Перфекционистка из Москвы - Хайнц Мария (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Он улыбается, качает головой и кажется мне в этот момент таким красивым, каким только может быть улыбающийся, качающий головой с пригорка мужчина. Мужчина, в которого я влюблена. Потом он подпрыгивает от какой-то непонятной радости, сбегает вниз на дорогу, подхватывает меня под локоть и тащит вперед, от чего я совершенно теряюсь. Мне и без того каждый шаг, приближающий нас к родителям, дается с трудом. Будто к ногам привязали чугунные гири и пустили под гору. Они тянут вниз, а ты не просто силишься не скатиться с ними вниз, а пытаешься еще выдерживать складную походку и беззаботное выражение лица. Алексей продолжает тянуть меня вперед, а я молю только о том, чтобы не встретить знакомых. Если соседи увидят, что мы под ручку идем, сплетен не оберешься. Потом родители никогда не поверят, что он мне и не друг вовсе, то есть не моя новая пассия, как выразилась бы Света. Хотя впрочем в это и так никто не поверит. Соседи, как назло, выстроились рядком за своими калитками, улыбаются нам, машут, кивают и провожают взглядом. Я делаю вид, что никого не знаю. Алексей энергично машет за нас обоих.
У деревянного сруба с резными белыми ставенками и летней террасой в форме навеса сидит папа в замусоленной рабочей одежде и что-то пилит. Мне хочется окрикнуть его, чтобы он успел переодеться к нашему приходу, но Алексей прикладывает палец ко рту, и я молчу. Завидев нас, папа широко улыбается, обтирает руки о рубаху и идет к нам навстречу большими шагами вдоль ровных, недавно убранных, пахнущих осенней ботвой грядок. Поравнявшись с нами, папа протягивает широкую ладонь Алексею, обнимает его, как старого знакомого, потом притягивает меня к себе, да так, что я чуть не задыхаюсь, поворачивается к дому и громко кричит:
– Таня, у нас гости!
– Кто? – раздается из глубины тонкий голос мамы.
– Выходи, увидишь!
– У меня руки грязные, я посуду мою.
– Выходи сама, иначе я тебя вынесу вместе с посудой!
Папа смеется. Раздаются торопливые шаги, и на пороге появляется ловкая худенькая женщина в спортивном костюме, с косынкой на голове и резиновых перчатках. Такой я маму никогда не видела. Она вскидывает руки, не зная, что делать: снимать ли перчатки, бежать в дом переодеваться или приветствовать гостей.
– Что же ты не предупредила, дорогая! – вырывается у нее, как я и ожидала. – Мы бы подготовились. Ты нас посещениями не часто балуешь, да еще с молодым человеком!
Я сжимаюсь, ожидая дальнейших упреков, но их не следует. Ни одного слова, ни намека на то, что мы помешали или приехали не вовремя. Избавившись от перчаток, мама обрушивает лавину чувств на меня: прижимает к себе, гладит по спине, целует. Мне не по себе от таких нежностей.
– Ну что же ты молчишь? – обращается она ко мне. – Представь молодого человека.
– Это Алексей, – тихо отвечаю я. – Мой хороший знакомый.
– Очень приятно познакомиться, хороший знакомый, – она звонко смеется, Алексей ей вторит. – Татьяна Васильевна, мама этой застенчивой молодой леди, как вы уже наверное догадались. Чувствуйте себя как дома.
– Чайку? – предлагает отец. – Или до обеда подождем?
– Я не знаю, останемся ли мы до обеда, – отвечаю я невпопад.
– Конечно останемся! – заявляет Алексей. – С большим удовольствием пообедаю на свежем воздухе. У вас наверное всё с огорода? Своё всегда вкуснее!
Родители переглядываются и улыбаются в ответ.
– У нас уже почти всё готово, – кричит мама, убегая на кухню. – Толик, проведи для детей экскурсию. Только в сарай не води. Там у тебя вечный беспорядок.
– Беспорядок – это когда чего-то не можешь найти. А я там нахожу всё, что мне нужно. Если не сразу, то через день обязательно найду, – парирует папа и ведет нас по участку. – Здесь была свекла, здесь морковь, здесь, как видите, клубника. Кусты все молодые, еще будут плодоносить. Ну а теперь, молодой человек, я отведу вас во святую-святых, хоть моя жена и против, – в мою столярную мастерскую.
Папа по-отечески обхватывает Алексея, идёт с ним в сторону сарая. Я остаюсь среди грядок, немного озадаченная. Родители ведут себя странно. Расслабленные и естественные до невозможности. Такими я их не знала. Никаких тебе указаний по прополке, критически оценивающих взглядов и шепотков типа «Ты предупредить не могла что ли?» Реакции родителей, особенно мамы, никак не походят на те, к которым я привыкла. Они действительно рады нам или умело разыгрывают фарс? Они сейчас настоящие или какими были всегда со мной?
– Обед! – слышу голос мамы и захожу в дом.
Осматриваю комнату. Давно я здесь не была! Пахнет борщом и зеленью. Мама только что убиралась: на мебели в некоторых местах следы от тряпки еще не просохли, посуда сложена в раковину и прикрыта большим эмалированным тазом. В целом всё чистенько, но того блеска, которым раньше славилась мама и которого требовала от меня, нет. Копить посуду всегда считалось у нас преступлением номер два, преступлением номер один была немытая обувь. Кстати, обувь моих родителей оставляет желать лучшего. Старые тапки, которые, как это водится у дачников, они привезли из города, когда в квартире их стало стыдно носить. Одежда, мебель, посуда, коврики – всё было второсортным, из серии «выбрасывать не будем, пригодится на даче».
Только еда здесь всегда первоклассная: борщ, картошка с котлетами и самодельные заготовки: соленья, лечо, кабачковая игра, квашеная капуста и какая-то необычного цвета паста, оказавшаяся маминой импровизацией на тему поздних овощей, с которыми не знали что делать.
– Всё своё, кроме котлет, – не без гордости заявляет папа и лезет в сервант, привезенный из деревни после смерти его родителей. – По рюмочке за знакомство?
– Не откажусь, – отвечает Алексей и предлагает тост. – За знакомство и замечательный обед.
– Если бы мне Татьяна Васильевна руки не связывала, то я бы и бычка завел. Тогда и мясная продукция у нас своей была. Полностью натуральное хозяйство.
– Тебе волю дай, ты бы, как кот Матроскин из Простоквашино, и корову завел, и теленка, а потом бы их еще в избу переселить предложил, а молоко в умывальник наливал.
– А чем плохо? Клеопатра тоже ванны из молока принимала. И ничего себе женщина была, до сих пор её красоту помнят.
– Её помнят, потому что она египетской царицей была, – смеюсь я.
– Были и другие царицы в Древнем Египте, – встает на защиту папы Алексей, – но помнят её. Видимо, молочные ванны не последнюю роль сыграли.
– За красоту! – папа поднимает стопочку.
Мы чокаемся и принимаемся за борщ. Говорят на перебой. Папа хвалит урожай, мама сообщает новости от соседей и про подготовку к зиме. Я молчу и думаю, что никогда не видела свою семью такой… идеальной что ли, о которой я всегда мечтала. Будто вмиг меня перенесли на другую планету, к другим родителям, которые выглядят также как и мои, но внутри совсем другие: спокойные, понимающие, любящие, принимающие. Мне всегда этого хотелось: чтобы дома мы делились новостями, радостью, поддерживали в трудную минуту. Но ведь этого не было! Я приехала показать Алексею, какая ужасная у меня семья, педантичная мать, засевшая в моей голове, а они, оказывается, совсем не такие! Алексей подумает, что я сама все проблемы выдумала. На обратном пути скажет, что голос, живущий во мне, – не мамин. Не может такая милая женщина гадить у собственной дочери в голове. Судя по всему, у меня просто шизофрения. Я придумала себе, что голос – мамин.
– Лицемеры! Перестаньте! Меня тошнит от вашего вранья! Мама, ты же совсем не такая, совсем не такая мама, какую мне всегда хотелось…
Мне очень хотелось это крикнуть, но я молчу. Я тихонько сижу, даже иногда улыбаюсь в ответ на шутки и играю отведенную мне роль благовоспитанной и послушной дочери.
– А как у тебя дела, Александра? – слышу я вдруг голос папы.
– Всё хорошо.
– Почему ты не на работе? Выходной дали? Отгул? – подхватывает мама. – Мы-то привыкли быть в вечном отгуле, поэтому не удивляемся, если другие не работают. Мы – пенсионеры! Люди с другой планеты, как я говорю. Ни забот, ни хлопот. Выросла ли морковка, не замерзла ли картошка – вот наши мировые катаклизмы.
