне по телефону, чтобы я немедленно присоединился к нему в баре гостиницы «Континенталь». Он был там со своим старым и серьезным другом, который только что представил ему своего спутника, абсолютного альбиноса в рабочей одежде с волосами и бровями настолько белыми, что они казались ослепляющими даже в полумраке бара. Друг Сальгара, известный предприниматель, представил его как горного инженера, который проводил раскопки на пустоши в двухстах метрах от «Эль Эспектадора» в поисках мифологического сокровища, которое принадлежало генералу Симону де Боливару. Его спутник — близкий друг Сальгара, как и мой с тех пор — нам гарантировал правдивость истории. Она не внушала доверия по причине своей наивности: когда разбитый и умирающий освободитель намеревался продолжить свой последний поход из Картахены, считалось, что он предпочел не везти многочисленные личные драгоценности, обретенные им в тяготах войн как достойный запас для хорошей старости. Когда он решился продолжить свой суровый поход, неизвестно — в Каракас или в Европу, он осмотрительно спрятал их в Боготе под защитой системы лакедемонских шифров, очень распространенной в те времена, чтобы получить их, когда ему будет необходимо, из любой части мира. Я вспоминал эти сведения с нестерпимым беспокойством, пока писал «генерала в своем лабиринте», где история сокровищ должна была быть главной, но я не нашел достаточных данных, чтобы сделать ее правдоподобной, наоборот, она мне показалась неубедительным вымыслом. Это сказочное богатство, так никогда и не вызволенное его хозяином, было тем, что горный инженер искал с таким упорством. Я не понял, зачем он нам это раскрыл, пока Сальгар мне не объяснил, что его друг, вдохновленный историей пострадавшего в кораблекрушении, захотел нас информировать о прошлых событиях, чтобы мы следовали за ним до того дня, пока это не сможет быть опубликовано с таким же размахом.

Мы осмотрели этот заброшенный участок земли, находившийся на западной стороне парка де лос Периодистас и очень близко от моей новой квартиры. Друг объяснил нам по колониальной карте точные координаты клада от гор Монсеррат и Гваделупе. История была чарующей, и награда должна была быть новостью такой взрывной, как сообщение о потерпевшем кораблекрушение, но с большим мировым успехом.

Мы продолжили обследовать место регулярно, чтобы напитаться каждым днем, слушали инженера в течение нескончаемых часов под водку и лимон, и мы чувствовали себя каждый раз все дальше от чуда до тех пор, пока не прошло столько времени, что у нас не осталось и иллюзии. Единственное, что мы могли подозревать позже, было то, что рассказ о кладе был не больше чем ширмой для разработки без лицензии рудника чего-нибудь очень ценного в самом центре столицы. Хотя было возможным также, что это была и другая ширма, чтобы сохранить невредимым клад освободителя.

Это были не лучшие времена для фантазий. После истории о потерпевшем крушение мне посоветовали побыть какое-то время за пределами Колумбии, пока не утихнет ситуация со смертельными угрозами, настоящими или выдуманными, которые к нам поступали разными способами. Я сразу подумал об угрозах, когда Луис Габриэль Кано спросил меня без предисловий, что я думаю делать в будущую среду. Так как у меня не было никакого плана, он мне сказал со своей привычной невозмутимостью, что подготовит мои бумаги для поездки в качестве собственного корреспондента газеты на конференцию «большой четверки», которая собирается на будущей неделе в Женеве.

Первое, что я сделал, — позвонил по телефону моей матери. Известие ей показалось настолько важным, что она спросила меня, какое отношение я имею к поместью, которое называется Женева. «Это город в Швейцарии», — сказал я ей. Не изменив тона, со своим бесконечным спокойствием, с которыми она воспринимала самые неожиданные выходки своих детей, она спросила, сколько я пробуду там, и я ей ответил, что вернусь не позже чем через две недели. На самом деле я ехал только на четыре дня, которые длилась встреча. Тем не менее по мотивам, которые не имели ничего общего с моим намерением, я задержался не на две недели, а почти на три года. Тогда уже мне нужна была лодка с веслами, чтобы есть хоть один раз в день, но я хорошо позаботился о том, чтобы семья не узнала этого. Кто-то однажды постарался лишить спокойствия мою мать с вероломным известием о том, что ее сын живет в Париже как принц, после того как я обманул ее рассказом о том, что останусь там только на две недели.

— Габито никого не обманывает, — сказала она ему с невинной улыбкой, — на самом деле иногда даже Бог вынужден делать недели из двух лет.

Я никогда не отдавал себе отчета, что у меня не было документов, так же как у миллионов, вытесненных диктатом. Я никогда не голосовал, потому что у меня не было удостоверения личности. В Барранкилье меня опознавали по удостоверению сотрудника редакции «Эль Эральдо», где была исправлена дата рождения, дабы избежать военной службы, отчего я был нарушителем в течение двух лет. В экстренных обстоятельствах мою личность устанавливали по почтовой карточке, которую мне дала телеграфистка из Сипакиры. Один возникший как нельзя кстати друг свел меня с управляющим агентства путешествий, который взял на себя обязательство посадить меня на самолет в указанный день посредством выплачиваемой вперед суммы в размере двухсот долларов и моей подписи на десяти незаполненных листах гербовой бумаги. Так я узнал случайно, что моим банковским остатком была поразительная денежная сумма, тратить которую у меня не было времени из-за моих забот в качестве репортера. Единственным серьезным расходом был ежемесячный денежный перевод для лодки с веслами — моей семье.