Вспять: Хроника перевернувшегося времени - Слаповский Алексей Иванович (полная версия книги TXT) 📗
В связи с этим многие заглядывали далеко вперед, гадая: будет ли повторен теракт 11 сентября 2001 года, предотвратят ли нападение самолетов на небоскребы в Нью-Йорке? С одной стороны, это надо сделать, с другой, если даже и не принимать никаких мер, десятого сентября башни будут стоять такими, как были, и все, кто погиб одиннадцатого, оживут. При условии, что десятое настанет.
Других занимал вопрос, успеют ли до поворота времени (а его продолжали ждать) ожить Стив Джобс, Бурхануддин Раббани, Юджин Найда и другие, кто покинул наш мир недавно.
Заголовки об атомной бомбе появились везде почти одновременно — с вопросительными знаками, как это и принято в желтой прессе; загадка в том, что никаких оснований для истерики не было: никто из серьезных политиков США и России даже не заикался на эту тему. То ли какой-то политический комментатор обмолвился, то ли брякнул какой-то балабол из нашей Думы или американской палаты представителей, то ли какому-то выжившему из ума генералу пришла в голову сладкая мысль, которой он с кем-то поделился, — о возможности припугнуть мир раз и навсегда, показать свою мощь, и пусть о ней помнят, не важно, в прошлом или в будущем.
Болтовня желтой прессы не прошла даром: тут же начались двусторонние консультации по телефону (личные встречи стали затруднительны из-за сдвигов во времени) на самом высоком уровне, главы государств заверили друг друга, что за опасным пустобрехством ничего нет и быть не может. Тем не менее службы внешней разведки обеих стран получили соответствующие задания об усилении контроля, а системы противоядерной защиты были приведены в полную боевую готовность, из которой они сами по себе вышли после полуночи, но их тут же опять настроили на боевой режим.
Самым печальным следствием слома времени стали уже упоминавшиеся погромы и безобразия, в считаные дни превратившиеся в пандемию.
Как видим, и наш Рупьевск попал в сводку российских и даже мировых новостей.
Прокурор Оптов наутро после бесчинств понял, что у него есть хороший способ реализовать идею о телесном наказании, но при этом не трогать пока Илью Микенова: все-таки интеллигентный взрослый человек, могут не так понять. А Столпцову объяснить, что, прежде чем покарать Микенова, надо было провести что-то вроде тестовой акции, для того чтобы оценить отношение к этому общественности и населения. То же самое можно сказать и Перевощикову, желающему отомстить Анатолию за бесчестие дочери.
Надо было всё надлежащим образом оформить. Виктор Александрович зашел к майору Чикину, благо тот был в соседнем здании, и изложил ему суть дела.
— То есть что ты этим хочешь сказать? — Чикин был верен своей привычке переспрашивать.
— Я хочу сказать, придурков наказать надо или нет?
— Надо. А то, паразиты, ночью исчезли все отсюда — и как ни в чем! Будто и не виноваты!
— В корень смотришь. Василий Павлович. Следовательно, без наказания оставить нельзя. Но такого наказания, которое действенно на день исполнения. Поэтому мы и решили: выпороть.
— Кто это — мы?
— Ну, я советовался кое с кем.
— Почему я не знаю?
— Теперь знаешь.
— Чудите вы… Хотя меня вот, между нами говоря, отец лупил, не ремнем, правда, и не розгами, а зажмет голову под мышку и кулаком по темечку постукивает. И вбил ум, между прочим, — я и образование получил, и сижу на хорошем месте, и уважают меня. Но все-таки… С юридической точки зрения как-то… У нас и в кодексе такого наказания нет.
— Мало ли. Вон горские народы до сих по шариату судят, и плевать они хотели на твой кодекс. А в казачьих станицах, я слышал, давно уже потихоньку порку ввели — на майдане, при общем сходе.
Власть знает, но закрывает глаза.
— Все равно, надо с Валентиной Матвеевной обсудить.
Чикин имел в виду председателя городского суда Мутищеву.
Оптов сказал, что как раз собирался это сделать.
Позвонили Мутищевой, пошли к ней: она находилась в другом крыле того же здания.
Валентина Матвеевна сходу начала жаловаться: суд дезорганизован, на заседания никто не является, ссылаясь на то, что они уже были, и вообще, если так дело пойдет, в стране наступит полная анархия. И уже наступила, если иметь в виду вчерашние события.
— О том и речь! — сказал Оптов.
И изложил свой план.
Мутищева, как и Чикин, сначала сомневалась, а потом поняла: другого способа обуздать бесчинства, наверное, просто нет.
Чикин дал команду своим сотрудникам, которые обрадовались конкретному делу и в течение нескольких часов отловили всех, кто принимал участие во вчерашнем погроме. Это было сделать нетрудно:
свидетелей уйма, соседи охотно указывали на хулиганов, боясь, что вчера они громили магазины, а завтра примутся за тех, кто живет рядом (некоторые уже и принялись: кто сарай поджег, кто в машину соседа камнем бросил — просто так, для озорства). Да и хулиганы не очень-то упирались. Свежие, бодрые, включая тех, кто вчера был убит, они, собранные в спортзале школы, с азартом и хвастовством вспоминали вчерашние приключения и, похоже, были не прочь еще покуролесить.
Спортзал был выбран не случайно: он имел крепкую металлическую дверь и окна из толстых стеклоблоков, которые без подручных средств разбить невозможно, а средств этих в спортзале не было — заранее убрали брусья, гимнастическое бревно и демонтировали шведскую стенку.
Родители арестованных подтянулись в центр, к административным зданиям, желая знать, что власть намерена сделать с их детьми.
Тут вышла секретарь суда и пригласила всех на экстренное заседание.
В самом суде не нашлось достаточно большого помещения, поэтому перенесли заседание сначала в зал совещаний администрации, а потом и вовсе в кинотеатр.
Не только родители и родственники подростков, весь город собрался в кинотеатре, что было на руку устроителям: они как раз и хотели широкой публичности. В первом ряду, но по разные стороны, сидели Столпцов и Перевощиков с женами. Анастасия не пришла. Илья Микенов явился по повестке и только здесь узнал, что судить собираются вовсе не его.
— До вас тоже очередь дойдет, — сказал ему многозначительно Оптов.
Начались слушания.
Свидетели и пострадавшие охотно рассказывали о том, что произошло.
Но, поскольку все разбитое и разграбленное оказалось цело, а все ушибы, увечья и повреждения испарились, обвиняемые, свидетели, адвокаты, да и публика, были настроены на шутливый лад. В дальнем ряду сидел Посошок с Владей Корналёвым и, хотя был в приподнятом алкогольном настроении, общего настроя не разделял.
— Зачем они это делают? — не понимал он.
— Для проформы, — отвечал Владя. — У нас всё для проформы делается. Отреагировать как-то надо? Вот они и реагируют.
Но тут зал вдруг затих. Слава и Владя поневоле прислушались к словам выступающего прокурора Оптова.
— Таким образом, учитывая тяжесть содеянного, — говорил он, — учитывая ту опасность, которую представляют для общества обвиняемые, учитывая, что может быть создан опасный прецедент безнаказанности, учитывая, что если сегодня обошлось и мертвые ожили, потому что после понедельника наступило воскресенье, но завтра может не обойтись и мы будем иметь гору трупов…
Тут Оптов сделал паузу, чтобы слушатели уяснили глубокий смысл его слов, и, судя по задумавшимся лицам, эффект был достигнут: очень многим впервые пришла в голову эта не очень сложная, в общем-то, мысль. Ведь могут не другого, а меня убить, подумал рупьевский обыватель. И завтра не воскресну, а — насовсем. Действительно… Нехорошо…
— Поэтому! — повысил голос Оптов. — Вина доказана, преступление совершено, и я прошу суд назначить наказание в виде… — Оптов замялся, ему не хотелось произносить слово «порка», — в виде телесного наказания посредством, — и опять он запнулся, — посредством подручных средств, как то… — и снова заминка, надо выговорить «розги», но не выговаривается, — посредством древесных прутьев.
— Розог! — строго поправила Мутищева.
