Мерцание золота - Кожедуб Александр Константинович (книга регистрации .TXT) 📗
Пора так пора. Голому собраться — только подпоясаться.
— Книгу о Мытищах с собой брать? — отсалютовал я рюмкой Поронину.
— Не надо.
И после новоселья у Поронина я отправился в Санкт-Петербург.
Команда подобралась солидная: отдел реализации в полном составе и я. А отдел этот, как я уже говорил, у нас сплошь состоял из выпускников Бауманского училища.
Я знал, что в Бауманском учились технари, которые ни в каких других вузах учиться не могли. Их ум граничил с идиотизмом, они мне в этом признались сами.
— У нас либо нобелевские лауреаты, — сказал Дима Колтунов, начальник отдела, — либо пациенты психбольницы.
Коржов с Егоровым, его подчиненные, синхронно закивали. Шефа они поддерживали во всем.
— Кого больше? — спросил я.
— В смысле? — посмотрел на меня Колтунов.
— Лауреатов или идиотов?
— Примерно поровну, — озадаченно почесал затылок Дима.
Похоже, этот вопрос перед ним до сих пор не вставал.
— Но ведь вы пока ни те ни другие, — сказал я.
— Советская власть закончилась, и Бауманское училище стало таким же, как МАИ, — презрительно прищурился Колтунов.
— Даже хуже, — вмешался в беседу старших по званию Коржов. — Бауманка теперь как финансовая академия.
— Да ну? — поразился я.
Для меня Бауманское училище, авиационный институт и финансовая академия в одинаковой степени были палатой номер шесть. Учиться или работать там могли только душевнобольные.
— МГУ тоже хороший вуз, — сказал Саша Егоров.
— Только мехмат, — строго посмотрел на него Колтунов.
— С философского многих забирают, — вмешался Коржов.
— У тех просто голова слабая, — махнул рукой Колтунов. — О них и говорить не стоит.
Я подумал, что, возможно, в математике Колтунов, Коржов и Егоров были гениями, однако в продаже книг они не понимали ничего.
— Кто такой Ефремов? — спросил меня Коржов после совещания, на котором обсуждался тираж шеститомника писателя.
— Фантаст, — сказал я.
— Как Жюль Верн? — удивился Володя.
— Скорее как Беляев.
— Да ну? — еще больше удивился Коржов.
Похоже, что о Беляеве он тоже ничего не слышал.
— «Человека-амфибию» придумал, — сказал я. — А у Ефремова «Таис Афинская», «Час быка» и «Лезвие бритвы».
— Понял, — кивнул Коржов. — У меня сын фантастику любит.
«Зато книги хорошо разгружает, — подумал я. — Уже весь подвал забили пачками, скоро по этажам пойдут».
В Питере участников ярмарки разместили в мотеле на берегу Финского залива.
— Чтоб не разбежались, — сказал я Колтунову.
— Хорошее место, — не согласился со мной Дима. — Купаться только нельзя.
— Почему?
— Во-первых, холодно, во-вторых, вода грязная.
— И мелко, — добавил Коржов.
Мне понравилось, что ребята хорошо ориентируются на местности.
— На банкет пойдете? — спросил я.
— А как же! — хором сказали Коржов и Егоров.
— Банкет оплачен только на двоих, — строго посмотрел на подчиненных Колтунов. — Идут Колтунов и Кожедуб. А вы в магазин.
Вечером мы отправились в ресторан.
— Вон ваш столик, — показал официант. — На табличках написано, кто где сидит.
За нашим столиком уже сидели двое ребят.
«Издательство «Куб»», — прочитал я на табличке.
— Сергей, — представился один из них.
— Гена, — сказал второй. — А вы и вправду писатели?
— Конечно, — кивнул я. — Современные.
— А раньше были советские, — хихикнул Колтунов.
«Остряк бауманский, — покосился я на него. — Ты ведь еще ничего не написал. И не напишешь».
— Я пошутил, — сказал Дима.
— За знакомство! — взял я в руки бутылку.
— Мы не пьем, — сказал Сергей и посмотрел на коллегу.
— Совсем, — кивнул тот.
— Как это? — удивился я.
— От одного вида блевать хочется, — наклонился ко мне Сергей. — Три месяца попили — и все. Полная аллергия.
— А до этого?
— До этого мы на рынке торговали. Погрузка, разгрузка… — Сергей задумался. — Короче, пока не стали издателями, все было нормально.
— У издателей не такая водка? — я никак не мог врубиться в суть проблемы.
— Навар не тот, — пришел на помощь товарищу Гена. — Здесь же тысяча процентов прибыль! Деньги девать некуда. А когда некуда, сам знаешь…
— Что вы издаете? — осторожно осведомился я.
— Книги! — изумленно посмотрел на меня Сергей. — Детективы, бабские романы…
— Дамские, — поправил его Гена.
— А сами вы их читали? — вмешался Колтунов.
— Никогда! — помотал головой Сергей. — Я вообще писателей первый раз вижу.
— И я, — сказал Гена. — Даже представить не мог, что такое бабло наварим.
— Значит, пьем только мы с тобой? — взглянул я на Колтунова.
— Я тоже не буду, — отодвинул в сторону рюмку Дима. — Хочу вечером по городу прогуляться. Все ж белые ночи.
Я взял со стола бутылку и отправился разыскивать Коржова с Егоровым. На этом банкете мне делать было нечего.
Однако события в этот день развивались по сценарию, написанному отнюдь не добрыми ангелами.
Колтунов, Коржов и Егоров отправились гулять по ночному Питеру. Я, походив вокруг мотеля, вернулся в свой номер и лег спать. А утром меня разбудил Коржов.
— Надо что-то делать, — сказал он, когда я открыл дверь.
— Сейчас пойдем завтракать, — пожал я плечами.
— Колтунова забрали в обезьянник. — голос у Володи дрогнул.
— Куда?! — опешил я.
— В милицию, — взял себя в руки Коржов. — Мы пошли в кафе, заказали чебуреки. Дима попробовал — несвежие. «Дайте жалобную книгу», — говорит.
Он замолчал.
— И что, дали книгу?
— Они милицию вызвали. Он ведь платить отказался. Его и увезли.
— А вас? — перебил я его.
— Мы заплатили, — опустил голову Володя. — За себя.
— Так, — почесал я затылок. — Может, вы пьяные были?
— Бутылку на троих выпили, — признался Коржов.
— Ну? — ждал я дальнейших объяснений. — Подумаешь, бутылка на троих.
— Дима сказал, что будет жаловаться в прокуратуру, а мы ведь приезжие. Капитан так и сказал: не были бы вы москвичами, отпустил бы. Пусть, говорит, до утра посидит, там посмотрим.
— А вы?
— Мы на улице ждали, пока не стал ходить транспорт. Ну, что, едем в милицию?
— Который час? — посмотрел я на часы. — Половина девятого. Сейчас позавтракаем, а там и ваш начальник прибудет.
Меня в милицию еще не забирали, но отчего-то я был уверен, что Колтунова отпустят. И оказался прав. В половине десятого Дима был у себя в номере.
Он сидел в трусах и майке на кровати, раскачивался и монотонно бормотал:
— Нет, я этого так не оставлю! За тухлое мясо забирать в милицию вы не имеете права! В прокуратуру напишу, в Верховный суд и Совет Федерации!
— Лучше сразу в лигу сексуальных реформ, — сказал я. — Колтунов остается здесь, а мы на выставку. Белые ночи, между прочим, не все переносят адекватно. Если до утра не оклемается, вызовем «скорую».
— Какую «скорую»?
Коржов и Егоров синхронно отступили от меня на шаг.
— Психическую, — сказал я. — Вы же сами сказали: бауманские либо гении, либо психи. Сами выбирайте, куда ехать.
Ребята молча пошли за мной.
3
Я приехал в Минск на съезд Союза писателей Беларуси.
В принципе для этой организации я уже был отрезанный ломоть. На учете писатели состояли по месту жительства, а с девяностого года официально я числился москвичом. Неофициально же вдали от родины я жил с восемьдесят второго года, то есть с момента женитьбы.
— Здорово, москаль! — услышал я.
Навстречу мне с протянутой рукой шел поэт Анатоль Стус. Не поздороваться с ним было нельзя.
Именно в тот момент, когда я уехал из Минска, в Белоруссии громко заявили о себе «тутэйшыя», молодые литераторы-националисты. Они были намного радикальнее, чем мы с Гайвороном. Стус был их лидером, и начал он с того, что на заседание президиума Союза писателей явился с миской борща. Пока Максим Танк выступал, Стус хлебал борщ, громко стуча ложкой.
