Под крестом и полумесяцем. - Смирнов Алексей Константинович (читать бесплатно полные книги txt) 📗
Из былого (лирика).
Картина: гинеколог Р. И. гуляет с котом.
Стоит так кротко под деревом, а поводок уходит вверх, в листья.
* * *
Есть такое мероприятие: совещание заведующих.
Автор туда не вхож.
Донесли: заведующая, прослушав текущую информацию, решительно, шумно помяла в ладонях листок бумаги и объявила:
— Пора!
Встала и ушла.
* * *
Сотворение мира становится все понятнее и понятнее.
В начале было Слово.
Пример: утро. В отделении — тишина. Спокойствие, идиллия. Состояние пациентов — без ухудшения, процедуры отпускаются, бесшумно вонзаются иглы, сливаются в сортир таблетки. Обстановка — безоблачная, первозданный хаос. И так могло бы остаться до конца рабочего дня. Куда деваться трактору из колеи?
Не тут-то было: появляется М. Произносится Слово, за ним — Второе и Двадцать второе. Материя нарастает, словно мясо на костях, начинается бытие. Призывается заведующая отделением, сидевшая до того тихо… пламенеет заря нового мира… день начался.
* * *
Р., главный врач поликлиники, разделил по принадлежности мусорные бачки: на больничные и поликлинические. Лично следил, чтобы — не дай Бог! — какая санитарка из больницы не сунулась в чужую емкость.
* * *
Из древней истории: некто Ю. К. работал санитаром. Однажды, опившись, он погнал куда-то «рафик» и умудрился перевернуть его на бок. Ю. К. перепугался до того, что свалил из больницы — вообще: уехал на Украину, в родные пенаты, где — как утверждает легенда — прятался у матери на чердаке.
Его нашел нарочный из северной столицы: доставил депешу. Ю. К. предлагалось срочно вернуться в больницу, ибо его назначили заместителем главного врача по административно-хозяйственной части.
…Звезду Суворову Александру Васильевичу!
* * *
В ординаторской — фотообои: березовый лес. То ли весна, то ли осень. Рядом — кушетка.
…Больная вставала с кушетки, ей было тяжело — костыли, корсет и прочие штуки.
— Держись за березу! — сказала заведующая отделением.
* * *
Автор сидел и писал. К сожалению, историю болезни.
— У вас тут ушастик под двухтысячным, — сказала заведующая, кивая на календарь.
— ???????
— Ну как же, смотри.
Там, под календарем, пришпиленным к темного дереву шкафу, проступали невразумительные узоры — то ли тряпкой оставленные, то ли обеспеченные убогой лакировкой: ушастик. Уши там были.
* * *
Летом вокруг больницы обильно зеленеют насаждения, и в них кипит бурная жизнь.
Соседки по палате посоветовали больной И., которой ничто не помогало, кустотерапию.
Она, печальная, явилась к автору: назначьте!
* * *
Что выясняется! Не в столь далекие времена заведующая возглавляла парторганизацию.
* * *
Ч., заведующий травматологическим отделением, пьет ежедневно.
Утром можно видеть, как он, приближаясь по тропинке к больнице, на ходу кладет в рот пластиночку жвачки.
Вот он рассказывает: пришла к нему в кабинет бабка, а он после вчерашнего — никакой. Совсем. А бабка поет:
— Вы мне так помогли! Так помогли! Я вас, доктор, отблагодарю.
Ч. мучается, злится, страдает — дескать, хватит, сука старая. Давай сюда свою бутылку и уматывай. А та не унимается:
— Так помогли!.. Так помогли!…
Полчаса это длилось. Наконец, бабка — опять же со словами «я вас отблагодарю» — полезла в карман и вынула подарок: жвачку. И не упаковку, а одну пластиночку.
* * *
Беседа.
Заведующая отделением (сидя):
— Я уже десять лет как не снимала электрокардиограмму. Я себя чувствую хорошо.
Доктор М.:
— Еще бы.
* * *
Близится очередной День Медика. На сей раз администрация больницы «арендовала» и так (по слухам) ей принадлежащий пионерский лагерь (пустующий?).
— Черт с ним, не жалко! — прокомментировал доктор С.
От профкома — столы: водочка и колбаска. Остальное — за свой счет.
* * *
Трогательная история: автор дежурил, позвонила дочка Саша 5 лет. С детской серьезностью попросила:
— Будьте бобры, позовите (имярек)…
Что ж… устами — и так далее. Ребенок не ошибся. И сослуживицы восприняли как должное.
* * *
Плохо освещена поездка на электричке! А в разъездах проходит едва ли не треть жизни.
Пейзаж: хирург-уролог К., автор, коллега С. Год — Бог его знает, какой, мостят дорогу для Ельцина: ждут.
Автор ( печально глядя в окно):
— Забегали, суки. Дорогу ремонтируют! Ельцин едет.
С. (похлопывает К. по колену):
— К тебе едет: на мазок.
К. (с обычной мечтательностью):
— Кардиолог Акчурин — первое сердце, я — второе.
* * *
Фотообои не дают заведующей покоя. Созерцая, отметила:
— Березу криво нарисовали.
* * *
Поступили два брата, оба ливийцы. Внешность вполне моджахедская. Ну, там у одного то ли инсульт, то ли по башке треснули, а брат за ним ухаживает, но тоже с каким-то недомоганием. Первый же — совершенный баклажан, ничего не говорит и шевелится плохо.
Через две недели явился начмед. Он нахмурился и спросил:
— Почему с ним не занимаются логопеды?
— ??? Как?? Они же не понимают по-арабски.
Начмед пришел в известное замешательство. Осторожно:
— Да? А, может, все-таки попробуют?..
* * *
Это еще не все про ливийцев. Они совершали намаз, и в это время все больные из палаты расползались кто куда.
Начмед решил это дело упорядочить (церкви в больнице тогда еще не было). Решил подыскать небольшое молельное помещение.
На это доктор С. заметил:
— Коли так, придется включить в это место некоторые элементы мечети. И нарисовать, где Мекка, а то ведь они на Кронштадт молятся!
Начмед задумался.
— А это мысль!
* * *
Почти ежедневно можно видеть, как через больничный двор из корпуса в корпус бредут две фигуры: большая, сонная, грузная, а рядом — маленькая, старенькая и сухая (семенит). Это Пат и Паташон, они же — главная сестра больницы Г. (большая) и эпидемиолог Б. (старенькая). Идут куда-то с инспекционными намерениями. Проверяют, нет ли где фекалий.
Эпидемиолог — случай тяжелый всегда, а здесь — в особенности.
Сделали как-то раз в реанимационном отделении ремонт. Все сверкает! Явилась Б., сует везде свой нос — столько ведь вокруг интересного! — ей показывают то одно, то другое. И вот встрепенулась:
— А куда вы выливаете утки?
— М-м… В унитаз!
— А моете их где?
— Вот! — реаниматолог А. показал ей раковину и шланг, который надевают на кран.
— Непорядок. Надо отдельно.
И сделали умышленную утятницу. Если гордость неврологического отделения — клизменная, то в реанимации — утятница. Полсортира занимает, блестит. Дорогая.
С тех пор, стоит Б. зайти к реаниматологам, ее перво-наперво ведут утятницу смотреть. Б. уже старенькая, ей это каждый раз в новинку.
Утятница, понятно, бездействует. Ни разу не попользовались. И шланг в ней свернутый лежит.
* * *
Заведующая (неожиданно):
— А память стала улучшаться!
— Это почему?
— Пью циннаризин, ноотропил…
Через тридцать секунд, смеясь:
— Знаете, как написала? Тридцать первое, ноль шестого!…
* * *
Привезли личность, отдаленно напоминающую человека. Алкогольные судороги. Не помнит ничего, однако не удивляется.
— Что с тобой было? Почему тебя сюда привезли?
Пожимает плечами. Предполагает:
— Да ноги натер…
Действительно: обувь, когда развалилась сама собой, явила сильно сбитые, изъязвленные лапы.
— …Что ж ты пьешь-то столько?
— Иначе никак нельзя.
* * *
Выяснилось, что К., зам. главного врача по экспертизе, — в некотором роде поэт. Бывало, вываливал вирши тоннами — в поезде и в автобусе, по пути на работу и обратно. Пуще прочих внимал ему, захлебываясь лаем, верный, благодарный слушатель — патологоанатом. Вот, например: «Сидела в клетке канарейка, была у птички гонорейка». Возможно, это не К. сочинил. Возможно, стихи ему так понравились, что он их присвоил.
